Зато в «Маме» через всю эту ерунду с привидениями порой просвечивает, особенно в финале, та особенная меланхолия, которую излучают режиссерские работы самого дель Торо. Меланхолия, выжатая из контраста между уютом детской спаленки и холодной тьмой снаружи, между нежной кожей ребенка и черной лапой чудовища, между попыткой это чудовище понять и принять — и заведомой ее обреченностью.