Вообще, от «Анны» временами есть ощущение, что пятидесятилетний Медем с опережением лет на двадцать прибежал к той отметке, на которой режиссеру неотвратимо хочется тискать что-то молодое, одновременно изрекая мудрости, — но сомнения в его вменяемости в конечном счете отменяет дурацкий хохоток, с которым героиня в самый последний момент соскакивает со старательно выстроенного для нее алтаря.