Конечно, с чисто мужской позиции оценка фильма режиссера-феминистки, снятого для феминисток, будет уж слишком шовинистской. Но порой желание поставить женские причуды на уровень той философии, вокруг которой вертится мир уж слишком навязчивы, и отдают откровенной паранойей, ведь, в конце, «Романс» с трудом можно вообще понять: неужто режиссер серьезно пыталась до кого-то донести предвзятую идею о равенстве душ (плюс-минус), оправдывая поступок героини. И даже не в том дело, кто есть кто, мужчина, женщина или кошка, и кто из них кого не удовлетворял, а в той простой истине, что некоторые вещи уголовно наказуемы, или просто морально неприемлемы, а ведь если посмотреть на развязку, так бодренько подчеркнутую Катрин Брейя, без розовых очков и красивых исторических фантазий, то после простейшего расследования кое-кому придется провести счастливое детство в государственных учреждениях. А ведь при наличие некоторой фантазии и чувства самоиронии из этой истории вполне можно было создать что-то психологическое о том, как не хорошо со стороны главного героя игнорировать чувства неуравновешенной нимфоманки. «Романс» же прибывает в медлительных переживаниях главной героини, а мир вокруг настолько сосредоточен на ней одной, что местами кажется, что все это ни что иное, как ее эротические фантазии о сексе с немногословным, но покладистым незнакомцем, неблагодарным проходимцем и угодливым стареющим донжуаном, ведь именно всего этого, она, в сущности, и хотела. Но эта героиня оказывается настолько сложной личностью, что к своим фантазиям у нее есть претензии, а, возможно, и не секс тут главная причина, а типичное человеческое желание быть значимой, заметной, что при озабоченности героини другими способами добиться, разумеется, нельзя. Впрочем, сексология штука вообще сложная, и еще старичок Фрейд собственным опытом доказал, что если пытаться найти в ней логический смысл и анализировать причины и следствия, как научную теорию, то звания «гений» и «псих» будут преследовать постоянно. А ведь он этим еще и людям помогал.

И все же нельзя только ругать «Романс», не учитывая его положительные и даже художественные моменты, заострив внимание на которых, и сделав идейное наполнение несколько вменяемым, можно было бы получить чудесной образец эротико-психологической драмы. Начать стоит с того, что этот фильм, как и вообще французские ленты, обладает смелостью и раскованностью в демонстрации сексуальных тем. Здесь есть даже элементы, которые можно было бы причислить к порнографии, но отсутствие пошлости в демонстрации натурализма и запретных в традиционном кино моментов половой жизни, выдвигают его на фоне прочих работ. С такой подачей материала, даже по-человечески показанные сцены мастурбации и минетов не помешали бы его достоинствам, секс тут даже не эпатажен при всей детальности и вполне уместен, как иллюстрация к разговорам на сексуальную тематику. А ведь на тенденциях кино этот фильм своеобразное влияние этим и оказал, доказав, что открытые сексуальные отношения можно показать вполне кинематографично. Но диалогах и мысли исключительно о сексе, на которых построено повествование, порой удручают, ведь даже работая школьной учительницей в младших классах, героиня не перестает думать о сексе, заставляя детей спрягать двусмысленные глаголы, после чего ее закадровый голос произносит откровение: «меня поимели». Отсюда и впечатление, что если в жизни нормального человека секс занимает значимое место, то в жизни героини он оккупировал все пространство, что и приводит ее к мании искать утешения в объятиях кого угодно, когда угодно, лишь бы про секс. Даже обещанного романса тут не вышло, как такового, хотя и понятно, почему именно фильм был так назван, ибо демонстрировал только сексуальную жизнь и ничего кроме, но беда в том, что по нему складывается мнение, что «ничего кроме» в жизни героини и вовсе нет. И, немудрено, что у некоторых, за полтора часа этого киношедевра, от секса начнет просто воротить, и уж если искать пошлость в этой картине, то она будет заключаться именно в этом, ведь не так пошл сам секс, как некоторые его озабоченные представители. При всех своих качествах и умениях делать эротические сцены Брейя просто поражает неумением хоть на секунду сменить тему, хотя бы в качестве отдушины от пастельно-подъездных похождений и устного вбивания в зрителя способов удовлетворения женщины. Поэтому, вполне возможно, этот фильм создан вовсе не для единомышленниц режиссерского видения, а для представителей противоположного пола, чтобы по прошествии часа они ощутили, что на самом-то деле их, пользуясь терминологией фильма, «поимели. Поимели полностью».

В лучших же своих моментах «Романс» очень напоминает пособие по соблазнению женщины, написанное женщиной, что уже на этапе ознакомления должно вызвать смешанные чувства. Впрочем, плюсы в таком пособие, без сомнения есть, ибо никто лучше женщины не расскажет о тех, чувствах что она (и, конечно, некоторые другие, но, увы, не все) испытывает от отношений с мужчинами, от излишнего внимания или равнодушия, от сексуальных игр и от разных партнеров. Да, это, пособие расскажет, как завести легкую интрижку или даже спонтанный секс, но оно же и исключает верность и семейную жизнь, как, впрочем, и любое другое подобное пособие, созданное представителем, какого-нибудь другого пола.

Как, любая нормальная драма, этот фильм в итоге столкнется с неизбежным айсбергом любовных похождений – ребенком и семьей. А вот, какой выход найдет главная героиня, и какие мысли извлечет из всего этого, и покажет нам концовка, за которую фильм уже смело можно начинать ненавидеть. Сложно понять, какими мерилами тут вообще надо руководствоваться, или это все феминистки считают нормальным лишать людей жизни по той странной причине, что приравнивают родовые схватки женщины к предсмертным мукам мужчины, и одна произведенная ими жизнь вполне органично может оправдать жестокое преступление. Подтекстов тут куча, но один страшнее другого, и ни одного утешительного. Одно из последних размышлений героини касается материнства, где якобы «ничего из того, что произошло до этого момента, теперь не имеет значения». А ведь все могла бы спасти одна небольшая сцена, сцена обращения к реальности, вроде той, что была в «Небесных Созданиях» Питера Джексона, но вместо этого здесь счастливая мать и какие-то веселые бедно-викторианские похороны с музыкой.