Давно хотела посмотреть этот фильм, и поэтому особенно грустно, что он не произвел на меня должного впечатления. Ожидала увидеть кино, которое заставит задуматься, сопереживать, тронет до глубины души... Но, к сожалению, этого не произошло. Да, были моменты, от которых комок подступал к горлу (для меня самой сильной стала сцена телефонного разговора главного героя с отцом), но общего впечатления это не создало.
Для меня фильм немного пресный, не цепляющий и даже местами скучный. Я понимаю, что главной целью было показать перенос души абсолютно парализованного человека в книгу, возможность путешествовать по различным уголкам Земли с помощью одного воображения. Но лично мне не хватило некоего трагизма что ли.. Может быть это кощунственно, ведь трагедия человека, основной связью которого с внешним миром был левый глаз, и так очевидна.
Однако как-то мне показалось все наигранно, чересчур художественно. От этого безусловно фильм очень красивый, но неправдоподобный. Во-первых, весь медицинский персонал с первых же дней проникся к больному не просто сочувствием и жалостью, а искренней любовью. Что в принципе наверное нереально. Во-вторых, внимание, оказываемое больному посетителями, тоже не вполне правдоподобно. Жена, которую он бросил ради другой, не просто навещает несколько раз в неделю, но даже передает его слова любовнице. Друзья, к которым он в прошлой жизни так же, судя по всему, не был особо внимательным, тем не менее посещают его, часами читают книги, ночуют у него в палате. Все это конечно лирично, но уж как-то слишком не жизненно.
Однако это скорее мои излишние претензии по поводу сюжета, пусть даже биографичного. Очень впечатлила работа оператора, чувство, что в течение первых сорока минут ты находишься в теле парализованного человека и окружающий мир видишь сквозь расплывающуюся призму одного единственного глаза. вместе с героем ощущаешь его неудобства, беспомощность и отчаяние.
В итоге я восприняла фильм, как очень красивый, слегка гротескный, но пустой и немного затянутый. Не очень понравилась игра актеров. И почему-то у меня возникло чувство, что книга, по которой был снят этот фильм, гораздо точнее и острее передаст мысли человека, заключенного в скафандре.
«И тогда я почувствовал как вспорхнула бабочка
Это было знаком – бабочка символ духа и веры»
Жизнь его легкая, свободная, светлая – жизнь бабочки. Он – яркий, пёстрый, красивый. Всё удаётся «по мановению» крыльев: взмах – успешная карьера, ещё один – обожание женщин, невозможно уследить за движениями крыльев – лучшее общество Франции, встречи, банкеты, премьеры – всё дня него. Он – бабочка. Он – Жан-Доминик Боби, редактор журнала «Elle France». Это 1995 год. И это его бывшая жизнь.
Всё переменилось в один день. Инсульт. Кома. Парализация. Единственным, что не было лишено движения это его левый глаз. Только так он теперь может общаться с внешним миром. Всё остальное тело превращается в его ад, в его скафандр. Бабочка начинает жить в новом мире глухом, тёмном и несвободном.
Всё действие фильма происходит от первого лица. Поэтому мы физически, всем телом ощущаем как Боби окончательно превращают в скафандр, когда ему зашивают правый глаз… Мы видим эти большие стежки врача, мы кричим вместе с ним, но нас никто не слышит. Вместе с героем мы видим мир плоским. Боби может видеть только определённую часть пространства. Мы всё это чувствуем, мы живём вместе с ним. Но в нас нет ни жалости, ни грусти. Потому что бабочки не могут грустить и страдать. В нас есть только самоирония и бесконечная любовь к жизни. «Зачем мне этот внешний мир? – говорит Боби. Когда у меня так много воспоминаний». Он ныряет в них, и вместе с ним.
Он живёт и всё вновь оживает вокруг него. В его кусочке жизни, который он может наблюдать одним глазом появляется жена и дети, врачи, друзья. Ему приходят письма и постоянно звонит телефон. Всё снова движется вокруг лёгкой бабочки. Он чувствует и это и хочет общаться. Преодолевая свой скафандр. Сила его желания выше физических возможностей. Доминик начитает общаться с помощью глаза. Моргнуть на нужную букву. Он говорит так.
Говорит. Но простое общение не его главная цель. Он задумывает книгу. Она давно в нём. Нужно только «наморгать» её. «Наморгать» 400 страниц – задача не выполнимая и для здорового человека. Доминик же нисколько не сомневается в успехе. И в него верят. Вместе с девушкой-ассистенткой издательства они «пишут» главы этой книги. Работа продвигается медленно. Никто не отступает. Каждый день Боби пытается вырваться из своего скафандра. Лёгкая бабочка бьётся о толстые стенки своей тюрьмы. Каждый день это «преодоление».
Это превосходная экранизация Джулиана Шнабеля. Очень точно выполнена главная режиссёрская задумка – показать две реальности Доминика Боби – «внутреннюю»: ту лёгкую бабочку, которая живёт в нём и «внешнюю» - его практически мёртвое тело и абсолютно не нужную Доминику теперь обстановку. Кроме того автор фильма удачно расставляет акценты – он визуализирует два главных образа фильма – бабочку. Мы видим её в кадре. И скафандр – тяжёлый, огромный скафандр под водой - мы так же видим его. Удачно сняты кадры его старой и новой жизни. Первые яркие, наполненные светом. Вторые серые, будничные с редкими «вкраплениями» солнечных лучей.
Нельзя не отметить операторскую работу Януша Камински. Очень важно здесь было заснять жизнь «глазами» Боби. Снять именно так как он видит мир герой. В объективе камеры только то пространство, которое он может видеть. Уникальность работы оператора заключалась ещё в том, что зритель не мог отличить кинематографическое пространство от своего собственного. Такое сближение достигается за счёт приёма «первого лица». Зритель словно живёт в Доминике. И переживаёт всё вместе с ним.
Актёрская работа Матье Амальрика так же достойна внимания. Матье действительно смог показать две жизни своего героя прежнюю – яркую, гламурную. Где Доминик – самый значительный светский персонаж. Обаятельный, ироничный, жизнерадостный. И жизнь в скафандре – перекошенное лицо и неподвижность. Сыграть неподвижность, думаю, оказалось гораздо труднее. Безмолвно передавать эмоции - так, чтобы зритель чувствовал и переживал их вместе с героем – это мастерство.
Сочетание всех профессиональных работ – актёрской, режиссёрской, операторской. Подчинение каждой из этих работ одной идее даёт нам не только качественное кино, но и кино интеллектуальное, авторское. Кино, обладающее своим стилем. Узнаваемое. Увидев «Скафандр и бабочку», мы без сомнения можем сказать: «Это стиль Джулиана Шнабеля. Это его работа». Этот фильм, безусловно, можно отнести к Арт-хаусному направлению кинематографа или, другими словами, «авторскому интеллектуальному европейскому кинематографу».
Очень приятно, что такие фильмы выходят на российский экраны. Очень приятно, что есть возможность размышлять над отличной киноработой и получать настоящее интеллектуальное наслаждение от просмотра.
Фильм «Скафандр и Бабочка», в основе которого лежат реальные события, рассказывает историю написания одноименной книги бывшим главным редактором французского «Elle», Жаном-Домиником Боби. Особенность этой книги не только в звучном названии, но и в том, что автор «надиктовывал» ее с помощью единственно функционирующего века, будучи абсолютно парализованным, после внезапно перенесенного им инсульта.
Итак, ситуация с кричащей трагичностью – человек в полном сознании и абсолютно неподвижном теле преодолевает ужас и отчаяние своего положения для того, чтобы поговорить еще с миром из глухого скафандра своего ставшего мертвым тела, где трепещущей бабочкой задыхается, но все еще жива его душа. Что же напоследок мог рассказать, тот, кого вдруг заперло собственное же тело, когда он был на взлете, имел славу, деньги, власть, свободу, любовь женщин, а о смерти и немощи не думал и в последнюю очередь?
Само собой, при подобной тематике не ждешь от фильма легкости просмотра, готовишься скорее к тесту на способность к сопереживанию и обязательному для подобного жанра пониманию ничтожности своих повседневных проблем в пользу непродолжительного стремления к простой радости жизни и любви ко всему окружающему.
Вопреки же ожиданиям, данное кино не шокировало меня, не заставило сопереживать главному герою или любящим его людям, не заставило задуматься о вечном, оно даже не раздражало. Попробую себя оправдать.
Если не знать, что фильм основан на ситуации, бывшей в действительности, то можно сказать, что он о жестокости…о жестокости режиссера к зрителю. С первых же минут камера хватает нас в тиски мутного блуждающего взгляда человека, который не может произнести ни слова вслух (может, поэтому озвучка главного персонажа поначалу сильно напоминает манеру озвучивать ребенка из «Уж кто бы говорил» с Траволтой – такими неестественными кажутся фразы, которые выдает про себя герой). Нам раз за разом повторяют французский алфавит миловидные женщины, а действие топчется на месте со строго сведенными бровями и эмоциональным градусом в районе 0. Нарочито хладнокровное повествование за шкирку тащит заробевшего от вживую зашитого глаза зрителя по представленной истории.
А она о том, как паралич вдруг скрутил праздного буржуа, который походя, хватал от жизни лучшие куски: вот тебе заискивающая дружба всех вокруг, вот достаток, вот штабеля влюбленных женщин, вот, несмотря на предыдущий пункт, преданная жена с оравой милых ребятишек и трогательный старик-отец, где-нибудь подальше в доме престарелых. Все это было у Жан-До, а веры в Бога и совести не было.
И об этом нам рассказывают его воспоминания после того, как этого не самого плохого, но и не сильно хорошего, а такого, усредненного, но приправленного долей успеха, человека злой рок в насмешку превратил в живую мумию, способную только моргать, вспоминать и мечтать. Воспоминания не строят историю жизни героя, не пытаются объяснить случившегося или рассказать о его отношениях с кем бы то ни было. Они словно безмолвные свидетели рисуют Жана-Доминика серым в повседневном мелькании обычной и счастливой жизни, серым и пустым. Заявленные в слогане мечтания, которые должны были стать окошком в скафандре, тоже довольно невнятны и сводятся к паре поцелуев и паре красивых кадров с французскими пейзажами.
Такой вот морализаторский конец – жил он в пустую, пока его не заперло его тело похуже болезни отца-инвалида или террористов, из-за него захвативших случайного знакомого. Но тут он исправился, увидел свою внутреннюю бабочку и ушел с миром, получив «отзывы просто супер» за свою лебединую песню.
Жаль, но это было на самом деле, и думаю, тот, реальный Боби, чувствовал гораздо глубже и вряд ли хотел именно засунуть всех в свою шкуру буквально, как это сделал режиссер. Этот фильм имеет отношение к реальным событиям столько же, сколько отражение луны в … нет, не в луже даже, а в оконном стекле, отражающемся в заляпанном зеркале, стоящем в дальнем углу комнаты.
Зато фильм с женским лицом – жена Боби, любовница, логопед, терапевт, секретарь дарят зрителю свои улыбки, слезы, ясные заботливые и озабоченные взгляды, эти портреты не самых молоденьких, но все еще воздушно легких француженок, усердно твердящих букву за буквой, чтобы понять запертого внутри себя любимого человека – единственный утешительный приз от садиста-оператора.
Во всем остальном, я промахнулась с выбором фильма, совсем не мое кино, я его увидела и с чувством удовлетворения разбавляю ему высокий рейтинг.
'Скафандр и бабочка' оставляет противоречивое впечатление. На тему людей с ограниченными способностями снято много. В этой автобиографической картине нет определённости. Никто не задаёт конкретных вопросов, никто не ищет на них ответы. Человеческая трагедия глазами её непосредственного участника. При этом, часть съёмок смонтирована так, что мы, действительно, наблюдаем происходящее глазами главного героя - за эту работу отдельный поклон оператору. На мой взгляд именно операторская работа 'сделала' 90% фильма. Виды, взгляды, образы. Они передают ощущения - то, что не охватить словами.
Фильм - история великовозрастного французского повесы, волею судьбы оказавшегося прикованным к постели. Единственное, что осталось подвластным главному герою, это левый глаз и, как он сам выразился:'Память и воображение'. Именно благодаря этим трём 'составляющим', Жан-До пишет книгу, отвечая подмигиванием на нужные буквы, задиктовываемые его помошницей в специальном алфавитном порядке.
Во время просмотра испытываешь широкую гамму чувств. От боли, сочувствия и, даже, страха до душевной гармонии и счастья. Но, вспоминая фильм на следующий день, лично у меня ничего 'не йокнуло'. Просто, очередная хорошая картина в копилку киноопыта.
На самом деле все разумные люди должны быть благодарны создателям за 'Скафандр'. Потому что он, наконец, хотя бы частично избавит прогрессивное киносообщество от плаксивых сердобольных отзывов о разнообразной медиапродукции про инвалидов, калек и т.д.
Самое главное достоинство этого фильма — это ярко()выраженное самоироничное и жизнелюбящее отношение жертвы инсульта, вполне реального человека, Жана-Доминика Боби, к своей 'ситуации': он оказался полностью парализован до конца жизни.
Нет, достоинств конечно вагон и целый скафандр: качественная режиссура, не позволяющая заскучать, чего добиться было нелегко, учитывая, что фильм чуть менее чем полностью иллюстрируется от первого лица, и иллюстрируется очень красиво, что в свою очередь является заслугой личного оператора Спилберга, Януша Камински. Мастерская адаптация реальной биографии и её перекладка на художественный киноязык, что позволило ленте приобрести свой собственный эмоциональный колорит.
И всё же, самой сложной задачей, которую выполнили создатели 'Скафандра' является отражение очень тяжелой жизни калеки без слезодавящего пафоса, свойственного подобным фильмам, какому-нибудь 'Внутри себя я танцую'. Писатель-циник в инвалидном кресле — это, блин, комбинация!
Жалость к инвалидам нынче считается проявлением наличия глубокой души у человека, а на самом деле эта жалость никому не нужна и никому не поможет. Жалела ли Жана-Доминика терапевт, разработавшая систему, с помощью которой он смог общаться с людьми и написать книгу? Нет, она относилась к нему так же как и к другим людям. И это правильно, разве жалость как-то помогает человеку? Нет, лишь делает его более жалким. Хотите помочь — так сделайте что-нибудь!
Зрение и слух были единственными чувствами, которые, подобно двум
искрам, еще тлели в этом теле, уже на три четверти готовом для могилы…
Александр Дюма«Граф Монте-Кристо»
Художник-неоэкспрессионист Джулиан Шнабель нет-нет да и оставит своё ремесло, каковым считали живопись древние греки, ради служения десятой музе, о существовании которой те же греки и не догадывались. На сегодняшний день снято четыре фильма, три из которых объединяет тема преодоления. В каждом из них главный герой — творец — художник, поэт, писатель. И лишь четвёртый о жене режиссёра — журналистке. Впрочем, и Жан-До, как звали друзья Жана-Доминика Боби, прежде чем стать писателем, поработал журналистом и редактором ELLE France. О трагедии этого реального человека, рассказанной в автобиографической книге «Скафандр и бабочка», Джулиан Шнабель снял одноимённый фильм, ставший третьим и пока самым успешным в его фильмографии.
Ставка на три сыграла, да и как иначе? Если верить нумерологии, люди, находящиеся под влиянием числа 3 парят по жизни, словно бабочки. Их кредо — 90% проблем решаются сами собой, причём всегда в их пользу. Так жил до инсульта и Жан-До — гурман, ценитель прекрасных дам — одним словом, бонвиван. Да и Джулиан Шнабель — тот ещё эпикуреец. Похоже, он и сам, осознавал схожесть характеров, перенося эпизод собственной жизни в кинобиографию героя. Троих детей первой жене оставил Джулиан. Жан-До лишь двоих. Впрочем, может опять всё дело в магии? Так или иначе, фильм обласкан фестивальными жюри, кинокритиками, да и зрителями. А всё потому, что на этот раз судьба 10% не была пущена на самотёк, благо тема благодатная, команда серьёзная, с прицелом на Канны, далее везде.
Ответственность за адаптированный сценарий принял на себя оскароносный Рональд Харвуд, поднаторевший в искусстве давить слезу из наивного зрителя по методике, обкатанной в «Пианисте» вместе с Романом Полански. Поскольку книга особых поводов для рыданий не давала, вызывая скорее симпатию к главному герою, в сценарий были введены эпизоды из как бы реальной жизни, хорошо принятые зрителем, книгу не читавшим, но отринутые близкими друзьями Жан-До. А самый близкий — фотограф Брис Аньелли заявил: «Фильм вовсе не рассказ о моём друге, а история для Голливуда»
Потому и подмешан в сценарий мелодраматизм, озвучено желание смерти героем, хотя едва выйдя из комы он думал о жизни — вернуться в парижскую круговерть, пусть с парой палок. Странная метаморфоза случилась с цветом кожи одного из друзей Жан-До, но в его окружении никогда не было мужчин, злоупотребляющих солярием. И, наконец, о женщинах. Мало того, что превознесена жертвенность матери детей Жан-До, которую он никогда не называл женой, а роль любимой женщины всей жизни напротив принижена, так в дополнение ко всему едва выбравшийся из комы паралитик живо интересуется красотками, коих в его больничном окружении предостаточно. И это после инсульта, с синдромом «запертого человека» Серьёзно? Ему бы хоть на время перестать думать о боли. К сожалению, подобные вольности убили атмосферу книги, оборвав крылья бабочки, но скафандр остался, его показывают часто, навязчиво и бессмысленно, хотя чуть реже, нежели французский алфавит ESA…, при помощи которого герой общается с внешним миром.
А ведь можно было снять замечательное сюрреалистическое кино, поскольку книга полна не столь воспоминаниями, сколь игрой воображения — теми самыми бабочками. И оператор Януш Камински поначалу вселял надежду. Он, словно кукольник Шварц, нашёл в военно-морском госпитале тот шкафчик, через дверку которого зритель попадает прямиком в голову Жан-До и смотрит на происходящие в фильме события сквозь его левый глаз. Изображение нечёткое, белёсое, покачивающееся, порой размытое накатившей слезой. Затем сцена с зашиванием правого глаза навевает аллюзии на Бунюэля. Но всё это лишь в начале, далее всё как и должно быть в экзистенциальной драме.
Светлый разум Жан-До заключён в безжизненном теле, его возможности свободной коммуникации с окружающим миром весьма ограничены, самооценка стремится к нулю, что может привести к тяжким психическим расстройствам. Такое состояние Эрик Фромм называл моральным одиночеством. Собственное тело стало тюрьмой для разума Жан-До. Его персональным замком Иф. Он давно мечтал написать современную версию известного романа Дюма, но Vanitas vanitatum et omnia vanitas не давала такой возможности. По злой иронии судьбы он получил её, будучи недвижим. Нет, его книгу нельзя назвать романом, это скорее сборник эссе, но он использовал свою единственную возможность вернуться в социум. Книга стала его побегом из собственного заточения, посланием в вечность, духовным завещанием. Она не о новом Графе Монте-Кристо, но странным образом судьба Жан-До повторяет до мелочей страдания менее известного героя романа — Нуартье де Вильфора. Так где же та грань между воображением и воспоминанием?
8 декабря 1995 года в возрасте 43 лет Жан-Доминик Боби перенёс сильнейший инсульт, когда они с сыном направлялись на прогулку на новом спортивном автомобиле. Через двадцать дней Боби вышел из комы и обнаружил, что у него парализовано всё тело, кроме левого глаза, собственно с этого момента и начинается его новая жизнь. Он осознает, что полностью парализован, его тело – скафандр, в котором он оказался запертым, и единственным средством общения с внешним миром ему может служить только левый глаз, сохранивший способность моргать. Единственным утешением ему служит чудесная способность человеческого сознания создавать образы, представления, идеи и манипулировать ими, называемая воображением. С помощью него автор мог бы «…воспарить в пространстве или во времени, отправиться на Огненную Землю или ко двору царя Мидаса» «…нанести визит любимой женщине, проскользнуть к ней и погладить ее еще сонное лицо» «…строить воздушные замки, добывать Золотое руно, открывать Атлантиду, воплощать свои детские мечты и взрослые сны», однако, судя по фильму, его фантазии не хватило на большее, чем визит к любовнице.
Фильм наполнен переживаниями автора по утраченной комфортной жизни мещанина, который имел все радости жизни, будучи редактором модного журнала, играя роль своего рода идеолога (не путать с диетологом), втюхивающего дамочкам – представительницам «среднего класса» или тем, кто тянулся к ним, рецепты красивой жизни по доступной цене. До того, как он окончательно осознал свое положение, в его планы входило: путешествие, написание романа, постановка театральной пьесы и даже появление в продаже фруктового коктейля его собственного изобретения, но все эти мечты оказались задвинутыми на задний план суровой реальностью.
Питаясь с помощью соединенного с желудком зонда, через который «две или три склянки коричневатой субстанции» ежедневно доставляли необходимую порцию калорий, бедняге оставалось только мечтать о нормальной еде, что он и делал: «…сочная говядина по-бургундски, мясо в прозрачном желе и торт с абрикосами, в меру кисловатый. В зависимости от настроения я угощаю себя дюжиной улиток, свининой с картофелем, кислой капустой и бутылкой золотистого гевюрц-траминера позднего разлива или просто яйцом всмятку с ломтиками хлеба, смазанными соленым сливочным маслом. Какое наслаждение!».
Мы не увидим раскаяния о бесцельно прожитой жизни. Есть, кончено, сожаления, но и их не так много. Этот фильм не назидание потомкам, раскрывающий смысл жизни в новом неожиданном ракурсе. Ничего вышеперечисленного здесь практически не встретишь. По сути, здесь не встретишь вообще ничего.
Стоя на самом краю жизни Баби продолжает мечтать лишь о тех радостях, которые получал в этом «скафандре», и сожалеть лишь об удовольствиях, которые не успел получить, о глупостях, которые не успел совершить, остальной мир со всеми проблемами остается за границами его ойкумены.
Уход в мелочное мещанское существование характерен для людей эпохи капитализма. Большинство проживает жизнь в состоянии бодрствующей комы, и даже момент смерти не несет в себе просветления, не заставляет оглянуться и задуматься. В мире частной собственности и всеобщей отупляющей конкуренции мировоззрение конкретного человека движется в русле общего тренда, характерного для конкретных общественных условий. Особенности производственных отношений и классовая принадлежность оказывают решающее влияние на формирование мировоззрения. Здесь уместно вспомнить размышления героя автобиографичного романа Чарльза Буковски «Хлеб с ветчиной» – Генри, который рассуждал следующим образом: «Будь у меня новенький авто и такие же клёвые телки, да е…. бы я все эти базары о социальной справедливости». Тот же Генри, который на своей шкуре испытал все «прелести» бедности, дает нам свое объяснение подобному эгоцентризму: «…молодые богачи, соприкоснувшись со зловонием бедности, учатся относиться к нему с легкой насмешкой. Они должны выучиться смеяться, в противном случае нищета будет ужасать, мешая пищеварению. И они преуспевают в этой науке, также сказывается многовековой опыт предков». Баби, судя по всему, был из разряда подобных людей. Тем не менее, история знает и другие примеры социального поведения людей, куда более благородные и достойные уважения.
Прошел дождь, вокруг всё красиво, внутри грустно. Так было недавно - после просмотра фильма 'Скафандр и бабочка '.
Кино хорошее, но, думаю, вне понятий 'нравится ' и 'не нравится '.
Скажите на милость, как может нравиться «взгляд» камеры со стороны человеческого глаза в тот момент, когда этот самый глаз зашивают, протыкают иглой веко и говорят 'ничего страшного'? Читать-то страшновато, правда же? А смотреть и подавно.
Меня передернуло, я зажмурилась. И так в глазу кололо, сосуд лопнул на белке глаза, бывает у людей такое. А тут еще и это.
Но всё же про фильм. Не в глазу там все дело. Остальное потрясло еще сильнее - и не физически, а духовно.
Я всё думала о том, что странно вообще мир устроен - поселили тебя в тело, и сиди. А если человеку вот именно в этом теле неуютно? Или того хуже - тело не двигается, а человек хочет куда-то пойти, что-то сделать? Почему нельзя пересадить сознание в другое тело? Должны же быть хотя бы зачатки такой возможности. Где-нибудь...
Короче говоря, жил был симпатичный мужчина, успешный, умный. И тут у него инсульт случился, и его парализовало. Он, если честно, и не думал ни про какие инсульты, не пил, не курил. И привет.
Полностью обездвижило - остался только один глаз. И этим глазом он стал общаться с миром. С помощью морганий он молча надиктовал целую книгу о том, где бывают его душа, мысли, фантазии, пока его тело остается в том же положении, как в тюряге.
Этот мужчина существовал в реальности - был редактором французского Elle. Его книгу издали, теперь сняли по ней фильм.
Он лежал с перекошенным ртом и просто смотрел на мир одним глазом, а его продолжали любить. Красивый фильм про жизнь, боль и любовь.
Нельзя слышать из скафандра, скафандр - основная метафора фильма. Все остальные образы встроены в почти механическую канву, вытекающую из реалий ухода за больным и попыток этого больного жить. Фильм очень предсказуем. Ситуация очень предсказуема – в версии борьбы за собственную человечность. Не доминирующую, видимо, версию.
Из скафандра выхода нет. Жизнь успешного журналиста доходит до апогея, когда ему показывают отпечатанную книгу, книгу, которую он наморгал единственным своим глазом, но он уже не может управлять своим зрением. Через несколько дней он умрет, что, впрочем, за рамками фильма. И сам апогей не триумф. Потому что у человечности, которой он достигает, уже истончается физиологическая основа. Важна сама попытка сохранить ее, человечность. Гуманистический посыл – неравная борьба с природой человека и со случайностью жизни и смерти смысл имеет, и этот смысл сильней личной и обязательной смерти. И дело не в том, что реализуется некое сообщение – другим людям – слышать бабочкины крылья, а в том, что собственное свершение, свершение себя человеком – вопреки природе уже есть достижение собственно человеческое, никуда не уходящее, соотносимое с вечностью, хотя бы в рамках человеческого общества. Условна эта вечность, но безусловны ее достижения, потому что выше их нет. А бабочка и ее крылья, образы этой человеческой победы – незаметные и легкие, пока не опустился скафандр, и тогда становящиеся символизацией движения к невозможному, к человеку которого уже не будет, который умирает.
Амальрик через весь фильм не наигранно живет в двух ипостасях – прежней и искалеченной. Его типаж очень близок к образам этой истории, между богемностью и лузерством, с малым своим актерством, с просто пребыванием на экране.
Так и его герой просто пребывает в жизни, вторую часть которой он своим усилием доводит до смысла. Пусть этот смысл не обязателен и более всего закрыт сентиментальными картинками, но он есть: трудно быть человеком, а надо, вопреки всему надо.
Очень сложный фильм и очень тяжелый. Слишком драматична история, рассказываемая на экране. Почти не верится, что она основана на реальных событиях. Во время просмотра не плачется, но не отпускает напряжение, тяжкое ожидание того, что случится дальше. Фильм производит огромное впечатление, особенно на тех, кому близка тема инсультов и паралича. Он расскажет об ужасном горе и невероятной воле, о человеке, у которого было все, но в момент не осталось ничего, кроме тесного 'скафандра ' и цели. Воли хватило ровно на ее выполнение... Это больно, это страшно, это жизненно. А в голове стучит: 'У, С, А... '
