Этот кооперативный капустник мог бы быть даже забавным, если бы во второй, парижской, части фильма режиссер не врубил на полную мощь славянскую сентиментальность. Когда кажется, что мучительнее французского произ­ношения Гуськова все равно ничего уже не будет, озябшие руки узницы ГУЛАГа во флешбэках начинают под красиво падающими снежинками выводить ноты Чайковского на воображаемой скрипке — и «Концерт» из глупости окончательно преображается в гнусность.