Чуть ближе к финалу «Самаритянина» напрашивается деконструкция извечной рекурсии архетипических комикс-сюжетов, но потом все встает на свои места: Сталлоне произносит очередную воодушевляющую чепуху, и фильм заканчивается, будто бы не начавшись.