В фильме чувствуется редкая внутренняя свобода — режиссер говорит о том, что его волнует, в органично родившейся, а не навязанной мейнстримом форме. По сути, Кончаловский становится четвертым героем фильма, и его исповедь столь же пронзительна, как у его героев.