Вуди Аллен о женщинах, «Оскарах» и Харви Вайнштейне

Как и во многих картинах Вуди Аллена, в «Колесе чудес» дело происходит в Нью-Йорке. Герои фильма живут в 1950-е в районе парка развлечений на Кони-Айленде. И колесо обозрения напоминает о том, как жизни четырех главных героев — да и большинства людей — идут то в гору, то под откос. Мы встретились с четырехкратным обладателем «Оскара», чтобы поговорить о том, как его женская сторона помогает ему создавать лучших персонажей, чего он ждет от своих фильмов и в чем на его счет ошибается общественное мнение.

— В «Колесе чудес» важную роль играет парк развлечений. У вас что-то личное связано с этим местом?

— Ну, я сам вырос довольно близко от парка развлечений на Кони-Айленде. Прежде чем я родился, он уже был великолепным, и вы могли видеть его огни за мили, подплывая из Атлантики. Но когда я вырос, парк стал увядать. И эта атмосфера мне показалась очень подходящей для фильма — фантастический мир теряющего популярность парка со всеми его блестящими аттракционами и фальшивыми острыми ощущениями. А еще, когда я бывал на Кони-Айленде, меня всегда поражало, что прямо среди всего этого жили люди. Там они растили своих детей, и это был полный бедлам. Дети жили в буквальном смысле окруженными тысячами туристов, нескончаемым шумом и музыкой. Мне-то всегда нравилось это безумие, и я снова и снова просил отца водить меня туда. И он водил, хотя и не любил все это. Он повторял, что предпочел бы ходить со мной куда-нибудь еще.

— В «Колесе чудес» у вас снялись Кейт Уинслет, Джастин Тимберлейк, Джеймс Белуши. По словам Джастина, он чуть не уписался от страха работы с вами. Кейт обмолвилась, что вы призывали ее поменьше быть профессионалом. А Джим говорил, что вы настаивали, чтобы он играл глупее. А как бы вы сами описали свои принципы работы с актерами?

— Я нанимаю людей, которые заведомо очень хороши в своем деле. Не нужно большого ума, чтобы выбрать Кейт Уинслет или Джастина Тимберлейка. Я нанимаю их, а затем стараюсь не слишком мешать им, не слишком полагаться на какое-то мое изначальное видение. Я просто позволяю им делать то, что они делают, что заставляет зрителей полюбить их. Я не хочу сидеть на Олимпе и с его высоты вещать: «Не делайте это. Делайте это вот так-то». Неважно, что я себе думаю — очень, очень часто они не делают так, как я себе представлял. И в итоге получается намного лучше, потому что для них это более естественно. Поэтому я даю самые глупые подсказки типа «громче!». Иной раз нужно сказать им: вы можете говорить немного быстрее? Или: вы можете пройтись по комнате немного более вяло? Но чаще всего обходится даже без этого.

— В центре фильма непростые отношения супругов, которых сыграли Джим и Кейт. А у вас в доме кто босс?

— В моем случае это однозначно моя жена. У нее очень властная, сильная натура. Она очень компетентна, а я слишком некомпетентен. (Смеется.) Я не могу канал на телевизоре переключить, не позвонив ей в ее комнату. Она командует персоналом, управляет домом и ведет денежные дела. Я получаю от нее небольшое пособие — 35 долларов каждые две недели. (Смеется.) И у меня никогда с этим не было проблем на самом деле. Я могу спокойно работать, поскольку я уверен, что она прекрасно управляется со всем остальным.

— Вы известны как мастер создания женских персонажей. Кейт Уинслет даже сказала как-то, что вы сами в чем-то женщина. А вам как кажется, почему они вам так удаются?

— У всех нас есть мужская и женская составляющие. Я в этом уверен. Когда я только начинал снимать фильмы, то не мог писать для женщин. Я писал для мужчин, всегда для мужчин. А потом я вступил в отношения с Дайан Китон. Мы прожили вместе пару лет и остались близкими друзьями на всю жизнь. Я был так впечатлен ею, всем в ней, что начал писать для нее. Я начал писать роли для женщин из-за Дайан. Я начал смотреть на людей глазами женщины и наслаждаться этим. Я обнаружил, что женские персонажи для меня интереснее мужских. У женщин на экране больше сложностей, больший спектр эмоций.

— Вы с таким теплом упомянули Дайан Китон. А она, к слову, говорила, что именно вы были ее лучшим любовником…

— Что-что? Повторите, пожалуйста, мой слуховой аппарат барахлит. (Смеется.) На самом деле я был без ума от Дайан в течение нескольких лет, а потом мы жили вместе пару лет, как я и говорил. Постельные утехи у нас основывались на любви, как и все остальное, что мы с ней делали. С ней всегда было одно удовольствие. Китон — это человек, который освещает комнату, когда входит в нее. Освещает целый городской квартал. У нее потрясающая, сверкающая личность. И она всегда была и остается для меня иконой. Каждая молодая актриса, с которой я работаю, спрашивает про мою работу с Дайан Китон, и я всегда с удовольствием отвечаю на расспросы о ней. Потому что она и правда безмерно меня вдохновляла.

— При желании в «Колесе чудес» можно увидеть оммаж Теннесси Уильямсу, его «Трамваю „Желание“» и Марлону Брандо из этого фильма…

— А вот и нет, потому что я никогда не делаю прямых оммажей. При этом все, что я пишу, если только это не комедия, всегда имело связь с Теннесси Уильямсом, который был для меня большим вдохновением, а также с Юджином О'Нилом. Я постоянно вижу эти влияния в моей работе. Если вы хорошо знаете Юджина О'Нила, вы тоже можете проследить его влияние на меня.

— Какое самое большое заблуждение людей существует по вашему поводу?

— Наверное, то, что я интеллектуал. (Смеется.) Это правда. Я часто говорил об этом раньше: люди думают, что я интеллектуал, потому что я ношу эти очки, и они думают, что я большой художник, потому что мои фильмы теряют деньги. (Смеется.) Это отличный образ, но это не я. Я беру пиво и включаю по телевизору футбол. Я не лежу на диване с книгой о датской философии. Это неправильное представление обо мне. А также то, что я трудоголик. Многие уверены, что я посвящаю всего себя работе, в то время как на самом деле это вообще не про меня. Я провожу много времени, играя на кларнете, это да. Еще я много смотрю спорт по телевизору и гуляю с женой. Я ленив, а люди думают, что я трудоголик.

— Ваш сын Ронан Фэрроу своей статьей о Харви Вайнштейне фактически начал всю эту волну разборок с сексуальными домогательствами в кинобизнесе в последние месяцы. Вы как отец гордитесь им?

— Нет. Я думаю, что история с Харви Вайнштейном очень печальна для всех ее участников. Трагична для бедных женщин, которые были вовлечены в отношения с ним, грустна для Харви, что его жизнь так перепуталась. Эта ситуация очень и очень печальная для всех. В ней нет победителей.

— За годы работы в кино вы сами слышали что-то об этих историях?

— В кинобизнесе вы чего только не услышите. Но ничего определенного об этом я никогда не слышал. Ну, то есть, конечно, в шоу-бизнесе вы постоянно сталкиваетесь со слухами: а вы знаете, что у такого-то актера происходят оргии? Или: вы слышали, что этот продюсер любит спать с козой? Это в одно ухо влетает, а в другое вылетает. Больше половины слухов попросту не соответствуют действительности. И это не только секса касается. Вот этот парень вроде как напортачил на миллион долларов, или, я слышал, этот режиссер ненавидит этого актера и отменяет картину. Наш бизнес изобилует слухами. Но я никогда не слышал никаких конкретных ужасных историй, никто никогда не приходил ко мне и не рассказывал мне их. Они этого не делают, потому что меня это не интересует. Я заинтересован только в том, чтобы снять свою картину.

— Можно ли считать, что ваши фильмы — это попытка собрать вместе все, что вы помните? Вы испытываете радость от того, что нечто для вас важное теперь зафиксировано на пленке?

— Радость от создания фильмов разная для каждого человека. Один режиссер взволнован, когда закончил фильм и может показать его публике, а другой делает это ради денег. Кто-то, как я, например, делает это, чтобы получать художественное наслаждение. Мне нравится этот процесс. Я не забочусь о деньгах, у меня их никогда особо и не было. Очень часто я вкладывал всю полагающуюся мне оплату в картину, чтобы она получилась лучше, чтобы я мог заново снимать сцены, дорабатывать их. Бывало, что целый год я работал бесплатно. И я не забочусь о наградах или о том, что люди говорят о моих картинах, будь то критики или публика. Для меня главное — это чтобы я сам был доволен тем, что сделал. Знаете, когда мне было лет двенадцать, я фантазировал: как же это волшебно — ходить на премию «Оскар», выигрывать награды! Ты, такой успешный, окружен блестящими мужчинами и прекрасными женщинами, и вы вместе гуляете по ночным клубам. Но потом ты вырастаешь и обнаруживаешь, что удовольствие не в наградах за работу, а в самой работе.

Ты всегда стараешься сделать отличный фильм, потрясающий фильм — и всегда терпишь неудачу и никогда не достигаешь совершенства. Но ты, падая и спотыкаясь, все равно ползешь в эту гору и прилагаешь все усилия, чтобы достичь вершины. Фильм за фильмом. Когда ты завершил свой фильм, больше ты ничего не можешь сделать. Ты отдаешь его компании, которая дала на него деньги. Она его прокатывает, а ты берешься за другой. На этой неделе я заканчиваю свой следующий фильм — фильм с Селеной Гомес, Тимоти Шаламе, Ливом Шрайбером и Джудом Лоу. Поэтому меня больше не интересует «Колесо чудес». Если людям фильм понравится, это будет восхитительно. Если критикам понравится — восхитительно! Если нет, меня это не расстроит. В любом случае моя жизнь от этого не меняется. Если фильм успешный, я не становлюсь моложе, здоровее или что-то еще. Со мной ничего существенного не происходит. Если фильм неудачен, со мной тоже ничего не происходит, и я почти закончил следующий. Если тебе не нравится твоя работа или ты занимаешься ею в надежде стать знаменитым, разбогатеть, стать художником, то тогда ты совершаешь ошибку.