Наверно, это все-таки важно, написать про Роттердамский кинофестиваль – спустя почти два месяца, когда все впечатления отстоялись и я могу смело сказать – из десятка увиденных мной фильмов я унесу в себе всего один. И этот фильм называется «Жить».
После этого фильма никакой балаган в виде «Шапито» вообще никак не воспринимается, не оставляет волн внутри.
Я даже не знаю, как говорить об этом фильме, потому что он настолько сильный – как удар кирпичом по голове, который однако надо пережить, чтобы потом осознавать, как чисто, прекрасно и трагично можно жить и видеть все.
Фильм, как ни парадоксально названию, про смерть. В основе – три истории, в каждой из них кто-то умирает, и после этого пристально, под лупой, разглядываются все внутренние переживания, происходящие с близким человеком умершего.
Мать-алкашка теряет двух дочек и выкапывает их из могилы.
Сын теряет отца, покончившего жизнь самоубийством, потому что стерва-мать не давала им видеться.
И наконец, самая красивая, трогательная и невероятно-близкая история: возлюбленная теряет возлюбленного, которого избили в электричке после их маргинального венчания в сельской церкви.
К каждому из горюющих возвращаются покойники в виде живых, так что непонятно: это правда или галлюцинация.
Этот фильм заставляет прожить все от начала до конца с героями. Как трясутся головки маленьких девочек-близняшек в гробиках в автобусе. Как наполняются кровью бинты любимого, вернувшегося с того света. Картинки такие – и так снятые, что будут стоять перед глазами еще долго после просмотра.
Этот фильм не сентиментальный, нет. Он – жесткий и правдивый, как топор. Он не вызывает плаксивости, но после него еще долго будешь смотреть на все окружающее стеклянными глазами, не способными видеть.
Но то, что меня больше всего поразило – голландцы в зале не то чтобы чавкали поп-корном весь просмотр, но зато дружно ржали, когда увидели, как на поминках «водка» разливалась в огромные граненые стаканы и выпивалась залпом. Они были явно не способны понять той глубины переживаний, которую несет в себе фильм. Они так же задавали вопрос, почему девушка обращалась к своему парню «мама», и им никак не могли объяснить, что маму зовут у нас, когда плохо и страшно. И еще публика среагировала на то, насколько грубы и пофигистичны были пассажиры в электричке, врачи, менты. А меня это как-то вообще не резануло – такая правда, к которой мы все давно привыкли, и которая нас больше не удивляет, и даже не вызывает протеста.
А потом вышел на сцену Василий Сигарев, такой молодой и простой парень, вышла девушка, игравшая дредастую героиню. Они были такими простыми и честными, но с публикой у них не оказалось взаимопонимания. Публика не увидела, какие они – потому что наверное, другая среда, другая культура, другое все.
Творчество свердловского драматурга и кинорежиссёра Василия Сигарева посвящено, в первую очередь, «страшным вещам». Таким как смерть, ненависть, злоба, всевозможные трагедии и несчастья. Сигарев человек русский, работы свои создаёт из русского материала, отчего просто «страшные вещи» у него обретают и вовсе брутальный характер. Дебютная картина, «Волчок» (2009), была посвящена теме «дочки-матери». Дочь преданно любила мать, мать беззаботно не любила дочь. Печальная история этих взаимоотношений несколько отступала на второй план под напором отборного мата, «весёлых картинок» из жизни провинциальной России и бескомпромиссного образа убитого ёжика. В итоге, при всех стараниях, дальше очередной «чернухи», бессмысленной и беспощадной, режиссёр в тот раз не двинулся. Однако этот первый блин стоило делать, чтобы наработанный опыт вложить в мощную и пронзительную новую картину, с простым, но ёмким названием «Жить».
По словам самого режиссёра, фильм возник из мысли о том, что «самое страшное, когда умирают близкие». В картине переплетены три истории, в каждой из которых происходит это «самое страшное». Счастливая молодая пара отправляется венчаться. Одинокая мать, завязав с выпивкой, ждёт, что заботливая социальная служба вернёт ей девочек-близняшек. Мальчик живёт с буйно-помешанной мамашей и надеется, что его заберёт отец. Беда, как водится, приходит тогда, когда её, не смотря на дурные предзнаменования, никто не ждёт. Под щемящие душу обречённые звуки пост-рока, рушится счастье молодых и гибнут надежды матери и мальчика на лучшую жизнь. Остаётся неисчерпаемое горе и знаменитый гамлетовский вопрос. Для ответа на него, Сигарев вплетает в удручающую российскую действительность элементы магического реализма. Попутно, режиссёр как бы невзначай намекает, что необходимым навыком для выживания в нашей стране, является умение воскресать.
Сигарев в этой картине делает очень важный для отечественного кино рывок. Он наконец-то преодолевает тягу наших кинематографистов к демонстрации дикости русского быта, как некой экзотики. В «Жить» Россия выглядит мрачной, скорбной, укрытой туманом и холодом, но в кой-то веки изображение отечественных диковинок дозировано, не является самоцелью и действительно оправдано высокими художественными задачами. Сигаревская история «частного апокалипсиса» нескольких жителей русской глубинки охватывает всё человечество и находится вне временных рамок и географических границ. Это вечная история, с проклятыми вопросами и неоднозначными ответами. И это выдаёт в авторе большого художника. Кроме того, если обычно в отечественном, так называемом, арт-хаусе зрителя отпугивала тотальная беспросветность, полная безнадёга, то Сигарев, едва ли не впервые, прерывает эту тупиковую традицию. Показав подлинный кошмар, автор предлагает выход из него. Рецепт до гениального прост, хотя и до невозможного сложен – в краткой форме он выведен в названии.
В одной из сцен героиня Яны Трояновой, воистину, не играющей свою роль, а проживающей её, нежно и устало объясняется со своим погибшим возлюбленным, повторяя: «Нельзя умирать, понял, козлина? Нельзя умирать!» Действительно, нельзя. Дети не должны покидать своих родителей, родители не должны оставлять своих детей, и любящие не должны расставаться друг с другом. Сигарев, и за это ему большое спасибо, напомнил нам о том, о чём в бесконечной спешке и бестолковой рутине каждодневных дел мы привыкли забывать. О том, что нет ничего важнее наших близких, их счастья и их жизни. И даже собственная жизнь не так важна, как жизнь дорогого человека. Картина оставляет очень тяжелое впечатление, но это тяжесть того рода, что не угнетает, а наоборот, даёт опыт и делает сильней, пробуждает и подталкивает смело жить дальше, только как-то по-иному жить.
Если не выдержите и захотите уйти, пожалуйста, отползайте медленно…
Уже минут через 15 мне стало плохеть. Ну не то чтобы прямо совсем, что хоть беги из зала. Но я всё-таки предпочел «отползти» с пятого ряда на последний. Там как-то слегка приотпустило. Но энергии с экрана всё равно шли такие тяжёлые, что хоть топор вешай. И я могу только представить, какие инфернальные сущности (из параллельных миров, я имею ввиду) уже начали стягиваться в зал. Полагаю, примерно те же самые, что слетались каждый раз на «Груз 200».
Вообще, та невыносимая сцена (одна из самых непереносимых в истории кино – на мой взгляд) из фильма Балабанова, когда милиционер приковывает девушку наручниками к кровати, где лежит труп её жениха, привезённого из Афганистана, - вполне могла стать чем-то вроде эпиграфа к фильму Василия Сигарева.
Другое дело, что Сигарев не так циничен. И делать всё, вроде как, искренне – на голубом глазу. Между совершенством и правдой – той неизбежной дилеммой, которая всякий раз встает перед художником, он пока выбирает второе. Я имею ввиду, как минимум, правду существования на экране, которая пробивает тут в конечном счете все защитные механизмы зрителей. «Мы не врачи, мы – боль», - это про него и его фильмы.
И никакие их хорроры не сравнятся с этой нашей правдой, с тем, что мы чувствуем спинным мозгом. Самое страшное в этом фильме совсем даже не мертвецы, а сцены предчувствия недоброго. Вот здесь Сигарев делает такое, чего у нас сегодня в кино мало кто умеет делать, если вообще кто-то умеет…
Когда поздним вечером из дома алкоголички вдруг выходит милиционерша, с которой они на пару ожидали приезда дочерей из детдома, и, ни слова не говоря, начинает быстро-быстро улепётывать прочь, а хозяйка, оторопев на какое-то время, устремляется за ней и кричит: «Что? Что? Что?», - это я вам скажу – не просто высший пилотаж, а гораздо круче. Такие прорывы в, наверно, уже сверхправду случаются в кино очень и очень не часто. Или когда к весьма неформатной любовной парочке, только что обвенчавшейся в церкви, подсаживается в электричке занюханный паренек, выпрашивая денюшку, а потом возвращается с просьбой подсобить надеть рюкзак, понимаешь, что сологубовская недотыкомка уже ждёт в тамбуре. Что всё равно заберут.
Сливает ли Сигарев свои проблемы на целлулоид? Да, и в больших количествах. То, что их у него вагон маленьких тележек видно было уже по дебютному «Волчку». То, что за истекшие три года не было проделано никакой «работы над собой» и плохо и хорошо. Плохо потому, что психика рано или поздно может не выдержать. Но и хорошо, потому что пока есть возможность сублимировать всё в творчество. А при таком нерядовом таланте слышать и чувствовать правду с этого даже можно иметь дивиденды. Моральные, я имею ввиду. Неполных четыре тысячи зрителей, посмотревших «Жить» (за первую неделю проката в России), вряд ли принесут материальные.
Да и этих бы не было, если бы ни критики, которые, в отличие от обычных зрителей, подключаются к низким энергиям этого фильма, как к кислородной подушке, потому что кинозависимы. И когда им показывают нечто, чего они ещё не видели (а фильм Сигарева по простому говоря, о том, что мы живём вместе с мёртвецами), то естественно критики «встают в стойку». И я их понимаю, поскольку сам нахожусь в диком раздрае, и во мне борются две крайности: восторг перед профессионализмом и смелостью перейти границы, но с другой - нежелание быть в роли подопытного Алекса из «Заводного апельсина», которому в психлечебнице распахивали глазницы и заставляли смотреть то, что за гранью фола.
В одном из интервью Сигарев признался, что боится ездить на свою родину в маленький уральский городок Верхняя Салда, где «ничего нет и все умирают». Думаю, что «ноги» фильма «Жить» произрастают как раз из этого его страха. Говорят, съёмочная группа из последних сил завершала эту работу: сил уже ни у кого никаких не оставалось. Теперь их «скорбный труд и дум высокое стремленье» стали достоянием общественности. И вот уже встает следующий вопрос: а гуманно ли так с общественностью обращаться?
Гуманизм – тот важный критерий, который отличает, скажем, Толстого от Достоевского, чтобы бы там последний ни говорил про слезу ребёнка. Или, скажем, Звягинцева от Сигарева. Первый, в отличие от второго, может, не прибегая к шоковым средствам, добиваться глубокого и сильно включения зрительских чувств (сижу даже не столько по себе). Неотрефлексированные толком ужас и негодование второго вызывают у зрителей - шок, стресс, депрессию, апатию…, спасаясь от которых, ум делает вывод: «Так жить нельзя». И всё. Решайте сами, насколько это конструктивно.
Вот я всё хожу вокруг да около, зная, что есть читатели, которым нужен ответ на контрольный (пардон, наверно, это оговорка по Фрейду)… конкретный вопрос: так стОит фильм смотреть или нет. В случаях, кино всё совсем уже неоднозначно, у меня есть один безусловный критерий: если есть катарсис (очищение посредством искусства), то – да, стоит, если – нет, то и не обязательно. Чтобы случился катарсис, должно быть устремление к божественному, ну или - к высоким энергиям. Вряд ли такая трансформация была изначально возможна в языческом, по своей сути, фильме.
Но это совсем не значит, что такой трансформации не может случиться с самим режиссёром. Больше того, я полагаю, что ему лично она нужна едва ли ни больше. Всё для того же: чтобы - жить. Дальше.
Его дебютная картина «Волчок» в 2009 не только забрала все главные награды Кинотавра, но и растрясла атрофированные умы зрителей. Фильм произвел настоящий фурор своей правдивостью и болью. Но, как оказалось, это был только пробный выстрел перед решающим ударом. И вот он настал. В прокат выходит двухчасовая драма режиссера Василия Сигарева «Жить». Как писали критики, которые уже успели посмотреть картину на Роттердамском фестивале в январе: «Жить» - это удар кирпичом по голове».
Сигарев снимал два года. Большая часть съемок выпала на зимние месяцы. Яна Троянова, жена, муза и исполнительница главной роли, рассказывала, что картина выжила все соки. Не только режиссер, но и актеры очень устали. Троянова настолько выложилась эмоционально и физически, что решила не сниматься несколько лет (если, конечно, не подвернется стоящий и сильный сценарий).
На поверхности три истории. Молодая «бесбашенная» пара неформалов влюбленных друг в друга едут в электричке. На безымянных пальцах их блестят дешевые кольца. А в руках пластиковые стаканчики с красным вином. Они счастливы, потому что обвенчались. Через минуту счастье закончится. Парня убьют.
Галя Капустина начала пить горькую, когда потеряла мужа. Ее деревенский дом превратился в сарай, а девочек-близнецов забрали в интернат. Несколько месяцев женщине понадобилось, чтобы взять себя в руки. Она сама поклеила обои в спальне, постирала белье, почистила холодильник и попросила вернуть ей детей. Над Капустиной сжалились. И вот девочки едут в маршрутке домой, но встречи матери и детей не будет. Страшная авария на дороге унесет детские жизни.
Сигарев показывает три разные версии того, как люди справляются со своей болью. Кто-то может пережить смерть любимого человека и найти в себе силы жить дальше, а кто-то нет.
Гришка, героиня Яны Трояновой, ревела белугой и резала себе вены, когда потеряла любимого. Один из сильных моментов фильма - Гриша сидит на карточках в электричке, ее глаза полны слез, но они застыли и девушка кричит «помогите». От одного этого кадра у зрителей на кинопоказе должно уже что-то проснуться внутри. К слову, у Трояновой был выбор. Сыграть мать девочек Капустиных, маму мальчика и Гришку, роль которой в итоге Яна и выбрала. «Это было нечто новое и по силам мне. Не уверенна, что справилась бы с возрастной ролью» - рассказывала потом Троянова журналистам.
В итоге возрастную роль Сигарев отдал Ольге Лапшиной. Талантливая актриса известна по фильмам «Изгнание», «Жила-была одна баба», «Все умрут, а я останусь». В истории с девочками Капустиными для их матери удар оказался смертельным. Женщина сначала потеряла супруга, но нашла в себе мужество встать. А когда ушли из жизни ее дочки, переболеть эту боль уже не было сил. И еще окружающие ее люди усугубили ситуацию, загнали Галю в угол. Сами не подозревая и желая только добра, люди навредили женщине, и ей ничего не оставалось, как сделать то, что в итоге она и сделала.
Безусловно, в картине каждый кадр несет в себе смысловую нагрузку. Не зря планы длинные. Этот ход был выбран оператором для того, чтобы зрители поняли весь смысл происходящего в данный момент. Две минуты (это много!) камера показывает трупы девочек в погребе. Рядом лает собака, вода пробивается сквозь стены, и уже почти на половину накрыла трупики. Смотреть на это неприятно, но глаз оторвать невозможно. Сильнейший удар током получаешь от этого кадра.
«Любить зачем? Все равно заберут» - задает этот вопрос Гришка священнику. Дальше нет ответа. Режиссер заставляет зрителя думать, и самому принимать решение. Но сам Сигарев уже давно на него ответил, еще на стадии начальных титров, когда мы видим на экране огромными буквами название фильма «ЖИТЬ». Это как крик режиссера: «Ради Бога, только живите. И эта боль пройдет».
Немного философии позволить здесь, наверно, можно.
Фильм о том, что нужно жить каждым днем.
Фильм о том, что надо жить ради родных и близких.
Фильм о том, что надо жить, когда родные и близкие умирают.
Фильм о том, что нужно жить.
На пресс-конференции режиссер сказал, что снял этот фильм для людей. Чтобы, посмотрев его, они стали человечнее и терпимее к чужой боли. Чтобы научились сопереживать, стали добрее. Чтобы научились жить. Ведь в этом и есть смысл искусства, имя которому - кино!
Такие фильмы нужно смотреть наедине с собой. Поставив рядом валерьянку и бутылку водки.
Предполагал, что от фильма будет очень тяжело на сердце. Так и вышло. Я реально плакал над этим фильмом, потому что по уровню передачи человеческого горя - этот фильм просто невероятен.
Отдельное мое низкое спасибо актрисе, которая сыграла мать двух погибших девочек. Такой игры актера я не видел еще никогда.
Фильм испортит вам настроение, вам будет грустно и плохо. Но вы ДОЛЖНЫ его посмотреть, чтобы стать лучше.
Сразу скажу, что фильм мне понравился. После просмотра я долго прокручивал сюжет в голове, думал о нем. Это важно. Фильм задел.
Он актуален. Ежедневно мы видим и слышим вокруг о горе и бедах людей. То пьяный водитель сбил насмерть детей, то мужчину зарезали у собственного подъезда. Мы уже привыкли. А в фильме нам очень правдиво показали, что за этим всем стоит. Горе, душевная боль и отчаяние.
А по ящику нам с упорством показывают то 'Танцы на льду', то 'Танцы со звездами', то 'Песни о главном'. Люди не думайте о плохом, все у нас отлично.
Когда мы стали такими равнодушными, мы и не заметили. Из человеческого горя сделали шоу 'Пусть говорят'.
Василий Сигарев для меня режиссер неореалист. Не знаю, имел ли он опыт работы в документальном кино, но его фильмы чем-то изобразительно похожи на лучшие работы отечественных кинодокументалистов.
Не могу не отметить блестящую операторскую работу.
Роли Яны Трояновой и Ольги Лапшиной мне запомнились больше всех, потому что, они не сыграли, а прожили их.
Василия Сигарева ставлю в один ряд с М.Горьким.
На мой взгляд, чем больше будет аудитория у таких фильмов, тем больше будет неравнодушных людей. Думаю, что пока массовый зритель в России таким фильмам не грозит и не светит.
Выбрать и фильм на вечер “перед сном” и не спать всю ночь, рефлексируя - это именно про “Жить” Василия Сигарева. Тема российского кино для меня всегда оставалась родной, после Быкова, Учителя, Балабанова, Серебряного, Велединского, Звягинцева, Твердовского, Балагова и других. Так странно, что до сих пор, я не касался Сигарева, поэтому “Жить” - дебют в моём сознании. Дальше пойдут спойлеры, поэтому прошу не читать тех, кто ещё не смотрел.
Не хочу сразу же идти по сюжету, для меня было важное другое - атмосфера кинокартины. Это серое угнетение российской реальностью. Можно пофантазировать и представить, что все герои живут на одной улице и я, как зритель живу там же, наблюдаю за ними и один из них. Я никогда не жил “плохо”, как показывают в кино, но могу почувствовать это благодаря прекрасной съёмке. Весь фильм была пасмурная погода, что символизирует тоску. Музыкальное сопровождение ещё больше нагоняет на нас печать. И с самых первых кадров мы впадаем в мимолетную депрессию.
Плавно переходим к героям. “Жить” начинается со сцены, где показывается мальчик Артём и его мама, малыш смотрит в окно на мужчину, а мама его отгоняет и мы ловим на себе ужасно печальный взгляд женщины. После появляется девушка Гришка, тоже видим её у окна, она зовёт своего спящего парня Антона, описывает события за окном и они оба начинают видеть мужчину, которого видел малыш и этот человек достает сломанный зуб. А это, как многие знают… К смерти. Далее мы видим автобус с этим же мужчиной, из пассажиров там работник правоохранительных органов и женщина с фамилией Капустина, у которой забрали детей органы опеки..
Мы видим снова мужчину, он заходит в воду, растворяется и снова появляется. И вот мы уже в доме снова у женщины. В доме нет нарушений, поэтому работник органов решает вернуть ей детей, привезти на маршрутке. Снова видим Гришку и Антона и сцену с дятлом, который долбит стену. Опять же… это к смерти. Мы перешли к основной теме фильма: смерть. Заодно познакомились со всеми героями - простые люди разных слоев населения, каждый живет, как может. Мы никогда бы не присмотрелись к ним в реальности, потому что они не примечательные. Режиссер специально дает нам таких героев, чтобы мы могли понять то, что ситуации, как в фильме, могут произойти с каждым.
Этот фильм не чернуха, не картина какой-то не такой России, как многие говорят. По моему мнению, “Жить” нужен для того, чтобы показать насколько сильной может быть утрата близкого человека. Потому что рано или поздно каждый из нас теряет, а справиться с потерей просто так не у всех получается. В фильме нет ни капли романтики, только жесткая жизнь.
Название “Жить” противоположно событиям в нём, но отражает идею, что мы должны смириться и жить, даже несмотря на смерть вокруг.
'я раньше когда видела похороны - вообще пофиг было. А ведь у кого-то мир рухнул.'
Именно в этих строках, произнесенных одной из героинь фильма, заключается основная идея фильма. В каждой истории герой переживает ужасную трагедию и, оставшись со своим горем наедине, пытается найти выход и продолжить жить дальше. Но не у всех это получается. Честно говоря, даже сложно их в чем-то обвинять. Ведь даже страшно представить, как поведешь себя сам в таком положении.
Еще хотелось бы отметить тему абсолютного равнодушия со стороны людей к людской трагедии. Это и пассажиры электрички, сидящие с каменными лицами и делающие вид, что ничего не происходит. Это и люди, пришедшие на поминки и через пару минут ведущие уже непринужденные беседы. И, конечно же, это мать ненавидящая своего ребенка, который как ей кажется просто мешает ей жить. И вот от этого всего становится еще страшней. Не просто пережить горе, а пережить его в одиночку.
Вообще в фильме очень много различных символов. Но особенно символично - возвращение погибшего героя к девушке. Он посещает её в самый нужный момент, когда она вскрывает себе вены. Приводит её в чувство, перевязывает рану, затыкает окно подушкой. И постепенно общаясь с ним, она сама приходит в себя. А скорее, приводит в порядок свой внутренний мир. Разобравшись в себе, она уже готова отпустить его и продолжать жить. Жить!
И опять, с пеной у рта, кричат критики. То фильм не в меру тяжелый, то слишком грязно, то слишком чисто, не поймешь где правда, а где вымысел. Слишком тяжело? Ну, ребятки, наберитесь сил, надо с этим как-то жить дальше. Василию и Компании удалось не только поднять неподъемное, да еще донести до зрителя. Думаю, те, кто не терял близких, до конца и не смогут понять этого. '...раньше похороны видела, вообще по барабану... а там, у кого-то, мир рухнул. все изменилось. навсегда...'
О чем фильм? При утрате близкого человека, разум не соглашается с этим фактом, бунтует и пытается 'оживить' его, что бы пережить это несчастье. Одно дело, если человек умирает в старческом возрасте. Да, печально, но окружающие морально готовы к этому. Другое, если смерть ранняя, неожиданная. Здесь все намного сложнее. Она ни как не входит в 'планы' окружающих. Сопли здесь не причем. Да, вокруг много равнодушных. Да, автобус снаружи грязный. Да, окна старые и короткий линолеум лежит прямо на досках. Местами фильм даже очень реалистичный. Вам это не нравится? Тогда посмотрите на улицу из своего чисто вымытого напалированного лимузина. Не помогло? Не переживайте, снимут что-нибудь и про лимузин. Но это будет другое кино. Атмосфера создана такая, что бы в полной мере передать те одиночество и боль, которые может испытать человек.
Мой отношение к происходящему? Мой отец был добрым и жизнерадостным человеком, оптимист по жизни. Инженер, педагог. В 93 году я учился в институте, в другом городе. Отец умер после работы в кочегарке. Ему было 47. Я приехал ночью, зашел домой, там стоит гроб. Подошел, сел рядом и начал разговаривать. Шепотом, не помню о чем. Когда хоронили, поцеловал Батю в лоб. Косметики особо не было. Ни неприязни, ни отвращения, только безграничная любовь. Воспринимал все реально: был человек, теперь его нет. Чувствуешь себя куклой-марионеткой, которой нитки оторвали. Такое ощущение, что в груди холоднее стало и чего-то не хватает. Я не верующий, но понял, зачем придумали 9 и 40 дней. Иногда, находясь один, я с ним разговаривал. Если я кушал что-то вкусное, то делил и ставил рядом для отца. И мне плевать как это выглядело со стороны, и что обычно ставят рюмку водки с хлебом. Ставил то, что нравилось. Мне сейчас 38, дочке 11. Я бы многое отдал, что бы сказать ему пару слов...
Что имеем? 'Уважаемый народный кинокритик' дальше обсасывает вопрос: чем же болен мальчик? Экстрасенсы нервно покуривают в сторонке. Я же ставлю твердую
Мучать зрителя - это такой уже вид спорта среди артхаусных режиссеров. У некоторых получается - Ханеке, Триер, Муджиу... И получаются шедевры. Трудно смотреть, зато после фильма чувствуешь, как проще стало жить - чисто по-человечески благодарен им (пусть они и манипулятивные сукины дети). У нас с мучением зрителя всё плохо: уж чего-только не показывают, и алкоголиков, и голых бабушек, и некрофилию, и квадратных поросят. Они пугают, а нам не страшно, а часто и противно. Всё это выглядит далеким, надуманным. Вроде суют тебе 'реальность' в морду, а чего-то не хватает.
Не избежал сей участи и Василий Сигарев — только, по-видимому, он так устроен. Что его пьесы, что фильмы — кошмар на кошмаре, сюжеты почитать — сразу можно пить валокордин ложками (кстати, говорят, психоактивно).
Однако же, получаются у него, у сукиного сына, достойные произведения. По-видимому, хоть Сигарев и живёт в своем каком-то черном, страшном мире, — но оттуда всё-таки вещает о каких-то хороших, правильных, добрых вещах. И если 'Волчок', его кинодебют, оставлял это фирменное послевкусие — 'поматросили и бросили', со своей страшненькой чудо-девочкой и ужасным финалом... то 'Жить' работает по-другому.
Грубоватая, но симпатичная девка-провинциалка (отнюдь не 'Кококо'!) — пирсинг, дреды, присказка 'мама' по делу и не по делу — венчается со своим квелым парнем. Парень болеет ВИЧ, хлюпик, все больше молчит, но чувствуется — человек хороший, и со своей девушкой они друг друга нашли, что счастье; хотя одеваются они по столичным меркам обычно, для земляков они просто фрики-марсиане. Для меня самым убедительным признаком правды стало то, как он машинально хлопает свою 'Гришку' по руке, когда она начинает грызть ногти.
Другие персонажи — менее внятные, но тоже какие-то узнаваемые на уровне собственных воспоминаний. Стремная тетушка, которая, оказывается, может любить так, что света не видит. Мальчик, бессильный перед страшными большими взрослыми. И как ни странно, весь провинциальный колорит как-то убегает из кадра, прячется. Балабанов в 'Грузе 200' его совал в лицо — вот тебе Кола-Бельды, вот тебе тараканы, вот тебе 'шестерка', вот тебе завод. А тут все время в кадре люди, а люди по большому счету везде одинаковые. И, надо заметить, в хорошем смысле, и в плохом.
И вот когда этих всех людей начинает давить, крушить, ломать — тут выявляется разница между какой-нибудь там 'Мишенью' и фильмом 'Жить'. В 'Мишени' люди с жиру бесятся и кривляются, мол, 'не могу, жизнь надоела'. А тут все против них, а они рыпаются. Делают глупости. И тут же вспоминаешь, как сам напился с горя как дурак и приставал к людям. Опять же, Сигарев набирает очки в большой игре 'правда-неправда'.
Можно спорить по поводу всех этих 'воскрешений' и рваного повествования, где иногда трудно уловить нить и понять, что же всё-таки произошло на самом деле, а что иллюзия. И по поводу некоторых дико длинных кадров, где тебя бьют под ложечку и держат при этом за плечо - а ну не уходи! Но по гамбургскому счету, Сигарев как режиссёр — это совсем другой режиссёр, его не назовешь 'доморощенным гением'. Это как раз такой сукин сын, которому можно.
Поздравляю, товарищи, с нашим, советским Триером. Уж не знаю, радоваться этому или огорчаться...
