Взросление девочки в период 1990-х, 50 оттенков серого в Питере, якутская мистическая драма и разрушительный роман врача и пациентки — рассказываем об остальных конкурсных фильмах «Кинотавра».
«Кто-нибудь видел мою девчонку?»
Ленинград 1990-х захватывают перемены, а студентка театрального влюбляется в кинокритика и учится быть музой. Сцены из их супружеской жизни варьируются от разговоров на последнем дыхании, как во французском кино, до домашнего насилия, тоже, впрочем, подражающего эпизодам из гиньоль-фильмов (он бьет ее ногами в живот с криками, что так могло бы быть в фильмах Карпентера). Эти сцены, как карточки в фотоальбоме, сортирует и комментирует уже повзрослевшая, освободившаяся, добившаяся успеха и перебравшаяся во Францию героиня. Зрелую женщину играет Виктория Исакова, чей голос за кадром и чье лицо в кадре любому сюжету придает благородство. А юных героев — Аня Чиповская и Александр Горчилин, наблюдать за которыми приятно даже тогда, когда им приходится произносить чудовищные фразы вроде: «Пса звали Джеймс Бонд, но для нас он стал Боней. Боня превратился в символ новой волны нашей любви». Еще в фильме есть Юра Борисов, которого кормят устрицами, и золотые поля под густым нормандским небом. И пыльный, похожий на пожелтевшую газету Петербург.
Это экранизация книги «Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже» бывшего редакционного директора Conde Nast Russia Карины Добротворской. Текст — односторонний эпистолярный роман, посвященный ее мужу Сергею Добротворскому, киноведу-легенде. Добротворский умер от передозировки наркотиков в 1997 году, и книга предполагает, что его уход мог быть осознанным выбором, продолжением исканий и исследований, которые так завораживали коллег журналиста. Но на «Кинотавре» экранизацию разгромили. Претензий к фильму Ангелины Никоновой много. Но главная в том, что сложные и трагические отношения, которые могли бы стать материалом для наших «Мечтателей», на экране превращаются в «Пятьдесят оттенков серого», только герои одержимы не сексом, а синефильской графоманией. Хотя настоящих Добротворских (он — образец для подражания среди кинокритиков, она — успешный медиаменеджер в глянце) в этом заподозришь в последнюю очередь. А еще эта психотерапевтическая книга, героиня которой пытается освободиться от чувства вины и разобраться с травмами прошлого, вдруг превращается в кино — назовем вещи своими именами — в revenge porn.
Юную аудиторию, которой нравятся чувственные истории о травматичной любви «как на экране», картина должна увлечь. А зрителям постарше она шлет четкий сигнал: если относиться к жизни как к сценарию, то она превратится в вульгарное клише. Кино должно оставаться в кино.
«Маша»
Еще один фильм с Аней Чиповской, которая, впрочем, появляется в нем ровно на 10 минут, хотя именно этот из четырех ее фильмов на «Кинотавре» лучший. Если бы не финал, «Маша» была бы идеальным зрительским кино — легким, энергичным, ярким, эмоциональным. Сюжет такой: в маленьком русском городе в лихие 1990-е жила-была девочка Маша (14-летняя Полина Гухман, актриса-вундеркинд), которую окружали медведи. Медведи (главного играет Максим Суханов, настоящий Тони Сопрано) грабили ларьки, ели людей, занимались приватизацией заводов и много боксировали, но Машу очень любили. Ребенок рос среди этих бандитов, пока не понял, что так жить нельзя.
«Маша» — режиссерский дебют сценаристки «Большого» Анастасии Пальчиковой, которая рассказывала, как в родном Саратове в 1990-е привычно пряталась под машинами во время перестрелок. Пальчикова захотела показать не бандитов той эпохи, а детей, которые формировались в то время. Оператор фильма — Глеб Филатов, который год назад получил приз «Кинотавра» за свою хронику 1990-х в фильме «Бык», но в этот раз героиня смотрит на хмурое время сквозь розовые очки. Сочетание невинности Маши с жестокостью медведей делает фильм пронзительным зрелищем: добро в нем спорит со злом, наивный гуманизм — с социальным дарвинизмом, а подростковый роман воспитания — с жесткой криминальной драмой. Такое парадоксальное, но при этом очень понятное и легкое кино про 1990-е хочется смотреть и смотреть; из «Маши» бы вышел отличный сериал в пару «Мир! Дружба! Жвачка!».
«Вмешательство»
И снова фильм с Чиповской. Сам по себе неудачный (но зато искренний, а не просчитанный; заряд авторской боли в нем колоссальный), но с точки зрения актерской работы — героический, прорывной. Лицо Чиповской как маска из Instagram накладывается на образ клубной танцовщицы с депрессивной окраины, девчонки-гопницы в мастерке, чья жизнь состоит из ссор, слез, кокаина, стриптиза и караоке. Это мир, где люди едят людей, а аппетитнее всех причмокивают самые близкие. Мать и отец в этой вселенной страшнее любого врага, а мужчины — от травмированного гопника до врача, который вроде бы должен героиню спасти и исцелить — оказываются хищниками. Но трансформация героини из затравленной жертвы в свободного человека в фильме занимает целых два часа. И эти два часа станут для зрителя очень мучительными.
«Пугало»
Третий (за три года!) фильм Дмитрия Давыдова — режиссера-самородка из Якутии; сельского учителя, который начал с киноклуба для детей, а в итоге оказался желанным гостем на фестивалях в Канаде и Корее. Первым из российских киносмотров Давыдова заметило омское «Движение», где в 2017 году показали «Костер на ветру». И это было настоящее чудо — фильм-притча, поражавший своей визуальной собранностью и цельностью. Языковой барьер (актеры Давыдова говорят на якутском) не мешал восприятию, а наоборот, придавал фильму размах трагедии, которая могла произойти в любом тысячелетии в любой точке мира. А еще «Костер на ветру» обозначил важные для режиссера темы, отчасти созвучные «деревенской прозе»: искупление и прощение, отчуждение и растворение во времени, столкновение старых взглядов и новых правил. Из фильма — сурового, но красочного — можно было черпать волю к жизни, как из колодца.
Главное достоинство и главный недостаток «Пугала» в том, что оно очень похоже на «Костер на ветру». Героиня — деревенская юродивая, которая всю жизнь расплачивается за один грех и за один дар. Она способна исцелять других ценой своей жизненной энергии, люди же отвечают ей презрением и жестокостью. С каждым выздоровевшим Пугалу становится все хуже, она лечится водкой, а затем завершает историю своего искупления. Эта гуманистическая притча может стать отличной точкой входа в якутское кино для новичков. Но тем, кто в свое время очаровался «Костром на ветру», оно может показаться шагом на месте. Но еще просто здорово, что «Кинотавр» наконец-то заметил якутское кино.
«Нос, или Заговор нетаких»
Анимационный фильм, который открыл фестиваль и показал молодым режиссерам пример необычайной жизненной энергии, бодрости темпа и ясности мысли. 80-летний Андрей Хржановский продолжает быть живым мостом между классическим искусством и современным зрителем. В этот раз аниматор интерпретирует «Нос» — не только повесть Гоголя, но и оперу Шостаковича. И чего только из этого «Носа» не течет! Анимация сменяется кадрами кинохроник, театр сливается с текстом, симфония спорит с сумбуром. Гоголь, Мейерхольд, Шостакович, Эйзенштейн, Булгаков — нарисованные человечки, охраняющие великое время. Время склонно к тому, чтобы повторяться, но нового авангарда, чтобы нас от него защитить, уже нет. Зато есть Андрей Хржановский и его машина для путешествий в прошлое.
