Датский принц Гамлет, вернувшись на родину, узнаёт о том, что отец его умер, а его дядя Клавдий, «нарушив нормы как моральные, так и юридические», завладел троном своего брата и даже пробрался в его постель, сочетавшись браком с матерью Гамлета. Отец является Гамлету с того света и говорит ему, что был отравлен Клавдием. Гамлет потрясён коварством дяди, но ещё больше его ранит, что все те, кто ему дорог, предают его или становятся орудием в руках врагов – мать, его возлюбленная Офелия и его старые друзья Розенкранц и Гильденстерн.
Да-да, Розенкранц и Гильденстерн. Даже человек, хорошо знакомый с пьесой Шекспира, не сразу вспомнит эти имена. Второстепенные персонажи, совершенно взаимозаменяемые, которые нигде не появляются отдельно друг от друга, так что даже Шекспиру по большему счёту неважно, кто из них Розенкранц, а кто – Гильденстерн. Пока Гамлет притворяется сумасшедшим и ищет способ вывести Клавдия на чистую воду, тот поручает Розенкранцу и Гильденстерну развлечь принца и выведать у него, почему он так странно себя ведёт и что, собственно, задумал.
Почти полвека назад британскому драматургу Тому Стоппарду пришла в голову блестящая идея – изложить историю Гамлета с точки зрения этих двух второстепенных персонажей или, точнее говоря, рассказать историю их самих – мелких придворных, волею случая втянутых в водоворот событий, о которых они не имеют ни малейшего представления. Пьеса Стоппарда под названием «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» имела огромный успех и принесла автору мировую известность, а в 1990 году он самолично снял по ней одноимённый фильм, ибо, по его словам, никто другой «не сумел бы отнестись к ней с подобающим неуважением».
Посмотреть на всем знакомый сюжет с другой точки зрения, вывести на первый план малозначительных персонажей – идея сама по себе интересная, однако замысел Стоппарда этим не исчерпывается. На самом деле, просмотр этого фильма может заменить собой десяток лекций по современному искусству – столько идей и концепций вложено в него автором. Все эти умные слова с трудноуловимым значением – «экзистенциализм», «постмодернизм», «деконструкция» и т.д. и т.п. – внезапно обретают простой и понятный смысл, едва заговариваешь о них в контексте пьесы Стоппарда. И количество здесь ничуть не мешает качеству – каждая концепция получает полное и достойное воплощение.
Итак, прежде всего, это деконструкция пьесы Шекспира и одновременно замыкание её на саму себя. Это как будто голограмма – «Гамлет» здесь существует на всех уровнях, отражается в самом себе и повторяется в бесконечном цикле, а любая попытка Розенкранца и Гильденстерна выйти за очерченные Шекспиром рамки обречена на провал. Если, например, в пьесе Шекспира бродячие актёры разыгрывают перед королём пьесу «Убийство Гонзаго», лишь отдалённо напоминающую «Гамлета», то здесь они ставят «Гамлета». А внутри того «Гамлета» снова ставят «Гамлета» (что блестяще продемонстрировано в фильме) – и так до бесконечности.
Одновременно текст Стоппарда – это тонкая пародия (тоже очень важное явление в современной культуре), причём высмеивается не сколько Шекспир с его «Гамлетом», столько жанр трагедии как таковой. Особенно достаётся трагедийным концовкам, в которых смерть без разбору настигает и положительных, и отрицательных героев. «Сущая бойня, восемь трупов», – так характеризует пьесу предводитель труппы бродячих актёров, и слова эти в применении к главному шедевру мировой драматургии звучат действительно смешно.
Но наиболее важна здесь, пожалуй, экзистенциальная составляющая – размышления Розенкранца и Гильденстерна о своём существовании при невозможности понять его смысл. Они не помнят о том, что было с ними до того, как началось действие пьесы Шекспира, не понимают смысла происходящего вокруг и, уж конечно, не понимают, за что их приговаривают к смерти. Им кажется, что весь мир вертится вокруг них, а между тем они случайные жертвы в войне Гамлета и Клавдия, малозначительные персонажи давно написанной пьесы, судьба которых не волнует ни автора, ни читателей.
Все эти рассуждения могут показаться всего лишь забавной интеллектуальной игрой, но, если задуматься, они оказываются более чем применимы к нашей жизни. А не являемся ли мы актёрами в чужом спектакле? Мы точно так же не знаем, зачем появились на свет, не знаем, что было с нами до нашего рождения и было ли что-нибудь вообще, жизнь как будто проходит мимо нас и мы лишь наблюдаем за ней через зарешечённые окна (или экран телевизора), а смерть остаётся для нас непостижимой загадкой. Как бы мы ни пыжились, как бы ни прикрывались наукой, религией и чёрт знает чем ещё, мы знаем о жизни, рождении и смерти не больше, чем эти двое бедолаг, запертых в шекспировской пьесе.
И здесь можно углубиться в совсем уж философские материи, поговорить ещё о детерминизме, свободе воли, но я, пожалуй, остановлюсь на этом и скажу немного о художественной стороне фильма.
С художественной точки зрения он безупречен. Всё снято, смонтировано и сыграно на высшем уровне, и это тем более удивительно, что это первый и последний фильм Стоппарда. Он больше никогда не выступал в роли режиссёра, только писал сценарии (среди его работ – сценарии к «Империи солнца», «Влюблённому Шекспиру» и гиллиамовскому шедевру «Бразилия»).
Гэри Олдмэн великолепен в роли простоватого Розенкранца, который смотрит на мир широко раскрытыми глазами и пытается понять, почему он устроен так, а не иначе. И это ведь тот же актёр, который играл графа Дракулу, Ли Харви Освальда и эксцентричных негодяев в «Леоне» и «Пятом элементе»! – вот пусть только кто-нибудь скажет, что актёры могут играть только самих себя. Не уступает Олдмэну и Тим Рот в роли более практичного, но столь же беспомощного перед лицом судьбы Гильденстерна. Ну а самый интересный, хотя и безымянный персонаж Главного Актёра достался Ричарду Дрейфусу. Его персонаж – единственный, кто существует как бы над шекспировским текстом, и весь фильм можно воспринимать, как спектакль, разыгранный на подмостках его театра (ещё один уровень вложенности!). Именно в его уста вложены остроумные подколки в адрес Шекспира и ироничные рассуждения о жанре трагедии вообще, которые мне стоит больших усилий не процитировать в полном объёме прямо здесь. Дрейфус просто шикарен в этой роли, и вообще лично мне в этой тройке Олдмэн – Рот – Дрейфус очень сложно выделить лучшего.
На мой взгляд, «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» – один из немногих по-настоящему умных и глубоких фильмов. Это замечательная тренировка для ума и в то же время выдающееся произведение искусства. К сожалению, совсем не факт, что он понравится вам так же, как понравился мне, но посмотреть его нужно обязательно. Очень желательно перед этим освежить память, перечитав «Гамлета» или посмотрев какую-нибудь из его многочисленных экранизаций.
The sight is dismall,
And our affaires from England come too late,
The eares are senselesse that should giue vs hearing,
To tell him his command'ment is fulfill'd,
That Rosincrance and Guildensterne are dead
Том Стоппард—замечательный драматург, известный по пьесам 'Травести' и 'Розенкранц и Гильденстерн мертвы'. Также он известен как автор сценариев таких фильмов, как Империя Солнца, Бразилия, Влюбленный Шекспир, Ватель. Однако режиссером он стал только один раз, экранизировав собственную пьесу.
Фильм представляет собой абсурдную и ироничную философскую комедию-притчу, отдаленно перекликивающуюся с вечным сюжетом Шекспира. Однако на первый план тут выведены второстепенные персонажи: Гильденстерн, Розенкранц и Актер. Пока Гамлет занят проблемами бытия и мести на заднем плане, его университетские товарищи мучаются от неопределенности, путаницы, занимаются экзистенциальными вопросами о Боге, времени, смерти и собственном значении.
Гильденстерн в исполнении Тима Рота—нервный и иногда резкий философ, страдающий от всей неразберихи. Его мало волнуют происходящие вокруг него события, но занимают разные идеи. Он раздражителен и вспыльчив, и срывается на Розенкранца. С его помощью и загадочными намеками Актера он пытается определить куда дует ветер и почему умерло время.
Розенкранц в исполнении Гэри Олдмана—обаятельный наивный простак, случайно совершающий физические открытия и перманентно раздражающий Гильденстерна. Его не очень волнует, кто из них кто, он легко отзывается как на Розенкранца, так и на Гильденстерна, что указывает на легкий сюр происходящего.
Безусловно, фильм стоит смотреть в оригинале, наслаждаясь словестными играми героев, диалогами с тонкими аллюзиями и многочисленными цитатами и намеками.
К сожалению, до просмотра фильма я не читала Гамлета (хотя сюжет в общих чертах, конечно, знала), а уж о пьесе Тома Стоппарда даже не слышала. Так что, когда друг включил фильм о Гильденштерне и Розенкранце, меня привлекли лишь исполнители главных ролей — Тим Рот и Гэри Олдман. С творчеством первого я не так давно познакомилась, а вот Гэри Олдмана обожаю уже не меньше 10 лет, с того самого момента, как посмотрела «Трассу 60». Конечно фильм сразу же привлек мое внимание. И не разочаровал. Уже после 10 минут просмотра я поняла, что влюбляюсь в это кино и оно займет свое место в моем списке шедевров.
Шекспир - великий автор, но к сожалению мне он кажется немного скучноватым, — а вот переработка на новый лад его легендарного произведения не оставила меня равнодушной. История заиграла совсем другими красками, на мой взгляд, самое главное, что привнесла в трагедию эта переработка — именно юмор, именно благодаря юмору и великолепной игре актеров заскучать становится просто невозможно. Нет, здесь вовсе не упрощен сюжет, - это все та же трагедия Гамлета, но глазами других людей. И конечно в фильме высказано множество философских мыслей — так что после просмотра будет о чем подумать. Такое удачное соединение философии и юмора встречается не столь часто — оттого фильм становится еще более ценным.
Концовка показалась мне немного смазанной, - видимо именно из-за нее фильм не советуют смотреть тем, кто не читал Гамлета. Впрочем, это совершенно не испортило мне общего впечатления от увиденного. Просто пришлось открыть томик Шекспира и прочитать последние страницы истории принца датского, - тогда все окончательно встало на свои места.
Фильм снят по мотивам пьесы Тома Стоппарда «Розенкранц и Гильденстерн мертвы», которая была опубликована в 1966 г. Фильм был снят позже – в 1990 году. Более подробно поговорим о фильме. Данная картина является ярким примером постмодернистского искусства. Том Стоппард дебютировал с ней как режиссер. И результат – великолепный фильм. Интересный и волнующий сюжет, тонкая игра актеров, качественная музыка. Фильм начинается с песни Pink Floyd «Seamus» и с первых аккордов мы понимаем, что фильм будет нестандартен.
Стоппард оригинально изложил «Гамлета» У. Шекспира. И на все события великой трагедии мы смотрим глазами не датского принца, а глазами второстепенных героев – Розенкранца и Гильденстерна. И это характерная черта постмодерна. Попытка перевернуть или довести до абсурда уже известное. Оба героя, которым в шекспировской трагедии не довелось стать ключевыми, получили свою историю у Стоппарда. Режиссер иронично переосмыслил «Гамлета», отвергнул прошлое и создал новое постмодернистское кино. Это кино абсурдное, игровое, со множеством концепций и еще большим множеством их трактовок.
Фильм получился эклектичным, в нем смешались реальность и вымысел, обыденность и неповторимость, курьезные ситуации и глубокомысленные размышления. И само произведение искусства балансирует между кино – и театральной постановкой. Фильм наполнен цитатами, что также указывает на его постмодернистский характер.
Игра легендарных Гари Олдмана и Тима Рота не лишена некоего абсурдного шика. Фильм получился ярким и запоминающимся, требующим осмысления. А ведь таким и является постмодернистское искусство.
Нужно быть тем еще смельчаком чтобы осмелиться переиначить классическую пьесу Шекспира. Но начинающий драматург Том Стоппард плевать хотел на потенциальную критику и в 1967 году выкатил свою дебютную пьесу, которая в том же году обрела свое воплощение на сцене. И в экранизации, режиссером в которой Том Стоппард так же выступал, видна вся эта 'театральщина'.
Рецензировать эту киноленту как обычный фильм крайне сложно. Ощущения после просмотра совершенно не похожи на те, что я испытывал при просмотре любой другой картины. Чем это можно объяснить?
Ну во-первых, конечно же, тем что изначально 'Розенкранц и Гильденстерн мертвы' это пьеса и такой формат делает действие гораздо более коридорным, каким-то тесным и искусственным. Но в этом фильме все эти факты играют только на руку режиссеру. У меня, как у зрителя, это вызывало неподдельное напряжение, хотя с другой стороны диалоги между главными героями располагали к весьма спокойной и более менее размеренной обстановке.
В этом смысле, фильм собрал в себе кучу контрастов. Каким-то образом тут совмещается психодел Девида Линча и мультяшный юмор Монти Пайтона, бешеный темп диалогов из комедий сороковых и колкости диалогов Квентина Тарантина, неподдельное уважение к оригиналу и его откровенное высмеивание. Возможно от этого, а так же от того что главные персонажи порой выступают в роли наблюдателей и приходит это странное ощущение присутствия.
Главные герои, Розенкранц и Гильденстерн, сами не понимают, что происходит. Парни, будто просто по умолчанию друзья, хотя они оба не знают, кто из них Розенкранц, а кто Гильденстерн, но что им остается делать? Поэтому они просто следуют событиям пьесы, где-то ходят, размышляют на различные темы и просто тусуются в ожидании события. Мы так же становимся зрителями этой театральной постановки, так же пытаемся понять что происходит и рассуждаем вместе с героями и будто становимся их третьим компаньоном. В следствии, восприятие действа на экране становится каким-то аттракционом противоречивых чувств, в конце которого тебя выгоняют с карусельки, оставляя с множеством вопросов и размышлений, которые еще некоторое время могут тревожить неподготовленного зрителя.
Но оно того стоит. Хотя, лучше конечно все-таки немного приготовиться и хотя бы Гамлета почитать.
А мы все ставим каверзный ответ
И не находим нужного вопроса.
Гертруда по-прежнему пьёт вино, хотя пьянство дам и не красит, проклятый сок белены всё так же льётся в ухо, а бедный Йорик привычно ухмыляется, таращась на наследника престола чёрными провалами глазниц. Этот череп удивительно крепок для своего четырёхсотлетнего возраста, и сколько бы яда не капало с клыков критиков, его смело можно использовать для смазывания клинков, которые зазвенят в очередной дуэли жаждущего мщения принца с безжалостным роком в новой интерпретации одной из самых известных трагедий британского классика. Шекспир, возможно, удивился бы такой популярности собственного детища, но интерес постановщиков к пьесе век от века не утихает, рождая довольно смелые режиссёрские решения и позволяя найти на такой, казалось бы, вдоль и поперёк исхоженной тропе, не замеченный ранее поворот.
Англичанин не по рождению, но по духу Том Стоппард преуспел в этом поиске больше других, превратив драму об экзистенциальном одиночестве в абсурдистскую комедию, сумев при этом сохранить первоначальную идею произведения. Сместив фокус с Гамлета на персонажей второго плана, сценарист изменил и угол зрения зрителей, сосредоточив их внимание на кусочках пазла, на первый взгляд не имеющих никакого принципиального значения, однако складывающихся в финале в единое целое. Остроумные диалоги вкупе с оригинальной драматургией обеспечили пьесе «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» долгую жизнь на сценах театров, а кинематографическое воплощение этой своеобразной версии шекспировской трагедии подарило Стоппарду признание не только в качестве сценариста, но и в качестве режиссёра.
Мир фильма гармоничным образом сочетает в себе нарочитую театральность действий с акцентированной детализированностью декораций, обеспечивая погружение в сюрреалистичную иллюзорность происходящего и заставляя фиксировать каждую мелочь, ведь банки из-под варенья никогда не бывают пустыми и ключом к пониманию замысла автора может послужить всё что угодно. Встреча главных героев с труппой бродячих артистов является одновременно и аллюзией к известной цитате, и намёком на альтернативную реальность, создаваемую режиссёром, а стук в дверь как единственное общее воспоминание персонажей видится не невоспитанностью сиволапого слуги, а ничем иным, как приглашением фатума выйти и поговорить по-мужски. И даже упрямо падающая одной и той же стороной монетка представляется не забавной случайностью, а способом получать ответы, не задавая вопросов.
Легкомысленный любитель поиграть в орлянку с судьбой Розенкранц (Гильденстерн?) и прагматичный искатель смыслов Гильденстерн (Розенкранц?). У одного в руках всё горит, а у другого – всё работает, они различны своими взглядами, целями, принципами, однако неразлучны, как две половинки одного яблока, случайно ли сорвавшегося с ветки прямо на голову усталому мечтателю, который, однако, не смог бы выявить нужную закономерность, руководствуясь лишь пустыми домыслами. Наивный ребёнок и уже успевший отрезать свой кусок от пирога опыта взрослый, правое и левое полушарие одного живого пульсирующего мозга, принадлежащего тому, чьё имя необязательно искать между строк, достаточно вспомнить, кто же является наследником престола в доме, который построил король прогнившего королевства.
«Если только можно, Авва Отче…» - вот мысль, поглотившая сознание единого в трёх лицах героя. Месть – это только возможный способ времяпрепровождения, а между тем на самом деле его занимает лишь поиск точки невозврата, единственной ошибки, повлёкшей за собой лавину последствий, справиться с которыми, как говорят предчувствия, уже не получится. Но распорядок действий продуман автором-демиургом, и пусть его роль играет потрёпанный директор бродячего театра, привыкший управлять своими марионетками, так похожими на живых людей, пронести чашу мимо уже не удастся. Розенстерн и Гильденкранц, конечно, попытаются спасти того, чьей тенью сами являются, но корабль всё равно приплывёт в пункт назначения и даже битва с пиратами и бегство принца не изменит раз предначертанный исход, а кому какое дело, погибнет герой от яда или от петли.
Том Стоппард хитёр и где-то даже коварен. Его пьеса за годы жизни успела обрасти разнообразными трактовками и смыслами, но снятый по ней фильм являет собой не только похожий на бред гениальный всплеск. Он не просто погружает зрителя в шизофренический мир, где на давно знакомого персонажа можно поглядеть и со стороны и изнутри, в прямом смысле прочесть мысли, но обеспечивает иронический ответ на тысячу раз задаваемый вопрос. Воодушевленный тем, что пусть не смог, но хотя бы попытался, кто-то спросит у пустоты, быть или не быть. А эхо донесёт ему долгожданный ответ: сорок два.
Описывать фильм, на мой взгляд, бесполезно. В двух словах не описать. Но если невозможно сказать о сюжете, то стоит ли смотреть этот фильм?
Во-первых, тонкий, английски юмор. Остроумные фразы которые расходятся на цитаты.
'Мы больше придерживаемся школы, соединяющей кровь, любовь и риторику. Мы можем показать вам кровь и любовь без риторики, а можем кровь с риторикой, без любви. Единственное, что невозможно — это объединить любовь с риторикой без всякой крови. Без крови нельзя — на ней всё замешано.'
Во-вторых, сюжет, хоть и по началу и кажется не понятным, особенно человеку который не читал 'Гамлета', но в конце ты понимаешь весь юмор и остроумие с которым этот фильм снят. Потрясающая трактовка классики.
Особенно понравилось это - отсылки к физике. Причем они не навязчивы, и не обязательно разбираться хорошо в этом предмете. Но они украшаю этот фильм.
Хочется подчеркнуть игру Олдмана и Рота. Их дует - самое лучшее, что я видела в жизни. Настолько люди подходят друг к другу. И начинаешь понимать почему в фильме постоянно путают их имена.
Это как две стороны одной монеты или как одна сторона двух монет.
Фильм хорош. Никак не ожидал встретить подобное. Шикарно многое. Замес сюра, философии, отсылки к некоторым физически наглядным опытам, непривычные словесные игры. Шикарнейший 'Гамлет'.
Центральными персонажами являются 'безликие пехотинцы' Шекспировского оригинала.
Дикая помесь спектакля в спектакле в фильме. Вычурная и изящная матрешка.
В 1990 году английский драматург Том Стоппард формально дебютирует в кино в качестве режиссера, но фактически это выглядит как завершение ранее начатого дела: экранизировав собственную пьесу, с тех пор в амплуа постановщика он не появляется. Осветив сначала произведение Шекспира с иной точки зрения, Стоппард затем представляет уже свой текст в новой ипостаси, спроецировав написанное на экран. Два второстепенных, даже почти тождественных персонажа 'Гамлета' - Розенкранц и Гильденстерн - становятся главными действующими лицами и совсем не похожи друг на друга. Собственно, они теперь не шекспировские декоративные герои, а полностью выстроенные характеры, которых ранее не было совсем. Фильм пропитан юмором, превращая трагедию в комедию, но ценность его состоит в том, что плавая в оболочке знаменитого оригинала, он обретает новый смысл вместо механичесого повтора старой истории на на новый лад.
Встретив на своем пути передвижной театр и пожелав стать участниками действа, Розенкранц и Гильденстерн тотчас переносятся во дворец датского короля. Всё происходящее далее ставится иллюстрацией к известной цитате Шекспира, утверждающей, что весь мир - театр. Если рассматривать экранизацию более масштабно, с привязкой именно к тому, что это пересказанная история, то можно убедиться - точка входа в этот театр начинается с первых кадров, еще задолго до появления лицедеев в костюмах. Отыграв свои 'роли' у Шекспира, два неразлучных спутника выходят вновь на подмостки, на этот раз долго и обстоятельно беседуя. Театральность происходящего постоянно подчеркивается условностью и времени, и пространства: подкидываемая вновь и вновь Розенкранцем монета застревает где-то между будущим и прошлым и падает всегда 'орлом', сами герои неожиданно перемещаются то в королевский дворец, то оказываются вместе с датским принцем на корабле, плывущем в Англию, а глава труппы актеров следует за ними по пятам. Среди всех тем, которые обсуждаются в диалогах, выделяется тема смерти (являясь в прямом смысле заглавной). Герои, кажется, помнят, чем закончился предыдущий 'спектакль' и пытаются если не разобраться в причинах печального для них финала, то хотя бы утешить себя тем, что такой конец всё равно неотвратим. 'Наверное, был момент, тогда, в самом начале, когда мы могли сказать — нет. Но мы как-то его упустили', - произносит Гильденстерн с петлёй на шее. Но от судьбы не уйдешь, финал пьесы неизменен, и стоппардовский юмор смешивается с горьким фатализмом. Сколько бы незадачливый Розенкранц и рассудительный Гильденстерн не начинали спор, только первый Актёр, предстающий здесь в образе Господа Бога, знает, 'откуда дует ветер': 'И это вы называете концом? Когда практически все еще на ногах?.. Те, кому предназначено умереть - умирают'. Воистину, всё - театр, в котором каждый может играть и одну, и несколько ролей, но эта игра не сделает иллюзию выбора реальностью. Представление окончено - Розенкранц и Гильденстерн мертвы.
Знаменитый британский драматург и киносценарист Том Стоппард за свою долгую творческую деятельность снял всего один художественный фильм под названием 'Розенкранц и Гильденстерн мертвы', благодаря которому получил еще и мировую известность как выдающийся кинорежиссер. Экранизировав собственную пьесу Стоппард изрядно постебался и над сюжетным смыслом шекспировского 'Гамлета', и над абсолютно всеми его героями, да и над самой атмосферой временной эпохи, в рамках которой развивается действие легендарной трагедии. Идея Стоппарда перевернуть вверх тормашками всю сюжетную композицию произведения Уильяма Шекспира, насытив 'Розенкранца и Гильденстерна' откровенным абсурдом, черным юмором и сюрреалистическим содержанием, на первый взгляд представляется довольно смелой.
Но опытный шекспировед Стоппард, представляя на суд зрительской аудитории собственный новаторский взгляд на классическую модель произведения, продемонстрировал изящное чувство вкуса и умение создавать в рамках внешней оболочки трагедии Шекспира интересные метафорические образы, в связи с чем и обвинять его в надругательстве над великим произведением ни у кого даже язык не повернется, повода для этого не будет. К тому же, Стоппард удивительным образом практически без искажения общего смысла, сохраняет в своем фильме контекст трагической истории самого известного в мировой литературе датского принца. Эстетично хулиганствующий драматург просто преподносит ее в привлекательной для современного зрителя форме остроумной философской притчи с расстановкой акцентов на интересующих уже Стоппарда, а не Шекспира, философских вопросах жизни и смерти.
Философствующие шуты и неутомимые естествоиспытатели самых несуразных идей, которые вообще могут посетить человеческое сознание, Розенкранц и Гильденстерн, двое закадычных приятелей, своими поступками и диалогами, доведенными Стоппардом до апогея дико смешного абсурда, на протяжении всего действия картины успешно противостоят всем существующим законам формальной логики. За содержанием бесед героев невозможно следить без искреннего восхищения драматургическим талантом Тома Стоппарда, насытившего диалоги персонажей множеством ярких афоризмов, устраивая из словесных пикировок друзей сумасшедшую по своему непредсказуемому развитию игру слов, превращая тем самым в искрометный фарс буквально каждую сюжетную линию фильма.
Помимо изумительной режиссуры и оригинального сценария Стоппарда невозможно обойти вниманием первоклассную игру Гэри Олдмана и Тима Рота, которые наделили центральных персонажей фильма свойственной данным актерам уникальной типажностью, выразительной мимикой, а также индивидуально-авторской разговорной интонацией. Рот и Олдман абсолютно гармоничны в создаваемых образах, играют легко и непринужденно, в связи с чем и мастерски сконструированные диалоги героев начинают приобретать более совершенное звучание, наводя на обоснованные мысли о своей шедевральности. И пока зритель с удовольствием следит за тем, как при помощи упоительно смешных экспериментов над его здравым мышлением Розенкранц и Гильденстерн пытаются найти смысл собственного предназначения в ловко построенном гениальным Томом Стоппардом театре под названием 'жизнь и смерть', на всем протяжении хронометража картины шекспировские страсти ненавязчивым фоном продолжают обозначаться в комфортной для восприятия юмористической иносказательной форме.
И, конечно, Гамлет задаст свой знаменитый риторический вопрос: «Быть или не быть?» И, разумеется, череп «бедного Йорика» мелькнет в кадре. Но всё же, в большей степени, в картине мне запомнится не это, а совершенно абсурдный для шекспировских времен тройной гамбургер, который с самозабвенным выражением лица сооружает себе за ужином герой Гэри Олдмана, или сворачиваемый им с ребяческим усердием 'бумажный самолётик'. Подобные моменты, присутствующие в фильме, являются фирменным знаком гениального кинохулиганства Тома Стоппарда, и служат визитной карточкой самих Розенкранца и Гильденстерна, двух неординарных личностей, двух странников не от мира сего, следующих удивительной фантасмагорической дорогой от понимания законов окружающей их жизни к осознанию собственной смерти.
