Российскому кинематографу пора уже осознать, что кино со всякими наворотами и спец-эффектами с закосами под Голливуд и с тем же вымученным голливудским пафосом - это не его. Получается смешно. А его - вот такие фильмы как этот, в котором обычный русский человек легко узнает свою обычную русскую жизнь.

Жизненность и неподдельность этого фильма - его главный плюс. К тому же, очень радует игра актёров. Я верил абсолютно всем, даже совсем юным ребятам, которые могут в некоторых моментах переигрывать. Нет, всё отлично. Основное трио (Хабенский, Лядова и Робак) сыграло вообще превосходно!

Этот фильм, конечно, о вечном, о любви. Но единственный человек в нём, который по-настоящему умеет любить это главный герой Виктор Служкин - пьяница и лентяй. Все остальные герои картины стремятся любить, но кто-то уже разучился это делать (жена географа), кому-то эта любовь опостыла (его друг), для кого-то любовь как мимолётное помешательство, что-то неизведанное (школьница Маша). И лишь несчастный географ действительно любит, при чём всех и вся, весь мир. И ему даже не обязательны ответные чувства.

Фильм погружает зрителя в себя полностью, без остатка, но смотреть его мне было необычайно тяжело, и, несмотря на нотки юмора, на душе была беспросветная грусть, которая в менее концентрированном виде содержится во мне до сих пор. Здесь нет никаких призывов, это просто история одного маленького человека с большим сердцем.

8 из 10

Фильм удивил. Очень приятная неожиданность от нашего кинематографа. Хабенский шикарен, не зря получил оскар за лучшую мужскую роль. Раскрывается тема лишнего человека в нашем с вами мире. Учитель-географ. Жена его не уважает. Дети в школе его не уважают. Да он и сам себя не уважает, потому и лишний. Он даже не может навести порядок у себя в голове, потому что все, что ему нужно от жизни это очередная бутылка алкоголя.

Из-за алкоголя он перестал быть независимым человеком, и превратился в то, что в нашей стране называют быдлом. И начинает обвинять в этом других людей, то есть приписывает, другим людям те качества которые присущи ему самому. В психологии это называется проекция.

В фильме это шикарно показано. Еще, отлично раскрыта тема ответственности, дружбы и любви.

Спасибо Александр Велединский! Спасибо Константин Хабенский! Спасибо ребята из нашего кинематографа, за то что постарались, и сняли отличный фильм.

Грубый, неприукрашенный и очень грустный фильм с эстетикой в духе 'Левиафана'. Нетривиальная картина: без излишних надрывов и истерик, без натянутых мелодраматических линий, без учителя-супергероя, без Лолиты и без хэппи-энда.

Главный герой - человек не безнравственный, а слабовольный, даже по-своему порядочный и верящий в идеалы. А школьный учитель, в общем-то, из главного героя ужасный: он не может справится с хулиганом в классе и срывается на него, играет с учениками в карты, постоянно подвергает жизнь ребят опасности в походе. Учитель - это не его профессия, это, если угодно, его жизненная миссия. В этом смысле лучшая сцена в фильме, когда Служкин стоит над рекой, по которой без него сплавляются его ученики, вступившие в бой со стихией - это метафора всей его жизни.

Учитель в течение всего фильма не действует активно: он отзеркаливает действия других или действует со знаком минус - воздерживается, уходит, бездействует. Он хочет осчастливить всех (жалеет обманутых женщин, отпускает жену к одинокому лучшему другу), но он не святой. Проявляя внимание, мягкость, доброту и не делая ничего особенного, он учит окружающих большему, чем географии. Он учит прощать, слушать, жалеть, брать на себя ответственность за других; учит большему, чем его 'ученики' способны усвоить. Он учитель, который преподаёт урок и отходит в сторону, экзаменует его 'учеников' жизнь.

Наверное, теперь это моя любимая работа Константина Хабенского. Я убеждена, что у талантливого актёра герои не получаются плоскими и однозначными; к Служкину я испытывала жалость с оттенком гадливости и отвращения, а в следующей момент принимала в его судьбе искреннее участие. Для меня образ учителя балансирует на грани жертвенности и унизительной слабости, и именно это положение идеально: ни высокого пафоса, ни глупой слезливой драмы.

Я бы всем посоветовала обратить внимание на 'Географа...' - хорошее и красивое кино-притчу, которое, по-моему, имеет весьма косвенное отношение к школе.

'Георгаф глобус пропил' вполне достоин звания российского фильма этого года. Он не только профессионально выстроен и отлично снят, он ставит вопросы и даёт пищу для размышлений, а это уже признак настоящего искусства.

Главный предмет размышлений по итогам просмотра фильма - конечно же главный герой, Виктор Служкин, учитель географии волей случая. Но представляется, что эта же самая воля руководила не только выбором места приложения его трудовых усилий, но и всей жизнью главного героя фильма.

Автор исходного романа Алексей Иванов сказал в интервью 'Комсомолке', что Служкин - '«гармонический» человек, «идеальный» человек: не в смысле «без недостатков», а в смысле «живущий по идеалам»'. Что ж, автору всегда виднее. Но что приносит в жизнь окружающих и в свою собственную Географ, когда возвращается из своего мира идеалов в наш, насквозь несовершенный и очень материальный?

Получается, что ничего. Он никакой учитель, не владеющий ни предметом, ни педагогическими приёмами, он никакой муж, вызывающий у жены одно только презрение и желание сбежать к первому встречному, он неважный отец, способный забыть забрать якобы любимую дочку из детского сада, поволочившись за случайной юбкой. Хорошо ещё, она ему отказала, а если бы нет?

Есть такой анекдот: 'Ты такой неудачник, что на конкурсе неудачников занял бы второе место!' Это как раз про Географа. Служкин портит всё, к чему прикасается, его работа, дружба, любовь и забота - все одинаково разрушительны для тех, на кого они направлены. Поручать ему что-либо означает гарантированно ставить дело на грань провала.

Но при этом Служкин портит всё не до конца. Даже на то, чтобы что-то действительно разрушить, у него пороху не хватает. В итоге получаются сплошные недоделки: недоучил, недоизменил, недолюбил, недоубил. Он разваливает любое дело, за которое берётся, создаёт кризис и отпускает его на самотёк, так что другим людям приходится включаться и уводить ситуацию от окончательной катастрофы. Кульминационная сцена фильма в этом смысле более чем символична.

И собственная жизнь Служкина в полной мере отражает это же состояние. Жизнь разрушена, но не до конца. Он ещё за что-то держится, как-то функционирует, возможно, на что-то надеется. Каждый раз, когда его дела идут хуже некуда, находятся люди, которые протягивают ему руку помощи или, как минимум, соломинку для утопающего. Но Служкин ещё и неблагодарен в довершение ко всему, ибо обходится с получаемой помощью всё так же разгильдяйски. При этом он принимает её как данность, не выказывая своим спасителям никакой благодарности.

Что самое интересное, Служкин знает об этих своих особенностях, но ничего не хочет с ними делать. Он идёт от неудачи к неудаче, весело улыбаясь и совершенно не задумываясь о том, как он будет решать возникающие проблемы. Потому что он вообще не собирается этого ничего решать.

У Служкина есть способность к выживанию, но нет способности к жизни, к созиданию, нет внутреннего стержня, необходимого для того, чтобы решать проблемы, а не просто выкарабкиваться из-под обломков, когда они в очередной раз падают на голову. Возможно именно в этом и состоит универсальность данного персонажа и роль 'героя нашего времени' которую ему назначили многие зрители фильма? Создать самому себе неприятности, дойти до края пропасти, а потом равнодушно смотреть, как другие люди помогают всё это преодолеть, после чего повернуться к ним спиной и продолжить свой путь к новым провалам и неудачам. В этом есть что-то неизбывно наше, что объясняет, почему в затоне напротив дома Служкина стоит столько ржавых брошенных судов, а на скале у речного порога, который могут пройти школьники, закреплена табличка с именем погибшего там туриста.

'Географ глобус пропил' - прекрасный фильм о жизни и человеке, какими они ни в коем случае не должны быть.

9 из 10

-Мам, а папа говорил, что динозавры вымерли.
-Один остался.

Хотя вообще-то в книге было вот так:

– Папа, а ты мне купишь вечером жвачку с динозаврами?
– Куплю, – пообещал Служкин.
– А в зоопарке динозавры есть?
– Нету. Они вымерли давным-давно.
– А почему они умерли?
– Съели друг друга до последнего.
– А последний?
– Последний сдох от голода, потому что некого больше было есть.
– Папа, а они были злые?
– Да как сказать… – задумался Служкин. – По большей части они были добрые. Некоторые даже слишком. Но добрых съели первыми.

В фильме, стало быть, не только чуть подсократили эпизод, но еще и заботливо разжевали для дорогого зрителя и так, в общем-то, несложную метафору, чтобы лишних сомнений не возникало и сразу было понятно: вот, мол, смотрите, динозавры вымерли, а Служкин – это такой современный динозавр. Реликт прошлой эпохи, и только как реликт его воспринимать и надо. Он чудик, а не здоровая российская статистика. Князь Мышкин, которому алкоголь заменил христианство.

Фильм хороший. Уж и не помню, когда в последний раз так сказала. Посмотрев его, испытываешь хорошее, сытное чувство, не омраченное компульсивной тягой покритиковать. Хороший фильм вообще как добротно проведенная вдвоем ночь: когда подходит к концу, чувствуешь радость и приятную тоску.

В нем нет характерной для российского кино ущербности, или глупой лубочности, или ненужных, незваных гипербол. Чтобы донести до зрителя мысль, совсем не обязательно, на мой взгляд, сваливать на изнасилованную, прикованную к кровати девушку заиндевевший труп ее жениха-афганца, как это сделал Балабанов в «Грузе – 200», или «цинизмом жечь сердца людей», как в недавнем пафосном и дутом «Духless», причем цинизмом в данном случае довольно подростковым. Можно просто взять и снять нормальное кино. Снять красиво, немного умиляясь и в то же время люто ненавидя то, про что снимаешь и что таким способом высмеиваешь. Вполне по-чаадаевски.

Фильм действительно хороший, потому что от него не тошнит, потому что не пошлый, и в нем больше всех нас, чем в обрыдлых сагах про расфуфыренных героев, полководцев, адмиралов, солдатов, бизнесменов и прочая, и прочая, вместе взятых. Его реальность не вызывает отвращения. Потому что герои – нет, они все, конечно, далеко не святые, но их можно и даже очень хочется любить. А если человека можно любить, значит, он не зря топчет землю. А еще потому что нет тут вечного российского вердикта «все плохо» без конкретного решения ниже, ну хоть глупости какой, так нет: мол, все плохо и ничего тут не поделаешь. У нас так любят.

Фильм настоящий, хотя взрослые тут совсем как дети, а дети – совсем как взрослые. Посмотрите хотя бы, каким взглядом совсем маленькая еще дочка Служкина наградила из кожи вон лезущего Будкина, перспективного «представителя исполнительной власти». Будто понимает все. А может, и правда понимает. Столько искреннего презрения и равнодушия не может себе позволить ни один взрослый, потому что он уже взрослый, ему потом с этими же людьми целоваться и руки им жать, пусть даже они и спят с твоей женой, а вот дети – существа абсолютно свободные.

Вот говорят, фильм про русскую интеллигенцию Действительно, про нее. В иные моменты и вовсе узнаешь едкую чеховскую интонацию, такой сарказм без поблажек, язык без двойных ударений, выстрел на поражение, «крестик только в одной графе». Но еще фильм про свободу – свободу жить, выбирать свое счастье, свободу думать, свободу быть человеком, а не населением. А также свободу при желании послать это все к чертям. Но тут уж кому как сподобнее. Каждому свое.

А еще фильм про то, что добро не всегда побеждает зло, особенно сейчас, потому что добро стремительно стареет, как продукты без консервантов, а зло под шумок заполучило себе мощного союзника - молодость, только теперь это, похоже, не просто привычное ворчание поколения, что постарше, а действительно что-то в мире изменилось. «Порвалась связь времен». В очередной раз.

Такие люди, как Служкин, способны отличить черное от белого, они черту, дальше которой – твердое «нельзя», никогда не переступят, просто потому, что так нельзя: нельзя на коробке с черными котятами навесить ценник «котята белые, пушистые» и продавать их как белых и пушистых. Нельзя овладеть влюбленной по уши в тебя школьницей Машей, даже когда она тебя сама об этом умоляет, потому что она школьница, а ты учитель. Можно только сказать ей в ответ «и я тебя люблю», но это не все:

-Я не смогу жить без тебя.
-Сможешь.

Вот так можно. И даже нужно.

Нельзя унизить оборзевших учеников, но можно сказать им, как ты их ненавидишь. Потому что они, молокососы тупые, даже не материал – из него-то еще можно что-нибудь слепить; нет, они уже отработанный шлак в свои пятнцандцать, способный потреблять так мало и притом такую дрянь, а создавать при этом не умеющий и вовсе ничего.

Но что самое интересное, так это то, что этот шлак победит. По крайней мере, все к этому идет. Уже побеждает. И Служкин, увидев на площадке свой бывший подопечный класс, здоровается и проходит мимо, держа за руку маленькую дочку. Пара что-то, кажется, все-таки понявших подростков стеснительно кидает ему вслед «счастья вам», а вот страстно любившая школьница Маша как раз удаляется молча, а на талии ее лежит маленькая ладонь мажора Овечкина.

-Папа, а что важно?
-Чего?
-Ну ты сказал им: «неважно». А что важно?
-Сейчас покурить важно, только вот нечего.

Моя мама первая сходила в кино на этот фильм, и, когда я спросила, стоит ли мне его смотреть, она ответила: 'Сходи, но вряд ли ты что-нибудь поймешь в силу своей молодости (мне еще нет и двадцати). Это фильм для тех, кому за сорок, кто пережил или переживает кризис среднего возраста'. Само собой эти слова вызвали у меня бурю недоумения и по-юношески предсказуемое желание поскорее посмотреть картину и доказать себе, что молодость — не порок, что все я способна понять, а мама лишь улыбнулась и бросила мне вдогонку: 'Ну, посмотришь — обсудим'.

Внимательно смотрела. Наслаждалась непередаваемой энергетикой и восхитительной игрой Хабенского (верю!). Вышла из кинозала в не особо легким настроении, находилась под впечатлением: картина показалась мне мрачной, тяжелой, отражающей темную сторону жизни. В голове было одно слово: безысходность. Мне казалось, главного героя засосало в глубокую трясину, из которой ему уже не никогда выбраться. Да, он сохранил моральный облик, но это не отменяет того, что жизнь превратила его в циника, которому 'все по-барабану', лишь бы глоток чего-нибудь покрепче был под рукой. Я решила, что эта картина о том, насколько гадкой может быть человеческая жизнь, как окружение может превратить его в циничного алкоголика, у которого уже нет сил как-то бороться, что-то менять, который навсегда обречен плавать в этом болоте: жена уходит к лучшему другу, с работой тоже не заладилось, жизнь в небольшом городе и никаких перспектив для дальнейшего развития — и вправду, как жить дальше?

Когда я поспешила рассказать о своих впечатлениях маме (с глубокой уверенностью, что поняла, как и все мои друзья, все показанные жизненные перипетии), первое, что она сделала — это переспросила: 'Ты считаешь, что главный герой несчастен? Так вот, это фильм о счастливом человеке'. После моих ошарашенных глаз и маминых объяснений, я повествую вам, о чем все-таки этот фильм.

'Географ глобус пропил' показывает нам счастливого человека Виктора Служкина. Счастье его заключается в том, что он абсолютно свободен. Свободен от общественного мнения: он не боится показаться нелепым или смешным, он говорит то, что думает, не надевает масок и не строит из себя того, кем не является. Вместе с тем он не выходит за рамки морали, в любой ситуации сохраняет человеческий облик: не делает никому ничего плохого, желает жене только добра, потому, вместо того, чтобы мстить ей за измену, просто отпускает ее, не держит зла и на друга, а также пытается найти общий язык с детьми и не поддается искушению сломать жизнь юной наивной влюбленной девушке. Он просто делает то, что хочет: любит свой родной город, любуясь окрестностями и рассказывая о его истории и природе пусть даже в пустоту — ему все равно, слушает его кто-нибудь или нет, также он трогательно заботится о своей дочери. Да, пусть Виктор Сергеевич пьет, но, глядя на него, кажется, что этот человек всегда держит себя в руках, и, когда нужно будет остановиться, он не перегнет палку. Он не старается делать то, что от него ожидают окружающие, а просто занимается тем, чем хочет: курит чай, завернутый в газетку, и, как ни в чем не бывало, весело прячется от жены на балконе, улыбаясь морозному солнцу. Жизнь продолжается.

Мама была права: некоторые вещи по-настоящему можно прочувствовать, только пройдя какие-то определенные жизненные этапы. Мне не показалось, что герой счастлив, потому что в силу возраста мне еще не опостылело соблюдать определенные нормы поведения, жить в обществе, которое меня принимает, в котором я 'своя' и не делаю ничего выходящего за рамки дозволенности, увы, пусть даже в душе желая совершенно иного. С возрастом, говорит мне мама, хочется простого человеческого счастья и свободы — чтобы никто не трогал и не приставал со своими стереотипами, нормами, успевшими до чертиков приесться за жизнь, и представлениями о том, каким должен быть счастливый человек.

Да, что мы вообще знаем о счастье?