Мартин Скорсезе решил расставить все точки над «i» и самостоятельно рассказать о своем отношении к фильмам Marvel и состоянии современной киноиндустрии. Режиссер написал для New York Times авторскую колонку «Я сказал, что фильмы Marvel не кино. Давайте объясню», в которой изложил свои мысли по поводу противостояния блокбастеров и авторского кино.
Вот что пишет Скорсезе:
«Большинство кинофраншиз сделаны чрезвычайно талантливыми людьми. Это видно на экране. Тот факт, что эти фильмы сами по себе не интересуют меня, связан исключительно с личными вкусом и характером. Я понимаю, что, будь я моложе, если бы рос в другое время, эти фильмы приводили бы меня в восторг, и, кто знает, может быть, я даже сам захотел снять один такой. Но я вырос, когда вырос, и мои представления о кино, о том, чем оно было и может быть, также далеки от киновселенной Marvel, как Земля от альфа Центавра.
Для меня, для кинематографистов, которых я люблю и уважаю, для моих друзей, начавших снимать кино одновременно со мной, суть кино была в откровении — эстетическом, эмоциональном, духовном. Его суть была в персонажах — сложных людях, их противоречивой, порой парадоксальной природе, как они могут ранить друг друга, любить друг друга и неожиданно сталкиваться с собой.
Его суть была в столкновении с неизвестным на экране и в жизни, которую кино драматизирует и интерпретирует, в расширении понимания того, чем может быть искусство.
И для нас это было важнее всего — что это форма искусства. Тогда об этом постоянно спорили, и мы взялись доказать, что кино сравнимо с литературой, музыкой или танцем. И поняли, что искусство можно найти в самых разных местах и оно может принимать самые разные формы — в фильмах „Стальной шлем“ Сэмюэла Фуллера, „Персона“ Ингмара Бергмана, „Всегда хорошая погода“ Стенли Донена и Джина Келли, „Восход скорпиона“ Кеннета Энгера, „Жить своей жизнью“ Жан-Люка Годара и „Убийцы“ Дона Сигела.
Или в фильмах Альфреда Хичкока, наверное, можно сказать, что Хичкок был франшизой сам по себе. Или что он был нашей франшизой. Каждый новый фильм Хичкока становился событием. Непередаваемый опыт — сидеть в забитом кинотеатре и смотреть „Окно во двор“. Это было событие, порожденное связью между зрителем и самой картиной, и это было потрясающе.
И в определенном смысле фильмы Хичкока также были парками аттракционов. Я сразу вспоминаю о финале „Незнакомцев в поезде“, действие которого разворачивается на карусели, в настоящем парке аттракционов, и „Психо“, который я смотрел на полночном сеансе в день премьеры — незабываемый опыт. Люди удивлялись и радовались, они не были разочарованы.
60 или 70 лет спустя мы продолжаем смотреть эти фильмы и поражаться. Но возвращаемся ли мы из-за сюрпризов и чувства восторга? Не думаю. „На север через северо-запад“ выглядит просто потрясающе, но без болезненных переживаний в центре истории или полной потерянности героя Кэри Гранта он бы стал лишь набором последовательных красивых кадров и монтажных склеек.
Развязка „Незнакомцев в поезде“ — достижение, но именно взаимодействие между двумя главными героями и полностью выбивающая из колеи игра Роберта Уокера — вот что до сих пор вызывает интерес.
Кто-то скажет, что фильмы Хичкока похожи друг на друга, и, возможно, так и есть — Хичкок сам об этом задумывался. Но однообразность современных блокбастеров — нечто совершенно другое. Многое из того, что для меня определяет кино, можно найти в фильмах Marvel. Чего там нет, так это откровения, загадки, настоящей эмоциональной опасности. Нет никакого риска. Эти фильмы снимаются, чтобы удовлетворить конкретные требования, и создаются как вариации конечного количества тем.
Они кажутся сиквелами, но по сути это ремейки, и все, что в них есть, получило одобрение, иначе быть не может. В этом суть современных блокбастеров: рынок исследован, на зрителе протестировано, одобрено, переделано, вновь одобрено и снова переделано, пока не получится готовый к потреблению продукт.
Другими словами, они все то, чем не являются фильмы Пола Томаса Андерсона, Клер Дени, Спайка Ли, Ари Астера, Кэтрин Бигелоу или Уэса Андерсона. Когда я смотрю фильмы этих режиссеров, то знаю: увижу что-то совершенно новое, получу неожиданный или даже неизвестный опыт. Мои представления о том, как истории можно рассказать с помощью движущихся картинок и звука, будут расширены.
Вы спросите, что меня не устраивает? Почему не оставить супергеройские фильмы и блокбастеры в покое? Все просто. В этой стране и мире франшизы — ваш главный выбор, если вы хотите что-то посмотреть на большом экране. Сейчас опасное время для кинопоказов, и независимых кинотеатров мало, как никогда. Формула изменилась, и стриминг стал главной системой для просмотра. Тем не менее не знаю ни одного режиссера, который не хотел бы снимать фильмы для большого экрана, проецируемого зрителю в кинотеатре.
Это включая меня как человека, который только что закончил картину для Netflix. Он и только он дал нам возможность сделать „Ирландца“ так, как мы хотели, и за это я буду ему вечно благодарен. У нас будет ограниченный прокат, что очень хорошо. Хотел бы я, чтобы у фильма было больше экранов и его показывали дольше? Разумеется. Но с кем бы ты ни делал свой фильм, факт остается фактом: большинство залов в мультиплексах занято блокбастерами.
И если вы скажете мне, что все дело в спросе и предложении, в желании дать людям то, чего они хотят, я с вами не соглашусь. Это проблема курицы и яйца. Если людям давать только что-то одно и бесконечно продавать только что-то одно, то они, конечно, будут хотеть только что-то одно.
Но, скажете вы, разве они не могут прийти домой и посмотреть что-то другое на Netflix, iTunes и Hulu? Бесспорно, где угодно, но не на большом экране, где по замыслу режиссера зрители и должны были увидеть его или ее фильм.
За последние 20 лет киноиндустрия претерпела немало кардинальных изменений. Но самая пугающая, которая прошла тихо, под покровом ночи, — постепенное, но неумолимое уничтожение риска. Большинство современных фильмов — идеальные продукты, созданные для немедленного потребления. Многие из них очень хорошо сделаны талантливыми людьми. Тем не менее в них нет чего-то важного, что должно быть в кино — единого видения одного творца. Потому что творец — это самый большой риск.
Я не утверждаю, что фильмы должны быть оплаченной формой искусств, или что они когда-то такими были. Когда голливудская система еще была жива и здорова, авторы постоянно спорили с людьми, руководившими бизнесом, но это был продуктивный спор, из которого родились величайшие фильмы в истории. Как говорил Боб Дилан, лучшие из них были «героическими и визионерскими».
Сейчас этого спора нет, в индустрии есть люди, которым совершенно безразличен сам вопрос искусства, а отношение к истории кино одновременно пренебрежительное и собственническое — смертельное сочетание. Как ни печально, но сейчас есть две отдельные области — международное, аудиовизуальное развлечение и кино. Иногда они пересекаются, но это происходит все реже и реже. Боюсь, финансовое превосходство одного используется, чтобы изолировать и принижать существование другого.
Для всех, кто мечтает снимать или только начал это делать, сейчас ситуация очень жестокая и негостеприимная к искусству. И эти слова наполнили меня непередаваемой грустью».
Спор вокруг фильмов Marvel начался 3 октября, когда Скорсезе признался, что не смотрит фильмы студии и не считает их настоящим кино. Впоследствии к нему присоединились Фрэнсис Форд Кополла и Кен Лоуч, хотя нашлись и защитники киновселенной. Как на протяжении двух недель разворачивалась история, КиноПоиск рассказал в материале «Марвелгейт: Хроника атаки на супергеройское кино».
Источник: New York Times
Подписывайтесь на канал КиноПоиска в Telegram, чтобы быть в курсе всех самых важных новостей из мира кино и сериалов.
