Как поживаешь, Ж? Всё поглощаешь фильм за фильмом во время чрезвычайного положения в городе? Это отлично. Было приятно узнать, что недавно мы, будто чувствуя, практически в одно время посмотрели 'Вивариум', очередную забугорную поделку об испорченных гражданах Америки. В этом тексте хочу поделиться с тобой о фильме со звучным названием 'Конец прекрасной эпохи'. Да, Ж, ты не любитель смотреть российское кино, но порой в нём встречается нечто интересное, чтобы занять голову новыми мыслями. Если хочется, конечно.

В общем, произведение известного в широких кругах Станислава Говорухина сделало попытку показать неповторимый мир Сергея Довлатова, который в своё время писал о весьма дельных вещах, что его до сих пор почитают в русскоязычном пространстве. В большинстве случаев нередко упоминают, его замечательная проза не поддаётся экранизации. Читать надо, чтобы до конца прочувствовать искорку. Посмотрев кино, мы не можем голословно утверждать, что у именитого режиссёра 'шалость не удалась'. В то же время мы не увидели нечто прекрасное.

В первую очередь, хочется отметить воссозданную атмосферу того далёкого времени. 1965 и 1969 годы показаны были. Финансирование 'Газпрома' точно помогло уделить внимание разным деталям быта ушедшей советской эпохи. Книжечка о технологии секаса особенно позабавила. Во-вторых, язык, на котором общаются все персонажи истории. Прямо сквозит интеллигентная простота, если так можно выразиться. И вот здесь у нас закрались серьёзные сомнения. Наблюдая за современными актёрами, показалось, что разговаривать по-советски...

Не получается у них. Интонация, что ли, не та, произношение не убедительное. Поэтому, несмотря на активное погружение в давно минувшие годы, ощущение некой фальшивости не покидало ни на йоту. К тому же, никак не раскрыты отношения главного героя с героиней Светланы Ходченковой. Отношения просто есть, как данность, а какой в них был смысл, того нам не дано было понять, Ж. Но ты не подумай, что фильм тогда убогий и никуда не годится. Присутствуют свои плюсы, которые могут привлечь сладостное внимание. Проза Довлатова.

Она проглядывает то тут, то там. Вспомнить вот короткий диалог о том, как замотивировать товарища сходить выпить. Или забавная просьба о помощи, так как главный герой, видите ли, является единственным аморальным человеком среди знакомых просящего. И вот выражение, наверное, тебе понравится, Ж: у лжи с десяток таких подпольных кличек; когда собеседник с гордостью заявил 'это метафора!' на замечание о том, что ни одного эстонца-то не было в космосе. Хотя бы ради диалогов стоит послушать фильм, если не хочется вовсе смотреть.

И после приняться за прозу Довлатова. Ничтоже сумняшеся.

Сначала я прочитала повесть Сергея Донатовича. Читала 'Компромисс' и снова восторгалась довлатовским талантом и остроумием, чувством юмора, отточенностью фраз, их ёмкостью и глубиной... Я узнавала ту жизнь, смеялась в голос, сочувствовала персонажам и представляла в мельчайших деталях, цвете и звуках всё им написанное.

А потом я увидела фильм 'Конец прекрасной эпохи' от нашего киномэтра Станислава Говорухина и испытала не то чтобы разочарование, но что-то подобное.

При, вроде бы, сохранении внешней формы, то есть являясь добросовестной экранизацией повести, картина оказалась лишена истинного довлатовского духа, внутреннего напряжения и подтекста. В 'Компромиссе' сюжеты Довлатова реалистичны и абсурдны, документальны и фантастичны, смешны и пугающи. Жанр фильма определить трудно, и такое впечатление, что его создатели до конца не определились, что же играть актёрам - комедию, сатиру или мелодраму. При этом киноповествование скользит по поверхности, не затрагивая глубоких пластов довлатовской прозы. Красивый и фактурный главный герой в исполнении Ивана Колесникова, на мой взгляд, не несёт в себе той глубины и надлома, которая была у его книжного прототипа. Он обаятелен, ироничен и в меру циничен, но не вызывает необходимого сопереживания и сочувствия. Кажется, что те жизненные обстоятельства, в которые он попал - эта удушающая атмосфера всеобщего лицемерия, лжи, невозможности состояться как серьёзному писателю, вызывают у него лишь лёгкую досаду, и он вполне комфортно себя во всём этом ощущает, как бы говоря: 'Ну что же, переживём и это'. В книге чувствовалась внутренняя драма человека, художника, вынужденного жить так, постоянно наступая на горло, как говорится, собственной песне, а здесь же я этой драмы не увидела.

Фильм красиво снят, яркая, солнечная и сочная 'картинка' напоминает по стилистике 'Я шагаю по Москве', 'Три плюс два'... Всё, что передаёт ретро-эпоху не выглядит декорацией, а персонажи не выглядят 'ряженными'. Единственное, они не воспринимаются как герои Довлатова. У которого даже те, кого ты вроде бы должен презирать, и то вызывают какую-то жалость, жалостливую симпатию и понимание, а здесь, как ни странно, особой симпатии не вызывают даже положительные персонажи. С экрана не считывается какая-то особая довлатовская душевная мудрость, чувство доброй снисходительности и сочувствия.

Если говорить в целом, то если бы я сначала посмотрела фильм, то читать повесть после просмотра, думаю, я бы не захотела. Книга великолепна, а фильм, в принципе, можно смотреть, а можно с таким же успехом и не смотреть. Однако отрицательной оценки он всё же не заслуживает благодаря операторской работе, ролям, сыгранным Борисом Каморзиным, Фёдором Добронравовым, а также благодаря 'копии Грегори Пека' Ивану Колесникову - всё-таки красота - страшная сила!

Ни возраст, ни околополитическая деятельность в составе массовки, приближённой к высочайшему лицу страны, не сбили руку Говорухину – мастер и в сегодняшней России мастер. В сегодняшней – особенно. Картина снята профессионально, всё выдержано в одном ритме, ловко прописаны диалоги, радует глаз прекрасная картинка, а непривычный уже чёрно-белый формат подчёркивает стилизацию под 60-е годы 20 века. Сюжет построен на основе прозы Довлатова (сборник рассказов «Компромисс») и, на мой взгляд, по духу достаточно близок к оригиналу. Во всяком случае, напомнили мне довлатовский язык. Знаю, что фанаты опального писателя набросились на Говорухина за издевательскую, по их мнению, экранизацию, которая исказила, опять же по их мнению, великолепную прозу до неузнаваемости. Я не фанат, а, скорее, наоборот, поэтому не заметил следов насилия и пыток. Что фильм, что первоисточник изящны, атмосферны и… легковесны. Хотя, возможно, они и не претендуют на глубину: миниатюра, зарисовка, слепок с действительности, какой она видится главному герою – журналисту и писателю Лентулову (это в фильме, а в книге, которую я не читал, надо полагать, самому Довлатову). Так вот, хотя название первоисточника («Компромисс», напомню) и предполагает моральный выбор, сопровождающийся душевными метаниями или чем-то в этом роде, лентуловский конфликт с тоталитарным окружением обусловлен, скорее, капризным, детским своеволием, схожим с повадками молоденького жеребёнка, который хочет мчаться туда, куда понесёт его слепая сила желаний, и сопротивляется попыткам как-то угомонить себя. В целом, неизвестному мне доселе артисту Ивану Колесникову со своею ролью справиться удалось. Пользуясь случаем, отмечу весь актёрский состав. Только из-за этого стоит посмотреть говорухинскую работу - нечасто сегодня увидишь в нашем кинематографе такое уровень исполнения. Пожалуй, всем, даже эпизодически появлявшимся в кадре актёрам, удалось создать образ со своим, запоминающимся характером. Неожиданно удивил Фёдор Добронравов, которого я незаслуженно относил к исполнителям хохмочек на уровне «6 кадров». И, конечно, великолепен Борис Каморзин в роли главного редактора эстонской газеты. Но к нему я давно неравнодушен, ещё с небольшой роли квартиранта в фильме Досталя «Облака Рай». Повторю в завершение – с моей кинематографической точки зрения фильм хорош. Ну и хватит хорошем. Пора критиковать.

Виктор Франкл сказал очень верно: «У каждого времени свои неврозы — и каждому времени требуется своя психотерапия». У нас, как и положено, пошли другим путём: свои неврозы лечим, копаясь в неврозах чужого времени. Такая вот «своя психотерапия», которая считает, что если мы будем показывать, как в альтернативной реальности всё плохо, то в сегодняшней станет лучше. Попытка вытеснения, замещения своих неврозов чужими. Психологам понятно, наверное, а я так, на пальцах попытался показать. Имеющий уши да услышит. Почему тот же Говорухин, столь громко возопивший в советское, кстати, время: «Так жить нельзя!» сейчас свой взгляд направил в прошлое? Или он считает, что сейчас всё хорошо? Да нет, навряд ли. Но молчит. Тем самым, своими последними картины косвенным образом заявляя: «Так жить можно!». Ну не посылает же он, в самом деле-то, своим «Концом прекрасной эпохи» сигнал зрителю: видите Лентулова? Тот не смог ничего напечатать, не могу и я снять ничего другого. Не обессудьте. Но это, сынок, фантастика. Вот и всё.

Редко экранизируют произведения Довлатова. Все в них есть: честный взгляд на человека и время и яркие герои, юмор и естественность. Но нет, не можется, или не хочется режиссерам браться за этот пласт. Две предыдущие попытки полноценными назвать нельзя – в «Комедии строго режима» лишь фрагмент рассказа писателя стал частью фильма. «По прямой», кроме того, что просто банален, вышел в ТВ-формате и совершенно затерялся. Да и тема там – зона. Создатели руководствовались лишь желанием развлечь толпу привычным для нее видеорядом и метким словом. Отчего так? Полагаю, что как сам Сергей Донатович не вписывался в окружавшую его действительность, так написанному им тесно в рамках традиционного российского кинематографа, не помещается оно там в том виде как есть.

Казалось бы, Говорухин наконец-то вышел за рамки – показал глазами писателя не замкнутый мир мест заключения, а обычную жизнь обычных советских людей, приложил немалые усилия для создания из разрозненных его воспоминаний о работе в эстонской газете слепок эпохи. Но создал ли? Возможно, свою какую-то легковесную версию, где порхают по жизни, смеясь, все, включая главного героя. Где каждый, кроме одного условно отрицательного персонажа, может позволить себе находиться над событиями, а не в гуще их, словно бы и не живет он там, а так, заглянул, и знает, что скоро уйдет, и на этом все - происходящее его не коснется. Но это точно не мир Довлатова, который понимал, что люди были наполнены той действительностью до макушек, и выбора у них особо не было. Режиссер всматривается в прошлое через ретроспективу архивных новостных кадров, жующих сено добродушных морд коров и стекло изящной хрустальной рюмки с водкой; вслушивается в него сквозь треск печатной машинки, шум старенького настольного вентилятора и дзиньканье дискового телефона; «прощупывает», касаясь фактуры тяжелого письменного стола из натурального дерева, тюлевых занавесок и ситцевых платьев. Кажется, он уловил нечто неуловимое - черно-белые кадры практически безупречны и аутентичны, призваны вызывать ностальгию у помнящих и желание разведать, как там жилось у тех, кто не застал советских времен. Но одного видеоряда мало. Это обрамление, не спорю, прекрасное, но где поступки, где характеры и эмоции персонажей? Лишь череда мало осмысленных действий, за которыми «едва угадывается душа». Вот где-то здесь и пропал Довлатов. Да, его остроты взяты без купюр, но не ожили в фильме. «Кукол дергают за нитки, на лице у них улыбки», но вот в процессе представления не создается впечатление, «что куклы пляшут сами по себе», выходит как-то и не смешно, и не остро, а скучно и натужно.

Все от того, что писателя снова решили пригладить, сделать подходящим под общественное мнение, в этот раз современное. А оно говорит примерно следующее: не все было плохо там, в далеких 60-ых, и люди все понимали, а вовсе не бездумно шли в фарватере линии партии, они готовились к переменам исподволь, в остальное же время были довольны собой и беззаботны. Ой ли? К сожалению, режиссер пошел на поводу нынешних течений и влияний, не совладав с авторским текстом, и основательно подретушировал время, а самое главное тех, кто в нем жил. И не было бы у меня претензий к нему, ведь фильм – самостоятельное художественное произведение и не обязан повторять книгу, если бы Говорухин показал какое-то новое прочтение или преподнес оригинальную идею, возникшую на базе рассказов. Так ведь нет, ничего, кроме разбавленного цитатами субъективного представления о былом. Довлатов же не просто так юморил, каждая новелла его – это компромисс журналиста с собой, именно этого требовали от него опубликованные заметки в газете, одна за другой. В том и заключался посыл всей книги – думающему человеку нельзя было остаться беспечным, живя по правилам того времени, приходилось терять себя. А Говорухин не нашел необходимости для людей ни в каком компромиссе, и здесь кроется принципиальная разница. Его веселый герой лишь слегка погрустнел к финалу, но ни грамма не повзрослел, и не верится в то, что мужчина ощущает конец личной прекрасной эпохи, а уж страна, в версии режиссера, его точно не осознавала. «Трудна дорога от правды к истине» и фильм ее не одолел.

О фильме Станислава Говорухина по сценарию Станислава Говорухина «Конец прекрасной эпохи» по мотивам сборника новелл Сергея Довлатова «Компромисс».

Безусловно — это Фильм. Пересказывать сюжет особого смысла нет: дело не в сюжете, не в географии и не во временнОм отождествлении происходящего на экране действа.

Оригинальная идея «Компромисса», показывающая ущербность и бесперспективность моральных уступок в обмен на житейские блага тоталитарного общества, не является ключевой. В отличии от Довлатова, который пытался разобраться в противоречиях и драме своего лирического героя, рассказывая его историю от первого лица, автор сценария пытается обобщить опыт всего поколения или, во всяком случае, какой-то его части: 'молодой прогрессивной' творческой интеллигенции того времени.

Пролог фильма - как доска почета какого-нибудь гос. учреждения: достижения, портреты выдающихся деятелей, идеологически выверенные образы счастливого человека - по замыслу режиссера должен погрузить зрителя в атмосферу 'эпохи', показать ее значимость. С этой же целью пространство фильма лишено цвета.

Пролог фильма также проводит четкую границу между 'советским' и 'несоветским'. И главный герой, Лентулов, однофамилец одного из родоначальников русского авангарда, если пока и не за этой границей, то где-то около, в Таллине.

Фильм о газете, и фильм как газета: видеоряд подается зрителю сухим официальным языком массового издания. Здесь героям не хорошо и не плохо - они просто изо дня в день существуют в этом черно-белом потоке. Некоторые диалоги повторяются предельно близко к оригинальному тексту, что не делает, однако, сцены фильма реалистичней или документалистичней, скорее наоборот — превращает ироничное повествование Довлатова в протокол совещания, официальную речь о достижениях к очередной праздничной дате.

'Ад - это мы сами': если проза Довлатова очень личная, и герой выносит приговор прежде всего самому себе, то фильм Говорухина, наоборот, выносит приговор не кому-то конкретно, а всей эпохе, всему поколению хрущевской оттепели. Видимо этим и обусловлена аллюзия в названии фильма, отсылающая к одному из стихотворений Бродского, и, видимо, поэтому как экранизацию Довлатова этот фильм рассматривать все-таки нельзя.

Прочитал массу недоброжелательных рецензий и с посылом, что фильм в общем ни о чем, могу и согласиться. Если что сейчас и получается. то это ретро из жизни околобогемы. Удачны диалоги, костюмно-стилевая составляющая. Возьми хоть 'Оттепель', хоть прошлогодний фильм про Алексеева - все в центре неприкаянный одиночка с рефлексией. Чтобы фильм можно было бы оценивать с точки зрения драматургии, внутренних достоинств, как минимум неплохо для начала создать рамку. В этом смысле картина Говорухина - услада для глаза, а, например, картина Бондарчука про Сталинград не может быть оценена ввиду неприятия визуального подхода по существу. Несмотря на звучное название, картина представляет необязательный эскиз без серьезных оргвыводов. Даже и посыл 'не думай, а то не проживешь' едва ли стоит воспринимать за авторский рефрен. Восторгов по поводу старых времен и эволюции к зато режиссер тоже не предложил, что с учетом его общественной позиции даже и симпатично.

Мне очень понравилась работа звукооператора, гармонично приглушенные диалоги. Второстепенные крохотные работки звучных актеров не запоминаются, но приятны. Ходченкова показала, что дружит с кадром и ее ужасные киновыходы то в роли Василисы, то в роли графини следствие расстройства хорошего российского авторского кинематографа и не более того. Ряд постановочных особенностей заставили вспомнить Урсуляка - не сериалы, а 'Долгое прощание' с Каморзиным же и Добронравовым на втором плане. Грех ругать лирическое нечто, что подал Говорухин.

Весомые упреки приходятся от поклонников Довлатова на предмет скудности центрального персонажа и выхолощенности сравнительно с первоисточником. Здесь я уж точно не эксперт, но 'Компромисс' читал давно, запомнил именно как удачный свод баечного материала и не более. Фильм Говорухина эрго меня не покоробил. Не худший способ скоротать полтора часа.

6 из 10

Рафинированные черно-белые кадры в стилистике итальянского неореализма рисуют идиллические картины минувшей эпохи. Эпохи, в которой сам Довлатов никогда не жил. Белоснежные накрахмаленные сорочки и галстуки-селедки, в которые режиссер облачил главного героя, имеют такое же далекое отношение к автору бессмертного «Компромисса», как и сам фильм к повести. То, как предлагает увидеть довлатовский мир Говорухин, более напоминает ностальгирующий взгляд на собственную молодость в розовых тонах: черно-белые воспоминания о длинноногих секретаршах редакторов в коротеньких юбках, пышные интерьеры квартир интеллигенции, блеск столичных ресторанов.

Во все это благолепие чудесно вписываются герои говорухинского Компромисса: яркие, красивые, идеальные, ровно такие, какими Довлатов их сам не видел, как не видел таковым и себя. В фильме же он представлен молодым, безукоризненным в стиле сердцеедом, который даже пропуская рюмочку с утра, смотрится скорее героем фильма «Брак по-итальянски» Доменико Сорвано, чем страдающим от неудач, рефлексирующим литератором. В тех же тонах рисуется и его мироустройство: уволился из одной редакции (по неизвестной причине, но уходил явно без обид, и провожали его со слезой во взгляде), тут же устроился в республиканскую многотиражку (без особых хлопот), дела идут явно в гору, ответственные редакционные задания - тому свидетельство, на личном фронте все блестяще - всепрощающая красавица подруга из редакции.

На этом фоне пьянство в каждом кадре смотрится блажью от тоски заевшегося повесы. Да и само это пьянство выведено не как следствие добровольного остракизма, а как некая форма сибаритства. Ощущение лоска не покидает в каждом кадре, даже сцены похмелья носят романтически-приподнятый характер. Литературы же и драмы, связаной с ней, в фильме как раз ничтожно мало. Совершенно не очевидно терзание главного героя, литератора в нем не наблюдается.

Главным качеством характера героя Довлатова является его фирменная отстраненность от происходящего, отстраненность наблюдателя, но в фильме она носит столь гротескный характер, что выглядит формой аутизма. Герой на себя поглядывает со стороны и собой будто бы не управляет, а скорее даже любуется. Все это создает странное ощущение.

На фоне произведения Довлатова увиденное на экране кажется не то чтобы не точным, а намерено искаженным. Говорухин ударил по Довлатову тем же оружием, которое губило его всю его жизнь, не давало ему быть напечатанным, - цензурой. Режиссер подверг ей созданное произведение и показал совсем недовлатовское восприятие жизни. Восприятие, в котором перестает быть очевидной вся абсурдность происходящего, тот самый пресловутый компромисс, на который ему (Довлатову) приходилось идти. По сути этим искажением режиссер вступает в конфронтанцию с автором, он опровергает пафос драмы Довлатова, как бы говоря: «Все у тебя имеется. Хочешь творить - твори. Какого еще рожна тебе надо? Надо чуть подвинуться - подвинься, и тебя пропустят, напечатают'. Пожалуй, режиссер высказался голосом героя Ульфсака, который считал необходимым для литератора умение пролезть в щель между совестью и подлостью. Похоже видному общественному деятелю, народному фронтовику с высоты его опыта невдомек, как можно не пойти на сделку с совестью ради достижения цели. Думаю, это и стало причиной создания образа героя слащавого, не обремененного раздумьями, практически 'мажора', не вызывающего сострадания.

Карикатура на Жбанкова в исполнении кривляющегося Добронравова и отсутствие в экранизации Буша и Галины на этом фоне кажутся всего лишь досадным недоразумением.

Фильм оставил горестное чувство. Но горестное по-довлатовски. Абсурд жизни, которому он не переставал удивляться, сопровождает его и спустя 25 лет после смерти. Фильм о нем снял человек нисколько его не понявший...

4 из 10

И не потому, что не смешно. Смешно. Просто те, кто знаком с творчеством Довлатова, знают все смешные эпизоды наизусть. Читали. А в кино пришли, чтобы смотреть и слушать. Остальные смеются. Уже хорошо. Значит, Говорухин не зря старался. Они выходят из зала с нескрываемым желанием прочитать первоисточник. И я им немного завидую… Им ещё только предстоит попробовать Довлатова на вкус.

Это потом они будут сравнивать фильм с книгой. Искать совпадения и несоответствия. И находить. Что Жбанков, Шаблинский, Туронок, Эви и другие персонажи – хороши, но лишены многих замечательных реплик. Что режиссёр перенёс события семидесятых в шестидесятые. Что форма (чёрно-белое кино, Волги, Победы, костюмы, музыка и прочий сигаретный дым) зачастую преобладает над содержанием. Что, при всём трепетном отношении Говорухина к первоисточнику, фильму не хватает вкусных довлатовских фраз, его лаконичного языка и тех сочных, ярких, ставших крылатыми, выражений, которые знает каждый, кто хотя бы раз прочитал всё тот же «Компромисс». Что главный герой несколько щеголеват, и потому он, действительно, скорее Питер О'Тул, но никак не Омар Шариф. Что ему не хватает печали, сомнений, мятущейся довлатовской души. И что если в начале фильма очевидно, что прекрасная эпоха – это оттепель, то не совсем понятно в чём, собственно, её конец. В обыске у Ульфсака? Так это конец его эпохи, но никак не всех остальных. Ведь почти всё, что написал Довлатов, он писал уже в эпоху застоя. Это публиковаться он начал в перестройку и за границей. И, при этом, не мыслил себя без читателя, оставшегося на Родине. Что Говорухин добавил фильму немного собственной иронии: фамилия эстонского диссидента – Ульфсак (у Довлатова такого персонажа я не припоминаю), четырёхсоттысячного таллиннского жителя рекомендовано назвать Лембитом. При этом замечательного советского актёра из Эстонии, прекрасно сыгравшего главврача роддома, зовут Лембит Ульфсак. Как он ухмыляется в кадре!.. Браво, мастер!

Это потом, посмотревшие первую приличную экранизацию Довлатова, поймут, что выразить язык такого автора средствами кинематографа чрезвычайно сложно. Почти невозможно. И что Говорухин, взваливший на себя такую ношу и ответственность, не просто смелый, а отчаянный человек! А, значит, этот фильм будут смотреть. Одни – чтобы посмеяться, остальные – чтобы послушать Довлатова в изложении Говорухина. И сравнивать фильм с книгой. Молча. Потому, что кто Довлатова читал – в кинозале не смеётся…

Так уж заведено, что каждая лента, которая демонстрируется на открытии «Кинотавра», становится практически стопроцентным резонером всего настроения предстоящего фестиваля. Так, первой в прошлом юбилейном году стала плеяда несколько бравурных и милых короткометражных проектов, а настрой участников можно было кратко охарактеризовать ленинским «Верной дорогой идем, товарищи!». В этот же раз от позитивистских лозунгов более-менее сытого 15-го уже ничего не осталось. 26-й «Кинотавр» открывала новая лента Станислава Говорухина «Конец прекрасной эпохи». Название, возможно, характеризует не только нынешнее положение нашего кино, но и всей страны в целом. Никакой надежды и долгих попыток найти доброе и светлое — только черно-белые тона и советские речевки из дребезжащих колонок.

В основу сценария положен сборник рассказов Сергея Довлатова «Компромисс», в котором автор пытался уловить суть человека, не нужного своей застойной и неблагодарной эпохе. Молодой журналист Андрей Лентулов из-за слишком вольных взглядов на исторический процесс первой пост-брежневской пятилетки ссылается начальством на работу в непримечательную газету в славном городе Таллине, где ему поручают писать материалы про рекордные надои и приезд генсека в Польшу. Попытка хоть как-то отыскать себя в жизни приводит его в диссидентскую группку единомышленников. Они по утрам стоически просиживают штаны на партсобраниях, а вечерами, оглядываясь по сторонам, смотрят трансляцию запуска в космос «Аполлон-11». Здесь Лентулов отдает рукопись своего романа опальному эстонскому писателю, в чьей квартире спустя короткое время происходит обыск. Угроза увольнения из газеты теперь становится самой незначительной проблемой начинающего писателя.

Чего не отнять у Говорухина, так это умения за считанные минуты деталями задать правильный тон всей ленте. Это умение даже с годами он умудрился не растратить на утренниках в Госдуме. Фильм начинается с динамичной документальной нарезки самых ярких моментов немного затянувшейся хрущевской оттепели: Гагарин отправляется в космос, Булат Окуджава поет свой «Полночный троллейбус», Высоцкий читает со сцены Таганки монолог Гамлета, генсек, обожающий кукурузу, дает свою лаконичную характеристику советского авангарда: «Выставка — говно, художники — *** [бездари]».

Главный герой, похожий на эдакого советского Байрона, разрывается между необходимостью зарабатывать деньги в газете и работой над своей рукописью, посвященной жизни советских заключенных, о которой он знает не понаслышке. Он много пьет, постоянно заводит романы, разбивает сердце молодой эстонской учительнице, путешествует по отделениям милиции и снова пьет. В отличие от героев каких-нибудь «Полетов во сне и наяву», говорухинский Печорин брежневской закваски не так харизматичен и, похоже, стопроцентно подходит своему времени — выхолощенному, претенциозному и полному детских банальностей. Возможно, для постаревшего режиссера фразы вроде «Если в этой стране быть писателем — преступление, то мое место в тюрьме!» кажутся свежими и поучительными, то для человека нашего времени вся эта модернистская наивность осталась в глубоком прошлом, из которого собственно и вышла сама лента.

Что действительно получилось, так это непередаваемая сатирическая мелодия всего происходящего, которую Говорухин умудряется исполнить без капельки фальши. Главред ругает нашего героя за то, что он поставил в заметке в неправильном порядке демократические страны, а Африку засунул в алфавитном порядке перед ГДР. Узнав же, что четырехсот тысячным жителем Таллина стал эфиоп, журналист звонит в редакцию, где тут же получает нагоняй — ведь это же неслыханно, как какой-то гуталин может стать юбилейным жителем советской республики. Вся подмененная мораль, нескрываемый цинизм и чеховское «как бы чего не вышло» советского периода выглядит здесь гармонично, а главное — абсолютно повседневно. Жизнь в постоянном беспокойстве из-за того, что в портфеле у тебя могут обнаружить диссидентский журнал «Грани» и за это лишить работы; отправить в творческую ссылку из-за найденной вместе с эмигрантской литературой рукопись твоего нового романа — это точные черты той самой эпохи брежневского застоя. А главный страх здесь в том, что все это воспринимается окружающими как само собой разумеющееся.

Естественно, за время просмотра во мне несколько раз появлялось бурное желание увидеть в ленте аллюзии на нашу сегодняшнюю действительность. Ведь и редакторы газет остались все те же, с боязнью не угодить правящей верхушке. Интеллигенты с Хемингуэем и Нефертити на полках стареньких сервантов ничуть не изменились и даже вечно пьющие операторы, фотографы и другие представители массового творчества остались на своих местах.

Главная проблема «Конца прекрасной эпохи» в том, что Говорухин в упор не хочет видеть преемственности эпохи брежневского застоя, и, простите за излишнюю политизированность, — путинской стабильности. В те самые моменты, когда сравнения так и просятся на экран, режиссер резко бьет нас по рукам и настойчиво уточняет, что кино это — про дела давно минувших дней, и нечего тут строить домыслы. В итоге получается, что он, будто тот самый главред варшавской газеты, боится излишней тенденциозности и уводит повествование в долгие рассуждения о пошлости советской действительности.

«Конец прекрасной эпохи» — очень политизированное кино о политизированной советской жизни, которое, несмотря на свои художественные достоинства, меркнет из-за тотальной внутренней пустоты и может порадовать разве что тех самых выходцев из брежневской эпохи, которой настал логичный конец. Название ленты заимствовано у Иосифа Бродского, который точно смог выразить то, что, наверно, происходит в головах режиссеров из ушедшей прекрасной эпохи:

Зоркость этой эпохи корнями вплетается в те
Времена, не способные в общей своей слепоте
Отличать выпадавших из люлек от выпавших
Люлек.

6 из 10