Даже в самые решительно абсурдистские моменты за зазеркальем караксовской иррациональности просвечивает нечто нежное, хрупкое. Возможно, это вопль художника, столь утомленного несовершенством человеческих жизней, что ему остается только скручивать их в куда более прекрасные кинематографические формы.
