История Николаса Кейджа, самого эксцентричного и смелого артиста Голливуда.
Николаса Кейджа знает каждый, но далеко не все отваживаются его любить. Мы помним мемы с кадрами из его фильмов, видели подборки нелепых сцен из них, но начали забывать сами фильмы и образы, среди которых есть и великие. Кейдж с некоторого времени не отличается разборчивостью в работе, что укрепляет миф об артисте переоцененном, переигрывающем или даже не умеющем играть. Но успех забойного слэшера «Мэнди» (вышел в российский прокат) спустя много лет заставил вновь отнестись всерьез к одному из самых необычных актеров в недавней истории Голливуда.
Танцы под луной
В начале 1980-х казалось, что Кейдж обречен на славу. Позднее он, племянник Фрэнсиса Форда Копполы, говорил о сложных отношениях с дядей, но правда в том, что именно великий дядя протащил юношу без опыта и образования на экран. До этого Николас Коппола засветился лишь в эпизоде «Беспечных времен в школе „Риджмонт Хай“». Псевдоним Кейдж у актера появился в «Бойцовой рыбке» Копполы, где он играет трусоватого Смоки, скверного друга главного героя. На следующий год, в 1984-м, он снимется у дяди также во второстепенной роли мелкого мафиози в «Клубе „Коттон“». Но к этому времени другие режиссеры уже оценили фактуру актера, видного широкоплечего парня с романтической поволокой во взгляде.
В фильме Марты Кулидж «Девушка из долины» Кейдж предстает обаятельным панком, в которого влюбляется чистенькая богатенькая героиня. В «Наперегонки с луной» Ричарда Бенджамина о старшеклассниках, готовящихся уйти на фронт Второй мировой, он разгильдяйский, но симпатичный друг Шона Пенна. Возвращается с войны (уже вьетнамской) он в «Птахе» Алана Паркера: лицо скрыто под бинтами, мы видим его лишь во флешбэках молодым. В работе над этой ролью проявился Кейдж-радикал, актер, готовый на многое, чтобы вжиться в образ. В частности, он не снимает бинты, не спит на поврежденной стороне головы и еще сбрасывает 15 килограммов.
Наконец, Кейдж получает большую роль в фильме Копполы «Пегги Сью вышла замуж» — играет Чарли, школьного возлюбленного главной героини. Решив улучшить образ положительного блондина, мечтающего стать певцом, Кейдж доводит дядю-режиссера до белого каления, а продюсеры требуют его уволить. Коппола все же вступается за племянника-сумасброда, и Кейдж наделяет своего персонажа преувеличенной нервозностью и неподдающимися определению интонациями. В его рок-н-ролльной группе из фильма, кстати, пел никому еще не известный Джим Керри, еще один артист со странной судьбой. Этот Чарли запомнился не только Пегги Сью, но и зрителям, однако с Копполой Кейдж больше не работал.
Невелика беда — теперь Кейдж нарасхват. Певица Шер требует его в качестве партнера во «Во власти луны» Нормана Джуисона. Долгое время лента будет самым популярным в прокате фильмом с участием актера. Затем прозорливые братья Коэн зовут Кейджа в «Воспитание Аризоны» — он вдруг предстает не стилягой-итальянцем, а реднеком-рецидивистом с усами и в гавайской рубашке. Этот фильм не имел кассового успеха, но был высоко оценен другими режиссерами и коллегами по цеху. Подобная реакция на работу Кейджа будет повторяться на разных стадиях его карьеры.
Открывая метод
В 1988 году выходит черная комедия «Поцелуй вампира». Именно из этого полузабытого фильма происходит сразу несколько знаменитых, иконческих сцен и кадров с Кейджем. Сегодня история про яппи в Нью-Йорке, который сходит с ума, воображает себя вампиром и бросается во все тяжкие, живо напоминает «Американского психопата». Тогда галлюцинирующий герой, то насилующий девушек, то закатывающий истерику психотерапевту, вызывает упрек в дурновкусии, а игру актера называют ужасной. Ясно только, что на этом этапе Кейдж уже вовсю осваивает свой собственный актерский метод: именно из роли в «Поцелуе» выросли самые запоминающиеся образы Кейджа в хороших и плохих фильмах последующих двух десятилетий.
Если отыщется человек, который не видел Кейджа на экране в расцвете его творчества, сложно будет рассказать ему, насколько неожиданно порой выглядел актер. Пересматривая фильмографию Кейджа, недоумеваешь, как мы вообще могли спокойно смотреть на это: гротескно выпученные глаза, подпрыгивания и ужимки, хрипящий и воющий смех. Постепенно почти с каждой ролью актер расширял рамки дозволенного в кино, но только для себя. Через несколько лет Итан Хоук назовет Кейджа единственным новатором после Марлона Брандо, однако подражателей Кейджа мы не увидим.
Дэвид Линч называет актера джазменом кинематографа, видимо, имея в виду как страстность Кейджа, так и невозможность свести его игру к формальным приемам. Режиссер дает ему главную роль в «Диких сердцем». Сэйлор, преступник и романтик в пиджаке из змеиной кожи, блистательно замыкает парад нежных хулиганов, сыгранных Кейджем в 1980-е. Большинство из них родом из 1950-х годов, и сам актер главным образцом для подражания называл Джеймса Дина. Сэйлор у Линча так же крут, как Дин, и поет Элвиса Пресли. Вместе с подругой (Лора Дерн) Сэйлор-Кейдж едет по дороге из желтого кирпича в путешествие в поисках Америки — невинной и магической, джазовой, рок-н-ролльной.
Следующие несколько лет Кейдж берется то за романтические комедии («Счастливый случай», «Медовый месяц в Лас-Вегасе»), то за неонуары («Придорожное заведение», «Поцелуй смерти»), то за совсем неожиданные псевдоисторические фильмы с элементами эротики и экзистенциального триллера («Зандали», «Время убивать»). Неожиданно он показывает себя вполне разноплановым актером, хотя в каждом образе — простака или крутого парня — сохраняется элемент фирменного кейджевского остранения: актер берет стандартную вроде характерную роль и выворачивет ее так, что штамп превращается в что-то свежее и в высшей степени странное. Критика и публика, кажется, захвачены ожиданием того, что еще покажет Кейдж, и так он довольно уверенно берет в 1994 году свой единственный «Оскар».
Интеллектуал, воин, неудачник
«Покидая Лас-Вегас» ирландца Майка Фиггиса рассказывал об отчаявшемся писателе, который идет на мучительное и довольно безвкусное самоубийство — упивается до смерти в столице азартных игр. Его сопровождает добродетельная проститутка, позволившая себе мечту о настоящей жизни. На фоне красных ночных огней города порока разворачивается эта несколько заезженная история странной любви, которую Кейдж играл как в первый раз, ярко и безжалостно изображая деградирующего алкоголика. Вот он, насвистывая джаз, бросает бутылки в тележку в супермаркете, вот разносит казино, вот в судорогах просыпается на смятой кровати мотеля, вот, наконец, его душа отлетает от разрушенного тела.
Вопреки ожиданиям, после этой прославленной и отмеченной Американской киноакадемией роли актер не погружается в интеллектуальное психологическое кино. В 1996—1997 годах выходят три классических боевика десятилетия, благодаря которым целое поколение зрителей запомнило Кейджа навсегда.
Во-первых, «Скала», ранний фильм Майкла Бэя, где вместе с Кейджем играют Шон Коннери и Эд Харрис. Мегаломания режиссера, в фильме которого несколько героев на фоне каскада взрывов спасают человечество, пришлась кстати в случае с неистовым Кейджем. Далее в «Без лица» Джона Ву актер играет злодея, а затем — героя в облике злодея, причем вся работа безумного дьявольского разума и драма запертого в чужом теле хорошего парня читается у Кейджа на лице в каждом кадре.
Наконец, «Воздушная тюрьма» Джерри Брукхаймера, где Кейдж — исправившийся преступник, спешащий к маленькой дочке и вынужденный противостоять угонщикам самолета. Последний фильм актер позднее назовет в числе своих любимых работ. Его влечет не глубина, а яркость, резкость образа, хотя иногда одно другому не мешает.
В конце 1990-х выходит не вполне обычный полицейский фильм Брайана де Пальмы «Глаза змеи». Актер здесь кажется своим же повзрослевшим героем из 1980-х: школьник-хулиган устроился в полицию и оказался гадким коррумпированным копом в золотых побрякушках, однако рок потребовал от него самопожертвования. Неоцененный подвиг плохого парня — такая идея привлечет актера еще несколько раз.
В начале XXI века Кейдж тяготеет к более спокойным ролям. Как говорят некоторые, в надежде получить еще один «Оскар». Возвышенные мелодрамы вроде «Семьянина» и «Выбора капитана Корелли» или военная драма Ву «Говорящие с ветром» особым успехом не пользуются. Зато работа в «Адаптации» Спайка Джонса оказывается одной из самых интересных ролей Кейджа, правда, от «Оскара» осталась лишь номинация (тогда наградили Эдриана Броуди).
«Адаптация» была постмодернистским фильмом по сценарию Чарли Кауфмана о творческом кризисе самого же Чарли Кауфмана и его вымышленном брате-близнеце по имени Дональд. Обоих близнецов играл Кейдж, и благодаря комбинированной съемке всякий убедился: Кейдж может воплощать разных людей не только в разных фильмах, но даже в одном кадре. Его неловкие персонажи, интеллектуал-нытик и прямодушный простак, оказались живыми людьми в центре математически рассчитанного сюжета, придав фильму трогательную и человечную интонацию.
Поэмы без героя
После «Адаптации», словно вновь стремясь к какому-то равновесию, актер играет мошенников в «Великолепной афере» и «Оружейном бароне» (русская мафия!), а также авантюриста Бена Гейтса в «Сокровище нации». Последний фильм паразитировал на недавнем «Коде да Винчи» и саге об Индиане Джонсе, а также на всей оккультно-масонской мифологии США. Другими словами, «Сокровище» представляло собой общее место и, может, потому и стало успешным блокбастером с продолжением. Кейдж, впрочем, добавляет истории шарма своей буффонадой, которой в других работах становится все меньше.
Многие герои Кейджа 2000—2010-х годов наследуют детективу из «8 миллиметров» Джоэла Шумахера. Это мрачноватые, но честные копы, разведчики, простые парни, выполняющие свой долг в сложных обстоятельствах. Кейдж честно и лучше многих отыгрывает драму характера, но особого интереса в устаревших фильмах класса Б нет, а от актера продолжают ждать эксцентрики, которая востребована сейчас разве что в фильмах для детей и подростков.
Помпезные и смешные боевики ушли в прошлое, за массовые побоища и разрушение городов на экране теперь отвечает супергеройское фэнтези. Ожившим персонажам комиксов еще позволяется быть не от мира сего, и Кейдж сыграл одного из самых странных героев подобного рода — Призрачного Гонщика. Бессмертный байкер на службе у князя тьмы, который охотится на души грешников; голова его превращается по ночам в горящий череп — какой-то пришелец из пьяного кошмара, из угрюмой кантри-песни. Супермен или Бэтмен с их «работой» еще могут выдавать себя за обычных людей днем, но Призрачный Гонщик явно должен быть на грани безумия, и тут талант Кейджа очень пригодился.
Тем печальнее, что две части «Призрачного гонщика» проходят, скорее, по ведомству курьезов. Кейдж играет во второсортном кино, потому что ему просто негде развернуться в больших проектах, и зарабатывает репутацию чудака, может быть, даже опасного. Особенно плохую службу актеру оказал ремейк классического британского триллера «Плетеный человек». Депрессивный коп попадает в паутину заговора. На далеком острове установился настоящий матриархат, а мужчин превратили в бессловесных трутней. «Феминистки» с удовольствием сжигают героя Кейджа на костре. И правильно, нервные полицейские, герои боевиков и клевые чуваки из 1950-х давно подлежат утилизации. Кажется, свое время пережил и Кейдж.
Подборки «смешных» и «бредовых» сцен с Кейджем регулярно заливаются на YouTube, где над ними смеются люди, которые, вероятно, и не видели ни «Адаптации», ни «Покидая Лас-Вегас». Кроме того, у актера нет своих режиссеров, чья репутация бы давала ему защиту. Один фильм с Линчем, один с Коэнами, увы, ни одного, например, с Тарантино. Есть, правда, камео в «Грайндхаусе», в трейлере несуществующего фильма Роба Зомби, где демонически смеющийся Кейдж изображает злодея Фу Манчу. Мечты, мечты...
Ритуал возвращения
Своими источниками вдохновения Кейдж называет немецкий киноэкспрессионизм и театр кабуки. Ясно, что их объединяет условность жеста, гипертрофированная эмоция. И, конечно, это идет вразрез с доминирующим в Голливуде усредненным реализмом, утилитарно понятой системой Станиславского. Авангардный подход, удаленный, как правило, от реальности, воспринимается с подозрением. Гринуэй рассуждает: «Говорят, что кино — всего лишь способ, помогающий актерам как можно лучше притвориться реальными людьми в так называемых реальных жизненных обстоятельствах. Я по этому поводу могу сказать, что исповедующие этот принцип режиссеры и зрители слишком нетребовательны, и их желания очень легко удовлетворить». Однако именно подобная нетребовательность надолго становится фирменным знаком массовой голливудской продукции, и на Кейджа смотрят с искренним удивлением: зачем же так перерабатывать, переигрывая?
А Кейджу хочется именно чересчур, сверх возможного, потому он так часто и сравнивает свой актерский метод с шаманизмом. Транс, выход за грань, пустившаяся в пляс душа и подчиненное неведомой силе тело — действительно, звучит довольно узнаваемо. И даже сюжеты множества фильмов актера имеют отношение к мистике. Врач скорой помощи в «Воскрешая мертвецов» Скорсезе имеет доступ в загробный мир, как, естественно, и «Призрачный гонщик». Другие герои — колдуны («Ученик чародея»), которые видят будущее, как в «Пророке» Ли Тамахори, или просто причастны к великой тайне человечества, как в «Знамении» Алекса Пройаса да и в «Сокровище нации». Кейдж словно стремится играть героев, которые одной ногой находятся в другом мире.
Собственно, и роль в «Адаптации», где Чарли Кауфман создает себе двойника, который затем погибает, даря автору цельность, — это история в духе юнгианской психоаналитики, также замешанной на оккультизме.
Видимо, все это почувствовал Вернер Херцог, позвавший Кейджа на главную роль в своего «Плохого лейтенанта». Замаскированная под детектив поэма немецкого режиссера об автострадах, мотелях и клубах Нового Орлеана была рассказана прямо в кастанедовском духе. Души мертвецов действительно танцевали брейк, а невидимые игуаны пели блюз. Полицейский Терренс Макдона с перекошенным лицом живого трупа доходил до предела, горстями пожирая наркотики, чтобы вопреки всему получить еще один шанс. Фильм остался недооцененным в США, но Кейдж, все признавали, был на высоте.
Правда, следующей по-настоящему крупной роли в «Мэнди» ему пришлось ждать почти 10 лет, за которые многое изменилось — к лучшему. В конце концов его старые фильмы начали вспоминать не только со смехом, но и с интересом. Нормальное и прилизанное больше не в моде, вернее, границы нормы в очередной раз пересматривают, а к прошлому обращаются за вдохновением, из которого рождаются и такие странные вещи, как «Кунг Фьюри» или «Ведьма любви» Анны Биллер. Супергерои стали гораздо более неоднозначными, а смешное становится все более абсурдным. Поэтому возвращение Кейджа не случайно, как и то, что действие «Мэнди», сказки о неутолимой жажде мести, разворачивается в сюрреальные 1980-е. Снова на экране инфернальные байкеры и дьявольские культы, снова сюжет крутится вокруг измененных состояний сознания, и насилие олдскульных боевиков возгоняется до каких-то сказочных степеней кровавой неправдоподобности. Граница между мирами вновь разрывается, и Кейдж, умывшись кровью, отправляется на священную войну.