Этот кооперативный капустник мог бы быть даже забавным, если бы во второй, парижской, части фильма режиссер не врубил на полную мощь славянскую сентиментальность. Когда кажется, что мучительнее французского произношения Гуськова все равно ничего уже не будет, озябшие руки узницы ГУЛАГа во флешбэках начинают под красиво падающими снежинками выводить ноты Чайковского на воображаемой скрипке — и «Концерт» из глупости окончательно преображается в гнусность.
