«Нет более глубокого одиночества, чем одиночество самурая, кроме одиночества тигра в джунглях. Может быть...»- вот каким титром открывается не только Мельвилевский фильм об одиночке, но и вся самурайская тематика в западном гангстерском кино. На самом деле таких слов в «Бусидо» нет - Мельвиль создал свой самурайский кодекс, облегчив задачу зрителя, по-восточному лаконично вложив в одну-единственную фразу весь смысл вселенной самурая.

Этот смысл, как и образ идеального убийцы, тема экзистенциального одиночества в мрачном, ночном городе, все-все это позже будет растаскано на цитаты господами Тарантино, Китано, Джармушем, с его «Псом-призраком» и Бессоном с «Леоном». Но сейчас такие истории про героев-одиночек не снимают, в них добавляют постмодернистский стеб или сентиментальность, маленьких девочек, оправдания и объяснения поступкам главного героя. Ведь современным западным людям такие истории про воинов, без психозов, без чувства вины, и ведомым только честью и обостренным чувством долга глубоко непонятны и чужды. А «Самурай» - это неразбавленный никакими сантиментами нуар, скупой на психологические подоплеки и мотивации, похожий на медитацию воина перед совершением ритуального самоубийства.

Образ идеальной вселенной волка-одиночки молчаливо отображенный на кинопленке – это два окна, как две пустые глазницы, комната с ободранными стенами, никаких лишних вещей и общество канарейки - больше нечего нет и не нужно. Минимализм во всем – от эмоций до аксессуаров. Мельвиль очень отстраненно выстраивает каждый кадр с геометричной четкостью перфекциониста. Без эмоций, как будто фотографирует реальность, чтобы вложить фото в полицейское досье и сдать в архив. Он бесстрастен, и именно это бесстрастие, оглушает зрителя. И холод в каждом голубовато-жемчужном кадре…

Мельвиль вообще очень меток – поразительна точность выбора исполнителя роли человека живущего в таком холодном мире. Ален Делон, человек с лицом мраморной статуи, похож здесь на мертвеца. Кто еще смог бы выдерживать такие паузы, без слов, без малейших изменений мимики и быть таким интересным, что хочется смотреть во все глаза, я не знаю. Кто вообще мог бы оживить героя, который мертв уже по определению? Ведь мы не знаем ни мыслей Джеффа, ни его прошлого, ни будущего - у воплощения смерти не может быть биографии, которую он будет рассказывать собеседникам в баре, он и в бары то ходит не за этим. Убивает он не из мести, не из садистского кайфа полюбоваться на мучения жертвы и даже деньги его не интересуют. Ему все равно и наверное люди с их маленькими мирками и жизнями его особо не интересуют. Не потому что он их презирает, нет, просто не интресуют, он стремится к абсолюту.

Почему он такой, нам опять же не объяснят, и этот ангел смерти останется недешифруемым иероглифом до конца. Тигр всегда полосатый, какие еще могут быть объяснения? Все что у него есть – это его ледяное молчание. Зачем нужны слова, если достаточно только жестов, превращенных в ритуалы? Надеть белые перчатки, запахнуть воротник плаща, элегантным жестом поправить шляпу, произнести привычные фразы и нажать курок – таков ритуал. Каждый шаг, каждый жест, цвет одежды в котором он выходит из дома, имеет свой вес и смысл.

Судя по тщательности воспроизведения эти действия ему повторять не в первой, это похоже на хождение кругами, на вращение барабана пистолета с одной пулей внутри. Умереть от пули может каждый, любая собака на это способна, но тигр, человек чести, придерживающийся единственно верной в его пустой вселенной линии красоты, превращает смерть в бессмысленный и шедеврально - красивый поступок, в произведение искусства.

Очень мужское кино - сухое, колючее, холодное и эстетически совершенно, в которое сложно влюбится, но которое сложно не досмотреть до конца. Хотя спросить, чем закончится эта история бессмысленно. Она закончилась еще тогда, в самом начале – когда на экране появилась цитата, якобы из бусидо, когда канарейка забилась в клетке, когда Джефф встретил в полутьме коридора посланницу Рока, темнокожую пианистку с большими глазами. Главный спойлер мелькает в самых безобидных сценах, но такие фильмы смотрят не ради неожиданных поворотов сюжета.

Несмотря на размеренный, медитативный ритм, режиссер Мельвиль умело нагоняет саспенс и держит в напряжении, даже если зритель знает цитату из настоящего бусидо «Смерть есть последний подвиг в доблестной жизни самурая». Все что можно прочитать сквозь череду стильных, красивых кадров – смерть прекрасна, немногословна и закономерна, как и сам Джефф Костелло, а все реки рано или поздно попадают в один океан.

Расширенная версия.

Взращенный на современном кино зритель, тот самый, что косится с опаской на любой фильм, чей год выпуска начинается с цифры 19, если и обратит свое внимание на «Самурая», то, обладая зависимостью от чужого мнения, возьмется прочитать рецензию-другую, от которых потребует стандартного наполнения и четкости авторской позиции. По обрывкам чьих-то мыслей он, сопоставляя их со своим мироощущением, встанет на путь принятия решения: а стоит ли фильм его драгоценного внимания, получит ли он нужные впечатления. Не найдя в тексте желаемой конкретики, подобный индивид, вероятно, смутится. Поймет ли он, что на подобное кино по лекалам не пишут? Разве что, если сам посмотрит.

Более того, в случае с «Самураем» как никогда уместным будет рискнуть познакомиться с картиной, избавив себя от какой-либо информации о сюжетной фабуле и ее развитии. Эффект, возможно, превысит все ожидания. Так или иначе, знать про место действия (Париж), имя заглавного героя (Жеф Костелло) и его деятельность (######) – лишним не будет. Впрочем, после появления на экране выдуманной режиссером Мельвилем цитаты из кодекса Бусидо, титра со временем и днем недели и вплоть до первых активных действий персонажа Делона позволить себе не догадываться, кто такой этот Жеф, и куда он себя направляет, – было бы большой роскошью в наш век превью и синопсисов. И как хотелось бы ее обрести, хотя бы на миг оказавшись в кинозале шестидесятых, например. Когда все представление о фильме зачастую ограничивалось названием и афишей. По крайней мере, тогда, думается, было значительно легче обеспечить себе информационную блокаду. Такую, чтобы распространялась не только на пролог истории, но и затрагивала основные сюжетные ходы, вплоть до внезапного финала. Мечтать не вредно.

Современный зритель непременно желает знать, «где сидит фазан», – кто снимается в фильме. Ален Делон, чей профиль смотрит на нас с постера, тут главный, но не единственный. Франсуа Перье, Натали Делон, Кати Розье – их знают не все, но после «Самурая» запомнят. Честно говоря, это фильм Делона. Эффектен в шляпе и без, невозмутим и расчетлив, его Жюф – из тех ролей, о которых пишут в киноэнциклопедиях.

Режиссура Жана-Пьера Мельвиля, операторская работа Анри Декэ и музыка Франсуа де Рубэ, хоть эти имена ничего и не скажут поколению «Темных рыцарей» и «Аватаров», достойны дежурного по форме, но неизмеримо значительно диссонирующего с их вкладом, упоминания. Расписать, как чрезвычайно стильно и в идеальном темпоритме все поставлено, разжевать в каких ракурсах работала камера и какие приемы были использованы, упомянуть, где и сколь подходяще звучала та или иная мелодия? Увольте! Это из категории неописуемого, как ни старайся.

Любознательный читатель попросит резюме, с закуской в виде доступного акцентирования на самых ярких деталях, наиболее значительных эпизодах. Уникумы привлекут критерии по типу «слезовыжимательности» и «мясоколбасности». «Самурай» такого не потерпит. Он предпочтет сохранить ореол таинственности до самого конца. Ему не нужны агитки «крутое кино о…» или «лучший фильм на тему…». Он, не являясь фильмом из категории неземных, где, например, все в ч/б, и подолгу ничего не происходит, или, наоборот, довлеет рваный монтаж, и герои не умолкают, тоже не лишен индивидуальности. Манера изложения нетороплива, но ключевые события свершаются в промежутках взмаха зрительских ресниц. Атмосфера Парижа чарует: предзакатные улицы, вагоны подземки, джаз-бары с джаз-бэндами. Автопарк и технические приспособления нет-нет да намекнут, что Париж-то далеко не вчерашний, но восприятию это не мешает. Ощущение безвременья словно перетекает с экрана. Состояние всепоглощающего сопереживания – следом.

Сокращенная версия.

«Самурай» Мельвиля с Делоном – то, что принято называть художественным произведением вне каких-либо рамок. Временных, национальных, жанровых. Гармония филигранно выверенного стиля, помноженная на холодную атмосферу экзистенциального одиночества и фатализма. Кинематографический срез чужой, насколько дикой, настолько же и манящей жизни, погрузив сознание в который, внезапно чувствуешь себя живым. Куда более живым, чем еще 105 минут тому назад.

Фильм 'Самурай' был для Алена Делона своеобразным крещением - их первая общая работа с Мельвилем, в которой 32-летний Делон показал себя едва ли не в самой лучшей своей роли. Самобытное кино, чем-то похожее на шедевральный 'Красный круг'. Глупое это дело - равнять шедевры. Оба фильма просто великолепны, но 'Самурай' - короче, малословнее и... а дальше додумывайте сами.

Джеф Костелло - достаточно нетипичный персонаж, вызывающий у зрителя сильное изумление. Киллер экстра-класса, живущий в нищенской комнате и полностью изолированный. Его лучший друг - птичка. Джеф - 'самурай' по духу и поведению. И его одиночество можно приравнять к одиночеству тигра в джунглях (эпиграф). Но у людей всё сложнее, чем у диких кошек. Образом Джефа Мельвиль пытается донести до зрителя мысль о традиционной для японских воинов 'ритуальности'. Они живут по традиции и умирают по ней же. Внимание! - то же самое видно и в данном герое Делона. Ритуальность и, как ни странно - обыденность. Самураи были всегда, без них мы не можем представить себе Японию. Они должны быть в жизни, как неотъемлемый атрибут Востока. И точно так же должен быть на этом свете Джеф Костелло, ведь кому-то надо выполнять заказные убийства, занимать эту нищенскую комнатушку, кормить ручного щеголька. Страшное, безликое 'кому-то'. В этом и есть вся ритуальность образа Костелло, человека без прошлого и будущего, а так же с отсутствием эмоций и какого-либо интереса к жизни. Он с достоинством несёт крест этого кого-то. Почему же? А так должно быть. Все люди имеют какое-то предназначение, и наёмные киллеры - тоже.

Но это всё лирика. А сам Джеф? Делон прекрасно сыграл роль молчаливого, бесчувственного человека, молодого красавца с очень бледным, каким-то неживым лицом, который ну просто - не от мира сего. Костелло щеголеват, но в нём нет того 'нарциссизма', в котором Алена Делона винили несчётное количество раз. Всё выверено до автоматизма - надеть перчатки, задержаться перед зеркалом, чтобы увидеть своё 'мраморное' скульптурное лицо и поправить шляпу. В этом плане важна сцена, где раненый Джеф приходит домой, снимает верхнюю одежду, занимается своей раной, при этом бинтуя левой рукой правую (не верх ли профессионализма?) и потом кормит щегла, дрожащей рукой вливает воду в поилку и после этого облегчённо отходит и садится. Никто не узнал себя? Ведь мы живём именно так, на автоматизме и ритуальности - мельком увидеть себя в зеркало, уйти по делам и потом, вернувшись домой, механически выполнить какое-то ежедневное действие, что бы ни случилось. Механизм жизни. Эта сцена под минорную музыку Франсуа де Рубэ окончательно доводит до зрителя страдальческую атмосферу фильма, исполненную непонятного отчаяния, и зритель почти физически ощущает болезненное, самурайское одиночество Джефа. Параллель. Самурайский традиционализм, механическое неживое поведение Костелло - и наша жизнь. С такой же традиционной ритуальностью, выверенной до мелочей.

И как же хочется вырвать у всей страдальческой атмосферы отчаяния хотя бы какое-то время! Но в этом фильме Мельвиль, минималист и великий интеллектуал, не балует зрителя, выводя около Костелло фигуру следователя, героя Франсуа Перье. Контраст, противостояние - и вместе с тем очень большое сходство этих героев. Оба бессердечные профессионалы, живущие по принципу 'так быть должно'. Но так обрисованы оба, и Делон, и Перье, что первый является драматическим героем, а второй - заурядным служакой, готовым на всё. Хотя нет, заурядным герой Перье быть не может. Он тоже по-своему привлекает внимание, но вызывает у зрителя лишь негативные эмоции. Возникает параллель с 'Красным кругом', где Андре Бурвиль сыграет такого же бездушного карьериста и целиком проявит свою бессердечность с героем... именно Франсуа Перье.

Мельвиль в 'Самурае' смог достичь невероятного: минимумом текста и максимумом драматизма показать Жизнь во всех её ипостасях: параллели, сходства и различия, автоматизм и ритуальность выполняемых действий, и, главное - атмосферу предрешённости и отчаяния. Шедевр, не способный вызывать у двух людей одинаковой реакции, и вместе с тем - удивительно простой для восприятия. Всем действующим лицам - Мельвилю, Делону, Перье, и отдельно Франсуа де Рубэ за неповторимую музыку - самый высший балл.

В аскетичной вселенной Жан-Пьера Мельвиля не видно солнце и незаметна луна. Свет фонарей отливает мертвенной голубизной, а от ярких ламп слепнут глаза. Выстроенная на фанатизме творца сферическая реальность существует по малопонятным для непосвященных законам. Жизнь здесь главная условность, а смерть - единственный шанс почувствовать. Начала не существует, оно - фикция, а конец, свой и чужой, приближают все – каждый по-разному. Люди-миражи перемещаются между тусклыми локациями, заполняют мизансцены, встают и засыпают, не зная о пользе сна. Их присутствие необходимо лишь для решения кинематографической задачи. Подчеркнутая бесстрастность мельвилевского стиля должна отталкивать, сушить мозг, страшить неестественностью, вводить в транс, но происходит нечто другое. Интеллигентный фаталист не занимается мистификациями, не стремится ни в чем убедить, не открывает глаз на загадочную правду. Он заставляет поверить в силу запредельного профессионализма, который становится хозяином души, изгоняя из нее все, что можно считать чрезмерным либо несовершенным.

Гармоничный убийца Жеф Костелло подобен воплощенному призраку. Невозможно поверить в его способность любить, сочувствовать, переживать или ненавидеть. Он привязан к своей домашней птичке, но и она для него скорее щебечущая сигнализация. Костелло – такое же оружие, как начищенный до блеска револьвер, только крупнее калибром. Наемный убийца работает за деньги, однако ни они, ни распластанное тело очередного клиента не приносят удовлетворения. Этот человек мертвее собственных жертв, фантазия Мельвиля породила его таким, и для него смертельное ремесло – не просто идеология, а полноценная религия с отработанными ритуалами. Мастер безупречных исполнений живет привычками, следует жестокому кодексу, и в нем не найти страницы с пометкой «ошибка». Допустить просчет означает нарушить красоту молчаливой поэзии, испортить ее фальшивыми словами и превратиться в изгнанника-ронина. Костелло – не грешник и не праведник, он вершитель особой морали, главное место в которой определено отрицанию.

В отличие от более позднего «Красного круга», Мельвиль не дает теоретического обоснования преступлению, как ровняющей потребности. Две ленты схожи примерно в той же степени как «На несколько долларов больше» и «Хороший, плохой, злой» – единство стилистики компенсируется различием в направленности. «Самурай» – прежде всего, признание в любви к классическому нуару. Это возведенный в абсолютную степень фетиш к оружию, одежде, шляпам и любым аксессуарам, позволяющим отличать людей от бессловесных изваяний. И законченный образец отшлифованного стиля, со строгим выбором тонов от серебристо-сизого до сумрачно-синего. Ни единого пестрого пятна, никаких брызг крови, лишь изящные кольца табачного дыма и причудливые облака пороха. Элитный ресторан, шикарные апартаменты гангстеров и, как обочина лощеной действительности, – скромное логово убийцы да гараж для смены номеров. Меланхоличные симфонии сопровождают немногословного специалиста, а высочайшая эстетика убийства выводит на новый уровень от привычного понятия «преступление». Показное нарушение заповеди Господней преобразуется в искупительное действие. Против всякой логики оружие живет своей жизнью, подчиняет себе руки хозяина, совершенствует его сознание и не позволяет усомниться в справедливости сделанного выбора.

Неправдоподобно красивый Делон в стильном плаще и фетровой шляпе выглядит ангелом возмездия, но это не более чем видимость. В криминализированном городе убийства – норма жизни, и не случайно комиссар полиции в исполнении Франсуа Перье типологически близок к Жефу Костелло. Добро не противостоит злу, порядок не соотносится с хаосом, черное нутро мельвилевского Парижа стирает различия и подводит людей к единственно возможной дилемме «позорно сгинуть сейчас или затем погибнуть с достоинством». Убийца и комиссар схватываются с обстоятельствами, держа в голове мысль, что друг без друга им никак, и выделяются среди прочих людей только расширенным функционалом. Маниакальная щепетильность режиссера превратила характерные эпизоды в уникальные, позволяя регулярно изумляться отточенному минимализму. Мельвиль тщательно следил за каждым словом, не допускал ни единого лишнего жеста, выстраивал кадр с тонкостью нейрохирурга и вовремя нажимал на болевые точки, напоминая о трагедии одиночества. Родство Костелло с образом самурая особо сильное в отношении к смерти. Она желанна и почетна, но лишь в том случае, если миссия выполнена. Психология контурного персонажа определяет фильм как притчу, хотя ближе он все-таки к нуару. В непроглядном мраке ночи легко растворяется человек с пустым сердцем. Он не лучше и не хуже своего мира, он - ведущая деталь, символ, воплощение и главное несчастье.

Ранним утром французский самурай глядится в зеркало. И видит в нем он не свое отражение, а молчаливую укоризну миру, что лишился живости прекрасного и обзавелся очарованием механистического. Мельвиль многое отдал за свой талант. Он был равнодушен к богатству и по-настоящему любил только свою работу, не нуждаясь ни в почитателях, ни в исследователях. Близкий друг Жана Кокто, он жил в царстве персонифицированного сюрреализма, в котором было лишь его искусство. Для Мельвиля не существовало критиков – ни один не мог сравниться с его собственной нетерпимостью. Великий циник оставался верен себе, отрекаясь от только что снятых фильмов. Он называл это гигиенической привычкой и тут же принимался за новое дело. Естественно, что и методичный убийца не был знаком с умиротворением, ожидая следующего контракта. А если очередному суждено оказаться последним, то хотя бы со стуком затихающего пульса придет подобие счастья. Но холодного спокойствия на лице не нарушить даже ему.

Ален Делон, находясь в роли умного, хладнокровного профессионала Жефа Кастелло, одно из основных украшений «Самурая» Мельвиля, прообраз всех киллеров современных кинолент, да само произведение уже давно признано культовым. Некоторые режиссеры, включая Джима Джармуша, под влиянием культового, криминального триллера 1967 года, взяв от него несколько запоминающихся деталей, сняли своё кино. Взять хотя бы факт того, что в «Псе-Призраке» Форест Уитакер цитирует похожие изречения из кодекса самураев — бусидо, тут они как титры, кстати, здесь выдуманы самим режиссером. Из фильма 1967 года сцена угона автомобиля уютно перекочевала к Джармушу, с поправкой на то, связку ключей заменило портативное устройство. Ещё примечательно, там и там, главный герой имел в своём доме птичек.

Можно резко дать вывод, — «Самурай» 1967 года, эталон от коего многие известные авторы мужского, колючего жанра кино, криминального триллера, взяли к себе на вооружение многие элементы и целые сюжетные ходы. И ими являются не только Джармуш, Китано и Джон Ву, но и даже Люк Бессон с Николасом Рефном (надо прекратить упоминать имя датчанина). Ведь образ героя-одиночки, невозмутимого, спокойного, является не чем иным, как образом сверхчеловека, превозмогающего своё одиночество и невидимую душевную прошлую травму, у Мельвиля он фаталист, тем не менее, шагающий до конца, без намерений сдаваться.

Так же Жан-Пьер Мельвиль, управляя приемами, взятыми из голливудского нуара 30-ых годов вместе с оператором Анри Декэ и композитором Франсуа де Рубэ, смогли создать настоящий шедевр. Шедевр, где всё заключается на деле одного человека. Необходимо понимать, сыгранный Делоном персонаж, немногословный дьявол с ангельской внешностью загнанный аки раненный тигр, всё ещё способен больно укусить, остаётся, прежде всего, живым человеком, который не против любви и романтики. Ведь тут имеются красавицы современности Натали Делон (тогда была в браке с Делоном, через год они разведутся) и Кати Розье.

С самого начала сюжета, нам не известна ни предыстория персонажа, ни его мотивы, все его переживания и характер точно переданы благодаря блистательной игре превосходного, французского мастера и атмосфере проистекающего действа. Весь «Самурай» как раз на этом выдержан, — минимум диалогов, больше действия, холодной тон картинки, вдобавок держится на неком душевном, эстетическом элементе, благодаря ему в кинокартину попросту невозможно не влюбиться, а к его герою испытываешь сильнейшее уважение, несмотря на то, что он наёмный убийца. В первую очередь перед нами фильм об одиночестве, а уж потом о криминале. Скромно обставленная комната, на кровати лежит человек с зажжённой сигаретой, вверх потолка идёт струйка дыма, внизу экрана выступает фраза:

«Нет более глубокого одиночества, чем у самурая, кроме, может быть, одиночества тигра в джунглях».

Смотреть обязательно!

Жан-Пьер Мельвиль принадлежал к когорте французских режиссеров «новой волны», и был среди них далеко не последним – даже среди новаторов вроде Трюффо и Годара (между прочим, знаменитый «рваный монтаж» Годара был придуман именно Мельвилем). Но при этом сам Мельвиль всегда оставался несколько в тени своих известных соотечественников, и далеко не каждый киноман может похвастаться знанием фильмов этого «серого кардинала» французского кинематографа. Но среди современных творцов кино – режиссеров, сценаристов и иных – классик пользуется большим почетом и уважением, а элементы его фирменного стиля очень хорошо прижились в творчестве, скажем, Оливье Маршаля, снимающего драматические и остросюжетные картины о противостоянии полицейских и преступников (разве что полярность у него другая).

«Самурай» 67-го – не вершина творчества режиссера (которой он достиг, на мой взгляд, в «Армии теней» и «Красном круге»), но наиболее характерный его фильм. Для пересказа сюжета будет достаточно прочтения кратенькой аннотации в описании фильма, и на этом формальная часть знакомства с «Самураем» может быть закончена. Нарративную линию нельзя назвать необычной или оригинальной, и здесь Мельвиль без тени стеснения копирует обыкновенную фабулу какого-нибудь средненького детектива о противостоянии сыщика и преступника – все карты известны, все фигуры на позициях, а зрителю остается лишь наблюдать за исходом сражения, обыкновенно довольно предсказуемым. Чем сразу выделяется творение Мельвиля – так это спокойным и сосредоточенным характером повествования и отсутствием каких-либо попыток на создание напряжения посредством сюжета или драматургии. Удивляет и скрупулезная пристрастность режиссера к изображению рутинных для персонажей действий – тщательно изображен процесс подготовки к заказному убийству, тщательно изображена установка прослушки и не менее тщательно – сыск и дознание в полицейском участке. Ритуальность, обрядовость исполнения героями своих обязанностей – одна из ключевых особенностей фильма и творчества Мельвиля вообще.

Одновременно с развитием сюжетной линии на экране развертывается и своеобразный стиль режиссера, на который огромное влияние оказал американский кинематограф и эстетика голливудских нуар-детективов, бывших в пору молодости и зрелости Мельвиля одним из самых лаконичных и законченных в художественном отношении жанров фабрики грез. Именно оттуда – и одежда героев (с непременным плащом и шляпой), и типажи персонажей (асоциальные, харизматичные, с ярко обозначенными чертами характера), но главное – общая мрачность происходящих событий и обреченность главного героя, который либо умирает, либо остается «у разбитого корыта», лишь иногда возвращаясь к прежнему образу жизни (тоже обычно безрадостному и тупиковому). «Самурай» словно губкой впитал в себя все эти особенности, но, в отличие от классического черно-белого нуара, Мельвилю пришлось работать еще и с цветом – и потому фильм выполнен в прохладных, неподвижных тонах, где доминируют синий, серый и голубой. Тусклый мир из дождя и пасмурных облаков с редким солнцем в гостях – более адекватного изображения вселенной нуара в цвете трудно было бы и сыскать. Оператор особенно акцентирует долгие, молчаливые кадры, перемежающиеся быстрой сменой лиц героев, изображенных крупным планом; сцены убийств сняты посредством резкой перемены положения камеры, когда она последовательно выделяет сперва общий план (вид), затем отдельные детали – пистолет, лица, а потом снова возвращается к исходному положению, и лишь тогда происходит выстрел и чья-то, увы, смерть.

Не отрицая драматургии и необходимости «истории» каждому персонажу, Мельвиль все же избегает давать ретроспективу жизни главных действующих лиц. Режиссер более склонен к символическому толкованию персонажей и всего фильма в целом – тому служат и птичка в клетке в квартире главного героя, и выдуманный Мельвилем эпиграф вкупе с названием киноленты, но главным образом – манера и поведение персонажей, их внешний облик (хотя здесь нужно избегать грубого разбора совокупности символов на малозначимые в отдельности элементы).

В фильме есть два главных действующих лица, наиболее загадочных и необъяснимых – это собственно Костелло в исполнении Делона и его визави, чернокожая пианистка, сыгранная Кати Розье. Первый даже более понятен, поскольку неизбежно трактуется как тот самый, вынесенный в эпиграф самурай. Живущий по кодексу и ради кодекса, содержание которого ясно лишь ему самому, он находится на пути полного освобождения от человеческой сущности как таковой, словно отходящие в нирвану древние буддисты. Он достигает этого освобождения путем соблюдения доскональной ритуальности, столь присущей истинным самураям, и ни на шаг не отступает от того, что (а также «как») должно быть выполнено. За спокойными глазами пребывает абсолютный дух, который ступает по предначертанному пути, метафизически совершенно исключенный реальным миром из круговорота бытия. Экзистенциальный вопрос решен раз и навсегда, без сомнений и проволочек. Я уверен, что персонаж Делона мог бы существовать многие тысячи лет – настолько он отделен от всех прочих, настолько в его жизни отсутствует категория смысла как таковая. Разве есть цель у бесконечности?

Персонаж Кати Розье оказывается тем роковым утесом, о который разобьется любая, даже самая могучая волна. Именно она ставит герою Делона экзистенциальные проблемы, именно она нарушает все течение его неторопливой и завершенной ритуальности. Он вновь принужден выбирать, и его выбор – человеческий выбор – всегда будет нарушать правила кодекса. Уничтожив собственную вечность, он заново становится человеком, и вновь нарушает правила кодекса. Он вызвал к жизни собственную волю, он стал решать и выбирать – и человеческое, слишком человеческое это качество обратило его в простого смертного. А разве неизвестен простому смертному его собственный, неизбежный конец? Наверное, неспроста некоторые критики сочли персонаж Розье персонифицированной смертью главного героя (хотя это сравнение, должно быть, несколько прямолинейно).

Трудно избежать клишированности, но еще труднее – воспользоваться клише так, чтобы на выходе получить нечто совершенно новое и необычное. Так и поступил Мельвиль, и из множества разрозненных кусочков – экзистенциализма, нуар-кинематографа, европейски понятого самурайства и собственной, внутренне присущей эстетики и чувства стиля - создал кино, по праву заслужившее место в пантеоне шедевров не только синематографа, но и искусства вообще.

Отличный фильм. За что понравился? Фильм удивительно лаконичен во всём. Сюжет, несмотря на криминальный характер, развивается неторопливо. Ничего лишнего, всё строго, сдержанно, временами аскетично. Концовка непредсказуема, по «самурайски» красива!

Ален Делон настолько выразителен, что именно его не многословие, почти полное отсутствие каких-либо эмоций и создают неповторимый образ главного героя: элегантного, благородного, уверенного в себе, чуточку самовлюбленного гангстера. Особый делоновский шарм придаёт стильность всему фильму.

Остальные герои тоже на высоте! Какие утонченные дамы – любовницы главного героя! Каждая хороша по-своему, так непохожи они на взбалмошных героинь современных боевиков. Великолепен образ дотошного служаки следователя, преследующего главного героя на протяжении всего фильма.

Многие киноленты со временем устаревают, а «Самурай» срок в четыре десятилетия выдержал и стал смотреться только лучше. Обстановка 60-х годов прошлого столетия для современного зрителя придает еще большую изысканность этому замечательному фильму.

10 из 10

Просто и элегантно.

Стиль, выдержка, лаконичность и точность. Холодный ангел сделал свое дело, он может уйти. Молчание и лед, бесстрастность и сосредоточенность. Это настоящая классика мирового кино. Этот фильм великолепен. Четко продуманная сюжетная линия, прекрасная игра актеров. Эта картина напоминает зрителю, что кино – это тоже искусство. В отличие от современных action (которые по-другому и назвать-то нельзя, только «действие») здесь нет никакой пошлости, никакого шума, зато присутствует немного экзотики.

Главный герой просто потрясающ. В его комнате 2 стула, кровать, шкаф, комод, тумбочка и кухонные принадлежности. И это при его-то гонорарах! С одной стороны, он прост и скромен, с другой – стилен и элегантен. Весь фильм замыкается именно на этой фигуре. Даже то, что герой – наемный убийца, не уничтожает наших к нему симпатий. Деньги не имеют для него никакого значения. У него есть свои принципы и устоявшиеся жизненные правила, которые он никогда не нарушит, неважно, чем это грозит непосредственно ему. Это благородный воин, у которого есть свой Кодекс Чести. Его конец так же благороден, элегантен и прост.

«Последний подвиг самурая – это его смерть»

10 из 10

P.S. Я писала этот отзыв, прекрасно понимая, что все, что можно сказать об этом фильме, уже было сказано ниже, мне же хотелось просто выразить свое мнение и призвать всех ценителей настоящего кино не пропустить эту картину.

“Нет более глубокого одиночества, чем одиночество самурая, кроме, возможно, одиночества тигра в джунглях” – Бусидо.

Позволю себе начать с того, что распространено нынче знание о том, что самурай, это японский рыцарь, воин. Есть другое японское слово, которое имеет близкое значение к слову “самурай”, это – “буси”. Все не восточные люди, когда говорят о самураях, обычно представляют себе бесстрашных бойцов, воинов, которые знают искусство боя, ничего не боятся, верны себе. На самом же деле, это не совсем так. “Самурай” в переводе это “служилый человек”. То есть, это слуги на все случаи жизни, зависимые люди, они были самыми преданными телохранителями своего даймё, как говорится в общеизвестных источниках.

Почему я завел разговор о самураях? Да потому что лента французского режиссера Жана-Пьера Мельвиля имеет честь носить такое название. Проходит несколько минут просмотра, и ты уже с полной уверенностью определяешь, что картина эта совсем не о самураях и их битвах. Этот фильм о нашей европейской реальности, реальности со всеми черными, измазанными кровью линиями. Название идет, насколько я понимаю из глубокой философии, которая заложена в картину. Глядя на эпиграф, мы видим, что он взят из кодекса чести японских самураев. А что это может значить? Я считаю, что это может значить только одно – что бы ни происходило, человек всегда остается один, лицом к лицу со своими проблемами. Здесь никто не может быть ему помощником, никто просто не станет ничего делать, даже если это будет уж очень необходимо. Ты сам себе король, ты сам себе слуга. Каждый самостоятельно выбирает свою судьбу, каждому жизнь готовит свою участь. И если ты выбрал свой определенный путь, то следуй по нему до самого конца, к чему бы это не привело, не сворачивай. Если ты вызвал кого-то на бой, то помни, что теперь все настроятся только против тебя, неминуемо.

Именно все так и было с персонажем картины по имени Джефф Кастелло. Такое чувство, что он и жил по кодексу японских самураев. Вообще, Джефф занимался не чистой деятельностью, он мог угнать любой автомобиль, а так он был наемным убийцей, киллером. Человек он беспощадный, совершенно неэмоциональный, за все действо Кастелло даже ни разу не улыбнется. Он тщательно подходил к выполнению своих заданий, никого не жалел. В свое свободное от работы время, Кастелло возвращался к себе домой, в маленькую квартирку, где у него не было собеседника, кроме птички в клетке. Да и вообще, Джефф мало разговаривал, он был сух ко всем. Глядя на жизнь Кастелло, становится ясно, что такое быть по-настоящему одиноким. Для Джеффа не существует ничего, кроме его работы, которую он выполняет исключительно сам, а плату получает, молча и через посредников. Сразу же после этого в голову вбивается образ настоящего наемного убийцы – он должен быть одинок, ведь при такой работе иметь близких людей недопустимо. По сути, самым близким существом для Джеффа была его птичка, даже со своей девушкой он не был близок в серьезности.

Однажды Джефф Кастелло получает очередное задание – нужно убрать какого-то влиятельного босса, крупную шишку. Джефф тщательно готовится к этому, планирует свои действия, прорабатывает необходимые детали. И, как итог – он блестяще справляется со своим заданием. Вот только есть пару шероховатостей в этом нелегком деле – во-первых, Джеффа заметила одна девушка не месте преступления, во-вторых, нашему парню не заплатили обещанную сумму за работу.

После просмотра этого фильма режиссера Жана-Пьера Мельвиля, становится ясно, откуда в современных лентах заимствования берутся. Я теперь совершенно точно уверен, и я даже вспоминаю многие ленты, в которых был похожий сюжет. Почему-то сейчас мне приходит на ум совсем недавний “Мачете” Родригеса, а ведь сюжет-то очень похож, не находите?

Вообще, если подумать, то ничего удивительно, кардинально нового, новаторского в картине Мельвиля нет. Зато режиссер смог с такой профессиональностью реализовать свою задумку, что просто диву даешься. Считаю, что правильно было сделано, что подчеркнуто одиночество главного персонажа, характер Джеффа Кастелло отлично прописан и раскрыт в полной мере, никаких нареканий вообще нет. Удивительно, но при минимуме речей и слов, сразу видна вся сущность основного героя. Нам показан истинный воин-одиночка, самурай, не доверяющий никому на этом белом свете, он верен только себе одному. А действительно ведь, как можно доверять тем, кто только и норовит, что сделать тебе хуже, да и вообще убить тебя. И, как бы это странно не звучало, но мир – это одно большое поле сражения, в котором каждый сам за себя. Кстати, возникала аналогия с картиной “Профессионал”, где против героя Бельмондо тоже были все сосредоточены.

Многие отмечали, что повествование под названием “Самурай” смотреть тяжело и скучно. Не знаю – не знаю, я эту картину смотрел с большим удовольствием, мне было очень интересно на самом деле. Все прошло, как на одном дыхании, хотелось смотреть дальше, но история уже кончилась. Самое интересное, что лента, не произнеся ни единого слова, заинтриговывает с самых первых кадров, когда Кастелло садится в одну из машин со связкой ключей. Режиссер Мельвиль постарался на славу, когда создавал ленту. Также хочу сказать, что очень понравилась операторская работа Анри Дэке, ну и, конечно же, саундтрек Франсуа де Рубэ. Основная музыкальная тема меня просто за душу берет, пропуская по всему телу дрожь.

Что касается актерской игры, то тут считается, что роль Джеффа Кастелло, это лучшая роль Алена Делона. Я ничего по этому поводу сказать не могу, так как не видел других фильмов с этим замечательным актером, мне сравнивать не с чем, но я, конечно же, хочу исправиться. И, знаете, я рад, что начал знакомство с Делоном именно с фильма “Самурай”. Почему? Да потому что мне очень понравилась эта роль. Делон смог изобразить именно чисто мужского персонажа – сухого, с минимумом эмоций, который четко знает свои задачи и стремится их выполнить. Понравилась еще актриса Кати Розье, которая сыграла Валери, одни ее глаза чего только стоят.

Что же, я очень рад, что, все-таки, посмотрел эту картину, ведь она стала одной из моих самых любимых мгновенно, и у меня уже появилось желание, как можно скорее ее пересмотреть. Это настоящая классика французского, да и мирового кино. Еще раз повторюсь, что именно с этой ленты начались подобные криминальные драмы.