История получилась на удивление легкой, но при этом очень объемной.
С одной стороны, бодрый и неунывающий протагонист дарит зрителю надежду на красивую старость.
С другой стороны, то как развивается история великолепно иллюстрирует принципиальную разницу мировосприятия в начале и конце пути. То как автор постепенно вводит в сюжет персонажей, которые являются триггером для возврата в те или иные точки жизненного пути — это бесспорно топ драматургии.
Благодаря данному приему история получилась совершенно универсальной и нисколько не утратила актуальности. Ее с интересом можно смотреть на любом этапе жизненного пути, при этом ее восприятие будет принципиально разным.
Могу предположить, что в молодости, когда еще кажется, что можно все, надо только захотеть, картина воспринимается как легкое позитивное роуд-муви, с лейтмотивом, что можно сохранять жизненную искру несмотря ни на что.
В среднем возрасте картина удивительным образом подсвечивает непрерывность жизненного пути и что никакого черновика или второго шанса нет и никогда не было. Все события какими бы незначительными не казались вносят свой вклад в становление личности.
Могу только предположить, какие эмоции вызовет история, когда или если удастся добраться по возраста протагониста и хватит ли лабильности ума, чтобы понять, что накопленный жизненный опыт — это не монолит и силы воли, чтобы периодически проводить ревизию и подстраиваться под настоящее, каким бы прекрасным не казалось прошлое.
Один день как целая жизнь и вся жизнь как один день
Фильм Бергмана «Земляничная поляна» является одной из ранних работ режиссёра, где был заложен стиль многих будущих фильмов, таких как «Седьмая печать», «персона» и другие.
«Земляничная поляна» — это очень сентиментальная картина, которая заставляет зрителя размышлять, перемещая его машиной времени в будущее и ставя на один уровень с главным героем - профессором медицины, который должен получить награду в честь 50 лет профессиональной деятельности.
Картина Бергмана — это глубокое, трогательное и философское произведение, которое вызывает множество эмоций. В фильме прекрасно передается атмосфера и настроение, а актерская игра главного героя, исполненная Виктором Сьёстрёмом, безупречна. Также стоит отметить красивые пейзажи Швеции, которые создают неповторимую атмосферу в фильме. Да, картина наполнена красивыми пейзажами, которые кажутся практически живыми. Чего стоит сама поляна, которая ненавязчиво олицетворяет одну из идей в фильме.
В этом фильме каждый кадр продуман до мелочей, что также станет важной чертой будущих фильмов Бергмана. Бергман мастерски использует свет и тени, чтобы создать мрачную и затемненную атмосферу «саспенса», которая соответствует настроению главного героя.
Также стоит отметить, что многие кадры фильма напоминают картины художников эпохи романтизма и импрессионизма. Использование таких элементов, как мягкий фокус и мягкие переходы, создает впечатление, что зритель смотрит на картину, а не на обычный фильм. Каждый кадр фильма и в правду будто «живая картина».
В целом, фильм 'Земляничная поляна' — это настоящий шедевр кинематографа (Не просто так он попал в рейтинг 100 лучших фильмов всех времен по версии киножурнала Sight & Sound), который обязателен к просмотру каждому, кто интересуется киноискусством и хочет получить глубокие эмоции и размышления. Это фильм, который оставит след в вашей душе и поможет вам увидеть жизнь в новом свете.
«Земляничная поляна»: Черно-белая исповедь перед самим собой
«Земляничная поляна» (1957) — это повесть о старом профессоре, который добровольно изолировал себя от общества и людей. Сам будучи человеком, он возненавидел род людской за его непостоянство стремлений и влечение к «греху». И за свою долгую жизнь не нашел в себе сил его простить.
Ощущение собственной травмы навредило не только главному герою — оно стало травмировать других. Под тяжелое влияние его гнетущего жизненного опыта попали близкие и друзья. Безусловно излучают в его сторону свет и радость только случайные попутчики — и то не все.
Картина очень подкупает своим глубоким психологизмом, копанием в личность и душу. Хотя «копание» — слишком грубое и резкое слово. Скорее, это аккуратный проход во внутренний мир героя, лишь относительно бесцеремонный. При этом одновременно фильм закрадывается в душу героя и душу зрителя.
После просмотра возникает мысль, что Ингмар Бергман — это Достоевский в мире кино. Как и книги русского писателя, его фильмы насквозь пронизаны экзистенциальной болью, психологическим самоанализом, переживанием человека за собственную судьбу, осмыслением собственных страданий.
А тонкая грань в «Земляничной поляне» между сном и явью позволяет наиболее чувственно в это погрузиться. При всем меланхоличном антураже кинокартины происходящее на экране настолько откровенно и сильно, что мы становимся частью главного героя, а он становится частью нас.
«Земляничная поляна» — это фильм об уставшем человеке, который исчерпал свой «запас прочности», потому что слишком долго был силен, чтобы прощать других. В конце концов, жизнь потускнела для него. Но, честно и мучительно взглянув внутрь себя, он на закате своей жизни все же возродил в ней шанс на былой блеск.
'Земляничная поляна' повествует о 78-летнем мужчине, который на пути к церемонии награждения за профессиональные заслуги вспоминает ключевые моменты жизни, попутно видя запутанно пугающие сны, в которых воспоминания смешиваются с внутренними сомнениями относительно правильности жизненных поступков.
Ингмар Бергман, возможно, первый из кинодеятелей настолько визуально изобретательно представил сны и воспоминания своего главного героя, заставляя и по сей день поражаться красоте и мистичности данных приёмов. Что уже говорить про людей посмотревших эту ленту в год её выхода.
И конечно, подобная визуализация сюжета фильма не могла не вдохновить последователей шведского режиссера. Наилучшим образом это получилось у Феллини в его ленте '8 с половиной' и у Тарковского в картине 'Зеркало'. Во всех этих кинопроизведениях главный герой переосмысляет свою жизнь, находясь в точке экзистенциализма, и рассматривает события жизненного пути в череде непрерывного потока воспоминаний, перемешанных с внутренними угрызениями совести и полнейшего беспокойства, которые выливаются в переполненные таинственными знаками сны, ещё больше запутывающие сознание как самого героя, так и зрителя.
Стоит признать, что ленты Феллини и Тарковского получились несколько глубже и визуально более экстравагантными, что абсолютно точно объясняется творческой силой постановщиков, вдохновленных кинематографической новизной работы Бергмана. Однако именно его картина видится более понятной и простой для изучения и интерпретации значения, что незамедлительно притягивает зрительский интерес к ней.
Автор прекрасно демонстрирует интересный сюжет, излагая его динамично и ярко, пробуждая философские размышления зрителя как по поводу жизни главного персонажа картины, так и собственной.
'Земляничная поляна' - великолепный пример изобретательности постановщика в раскрытии темы переосмысления поступков человека на протяжении всей его жизни, изумительно располагающий высоким визуальным рядом, выводящим данное кинематографическое произведение в шедевры мирового кино.
Очень сложно писать отзыв на фильм, снятый более 60 лет назад и считающийся классикой кинематографа. Основная трудность - невозможность воспроизвести контекст - социальный, культурный - в котором проходило создание и показ фильма. Поэтому какие-то пласты и идеи останутся за пределами понимания современного зрителя или потребуют глубокого погружения в ранние исследования данного фильма. Поэтому ограничусь особенностями фильма, которые мне показались наиболее интересными.
В определенной степени 'Земляничную поляну' можно отнести к жанру 'road movie'. Основное действие происходит в автомобильной поездке, своеобразном путешествии по памяти главного героя и по воспоминаниям его долгой жизни. Так же как и в дороге, профессор делает остановки и концентрирует внимание на важных событиях своей юности, в которых воспоминания тесно переплетаются с его фантазиями или домыслами о том, как, например, к нему относятся другие люди. Конечно, в 'идеальном мире' своих фантазий, Исаака любят и считают хорошим человеком. Возможно, после этих воспоминаний происходит осознание влияния отношений в семье и неудачной любви на дальнейшую жизнь главного героя, его отношения к близким и холодность к ним. Интересно, что такое отношение у профессора только к родственникам, в то время как со случайными попутчиками, заправщиком или экономкой он вежлив, открыт и достаточно позитивно настроен.
Как и в большинстве своих фильмов, Ингмар Бергман уделяет внимание вопросам религии и веры. В 'Земляничной поляне' это проявляется в споре двух молодых попутчиков профессора: один отрицает существование Бога, а второй стремится и вовсе стать священником. Профессор же, когда ему предлагают высказать свое мнение, демонстрирует мудрость и спокойствие, давая молодым людям выговориться и остаться при своих. Наверное, в религиозных спорах именно такая позиция самая разумная и нам следует придерживаться именно её.
Особо стоит выделить сны героя. В них проявляются те образы, метафоры, а также кинокадры, за которые мы любим Бергмана. Первый сон дает ключи к дальнейшим диалогам о безжизненности главного героя и безличности окружающих его людей. Естественно, эта обезличенность присутствует только в восприятии профессора. Он не воспринимает других людей и абсолютно равнодушен к их проблемам и душевным болям. Возможно, как врачу, ему важнее их физические показатели, а не какие-то чувства и психологические реакции. Второй сон напоминает 'Процесс' Франца Кафки, представленный в виде экзамена самого профессора. Экзамен является метафорой сомнения в своем знании, пересмотра убеждений и фокусировкой на предшествующих заблуждениях, который у главного героя предостаточно.
В конце, проанализировав свою жизнь и отношения с родными, профессор делает маленькие попытки что-то изменить в лучшую сторону - простить долг сыну, быть более близким к экономке. Но тщетно. Профессор не сможет изменить отношение к себе окружающих. А без изменения среды и контекста герой не сможет поменяться и сам.
Как и в фильме «Седьмая печать» Ингмар Бергман продолжает рассуждать на тему смысла жизни. Но на этот раз действие из средних веков перенесено в современную (для Бергмана) эпоху – 50-е годы 20-го века. Если в «Печати» основным направлением было существование или отсутствие Бога, на этот раз упор делается на семью.
Герой и завязка
Нам показан один день (точнее сутки) из жизни выдающегося врача Исака Борга, по ходу которого он вспоминает свои молодые годы и ошибки. Борг полон самоиронии, у него есть чувство юмора, но также он ведет образ жизни интроверта и эгоиста.
Из сцены на заправке мы узнаем, что его бывшие пациенты высоко ценят его как профессионала. Борг спас много жизней, но вот отношение родственников к нему не столь радужное. Почему? Это завязка сюжета.
Сны и отношения
В этот день Боргу снятся сны. Он просыпается с мыслями о смерти. Часы без циферблата, гроб и никого вокруг. Он сам говорит: «Я уже давно мертв». Сны – это разговор Борга с собственным подсознанием, которое наводит его на мысли об ошибках прошлого.
Постепенно до него доходит понимание, что ему всю жизнь было плевать на жену, сына и всех остальных. Даже подсознание ему отвечает: «Отрезал и уже не болит». Борг отрезал всех близких из жизни и стал спокоен.
Его невестка Марианна вспоминает первые слова Исака после разлада с мужем: «Только не втягивай меня в ваши семейные дрязги. Мне нет до этого дела».
Проблема Борга в том, что ему нет дела до трагедии в жизни самых близких людей. Он за месяц не поинтересовался, что случилось ни у своего единственного сына, ни у невестки, которая жила с ним в одном доме. Как же он стал таким «сухарем»?
Это видно из контраста, когда герои едут в машине. Спереди Борг – старый одинокий человек. Посередине семейная пара Акерманов, которая паразитирует на отношениях и причиняет друг другу только боль. На заднем ряду трио молодых людей, которые легко ругаются, легко мирятся и легко живут.
Мы видим, как из одного выходит второе и третье. И это все ведет к одиночеству для себя и боли для родных. Так маму Борга не навещает никто из родственников, потому что она такая же черствая эгоистка, у которой нет добрых слов для других.
Принятие и перемена
Исак Борг гордиться своим сыном Эвальдом. Несомненно, он его любит, и думает, что помогает закалить характер. Но его любовь имеет больную форму. За всю жизнь Борг даже подумать не хотел, как на сыне отражается формальный финансовый долг перед отцом.
Эвальд настолько много работает, чтобы вернуть ему деньги, что тоже считает себя «мертвым», а ведь он на 40 лет положе отца. Но ему уже не нужна жизнь, его брак на грани распада, и он не хочет иметь детей. Само существование – это агония, которая началась с ада, в котором жили его родители.
С каждым диалогом (мама, невестка и юные попутчики) Борг начинает осознавать свою неправоту по отношению к близким.
Причем те самые юные попутчики показывают максимально правильное отношение к жизни. Они от чистого сердца (когда им уже ничего от Исака не нужно) поздравляют его песней, стоя под окном. Хотя их уже довезли, и они могли двигаться дальше.
Борг понимает, как много хороших эмоций может принести человеку банальное внимание и соучастие. Он осознает, что если усилия сдержать свое слово разрушают жизнь его сыну, значит о «слове» нужно забыть. И Исак призывает Эвальда забыть про деньги. Он говорит приятные слова своей экономке и понимает, что больше не хочет вести себя эгоистично.
Переосмыслив себя, он видит новый сон. И на этот раз там все хорошо.
Заключение и посыл
В «Седьмой печати» главный герой нашел смысл жизни в том, что успел спасти от смерти семью, когда ему оставались считанные часы жизни. В «Земляничной поляне» посыл схожий: «Даже если тебе 78 лет, и вся жизнь позади, ты еще можешь помочь другим. Не упусти такую возможность». Это не поздно пока ты жив.
P.S. Я ничего не написал актеров. Их игра прекрасна. Добавить нечего. Прекрасен и фильм.
Земляничная поляна - место нежных воспоминаний, теплых встреч, важных событий. Пора детства и вступления в самостоятельность. Ориентир для самопроверки, самоиспытания; камертон жизни; верстовой знак начала пути к которому возвращение неизменно.
У героя этой картины нет проблем с 'проверкой на вшивость'. В продолжении важного для него дня, который становится финишной вехой, мысленным подведением жизненных итогов - он спокойно декламирует случайным попутчикам стихи. Так, как бы свидетельствовал кредо перед собранием верных:
Где он - тот друг,
Которого ищу я?
При свете дня я жду,
Но он не выйдет вдруг,
И ночь его шагов
Мне не доносит стук
Но чувствует душа,
Хоть не увидеть взглядом,
Что где-то есть он рядом.
Он там, где мне цветы взбивают колыбель,
Где трогают ветра верхушки тополей.
Он воздух мой и вздох – повсюду он со мной.
В весеннем ветерке и в шелесте лесном…
Проваливает экзамен собственной ответственности во сне и блестяще справляется наяву; выдерживает критику близких ему людей и принимает почтение от едва знакомых; с грустью вспоминает о несостоявшейся любви и завоевывает сердце молодой красавицы. И завершает этот день, отходя ко сну, так, как бы многие желали завершить жизнь.
'Земляничная поляна' героя этого фильма, старенького профессора, - это пример зрителям. Повод для сверки часов. Точность механических часов поверяется стрелками циферблата. Если они не движутся, то мы не узнаем который час наступил. Но что, если часы идут, но стрелок у них нет? Что если темпоральный ориентир отсутствует вовсе? Тогда и наступает черед 'земляничной поляны' - этого внутреннего биоритма, неизменного ориентира с которым всегда можно сверить реальность.
Паровозик из Ромашкино совершал незапланированные остановки. Многие пассажиры противились этому произволу локомотива и машиниста в одном лице. Но неизменный довод героя мультфильма - возможность опоздать на всю жизнь - приводил их в себя, а не в чувства, заставляя задуматься о чем то более важном, чем эмоциональное переживание пути, ожидание цели.
'Земляничная поляна', как интроспекционная остановка и поверка себя, - также может у многих вызывать не теплые чувства, но тревогу, беспокойство, страх и желание скорее миновать это место или не останавливаться на нем вовсе. Но это и будет сбоем-поломкой, это и будет означать вечное опоздание.
Память – это наши воспоминания. Воспоминания, наполненные радостью и тоской, болью и счастьем. Когда мы вспоминаем о прошлом, в памяти всплывают места, запахи, звуки, лица, события. Они живут в нашей памяти всю жизнь, и достаточно открыть старую коробку, достать запылившуюся пленку, вставить ее в проектор, чтобы они ожили перед нами, подобно тому, как образы из сна оживают перед нами ночью.
“Земляничная поляна”- это фильм о человеке, который добился славы, признания, успеха своими трудами, человеке который посвятил свою жизнь науке, но стал эгоистичным, отрешенным, безразличным к себе и другим, к чувствам окружающих его людей. Автор проводит героя через сны и воспоминания и заставляет его вспомнить, те кровоточащие раны, которые он забыл: расставание с первой возлюбленной, провал на экзамене, измену жены; осознать свое поведение к тем людям, которые его окружают сейчас, в настоящем и измениться.
С первого кадра режиссер знакомит нас с главным героем фильма Исааком Боргом – старым профессором. Мы видим его в привычной для него обстановке - за письменным столом в кабинете, слышим его мысли, которые говорят нам о том, что он в какой-то момент отвернулся от других людей, посвятил свою жизнь науке и счастлив этим. Потом мы видим сон, который опровергает его слова о счастье. Исаак оказывается на пустой улице с заколоченными домами, где у часов нет стрелок, как у смерти нет времени. Он видит гроб, в котором лежит он сам - и эта встреча со смертью, не страх перед той смертью, которая неминуемо ждет каждого человека. А образ той, на которую сознательно обрек себя человек, отказавшийся от общения с другими людьми. Странный человек, если его можно так назвать, а скорее существо, похожее на человека без ушей, глаз и с запаянным ртом, которое встречает Исаак во сне -это он сам. “Я умер еще при жизни”- говорит он жене своего сына Марианне.
Борг отправляется на машине вместе с Марианной в швецкий город Лунд, где ему должны вручить премию, за достижения в области науки. По дороге он решает остановиться у дома, где провел детство. Он садится на земляничную поляну, и перед его глазами всплывают образы из далекого прошлого. В фильме земляничная поляна выступает своеобразным проводником в мир детства, его символом. Все люди, которых он вспоминает, а также предметы и сцены - заполнены светом и окрашены в белый цвет. Белый цвет передает нам, что для главного героя образ детства – это нечто святое, чистое и непорочное.
Бергман – глубинный мастер психологии. Очень точно, умно, лаконично и без лишнего пафоса показаны общечеловеческие ценности. Пороки людей смело преподносятся в виде фарса, не осуждая и не критикуя, а показывая «изнаночную» сторону человеческой натуры. Фильм наполнен скрытыми мотивами, метафорами, разоблачениями. Разговоры героев на первый взгляд кажутся фантасмагоричными, но из этого и складывается причудливая, очаровывающая образность картины.
Главный герой решает пересмотреть свою жизнь, стоя на пороге смерти. Каждый из нас рано или поздно начинает переосмыслять пройденный путь, анализировать поступки и произнесенные когда-то слова. Наступает понимание, что нужно хоть на чуточку стать деликатнее и менее требовательным к близким людям, начать им доверять и чувствовать их, подключая эмпатию и сострадание. Фильм не об одиночестве, а скорее об истинных ценностях. Это понимание к некоторым так может никогда и не прийти.
Ужас и наслаждение увидеть свой сон не как сон. Увидеть его перед собой, со стороны и без себя. Великое кино — это сновидение. 24 кадра в секунду прорываются через барьер критического вахтера сознания и погружают в сон наяву. Но сон, который пробуждает в тебе всю твою память и который не обрывается после пробуждения.
Когда в нашей жизни происходит трагедия — наше сознание пробует защитится от боли существования сдвигом в полуявь-полусон — мы обезболиваем себя безумной надеждой — а вдруг это сон. «Я не мог поверить, что это происходит на самом деле… я ждал, что вот сейчас я проснусь и всё это… вот всё вот это окажется сном». Ах, как нам хочется, что бы всё вот так и получилось бы — чтобы мы проснулись от кошмара. Но так не происходит и мы принуждены бодрствовать дальше. Пока не стерпится, пока ничего другого не останется.
А как быть, если душа открыта для ужаса смерти каждый миг своего бодрствования. Ведь, что могло бы быть лучше, чтобы всё это оказалось сном. Вот просто всё. Наш страх существования в «настоящем мире» постоянно наталкивается на надежду, что всё это понарошку. Ведь так хочется жить. Хочется жить так и там, чтобы не было боли, зла, неудачи. Чтобы был второй и третий, и тысячный шанс сделать то, что делаешь так прекрасно как это должно было бы быть. Ведь не должно быть смерти, не должно быть боли, не должно быть расставаний, не должно быть болезни лишающей шансы делать, получать, дарить прекрасное. Бесконечное в груди толкает в высь, но упирается в обшарпанную банальную стену немощи и конечности…
И чем больше проходит дней, чем ближе согласно дурацкой арифметики двузначных цифр конец твоей единственной жизни — тем настойчивей стучится сладкая возможность отдаться безумию надежды, что всё это сон, что еще чуть-чуть и проснешься и засмеешься — ах какой глупый и долгий сон мне снился… как глупо было бояться, что все мы умрем, что я потерял её, её и его, а еще её и его тоже… пойду позвоню им и мы вместе посмеемся. Но звонить не кому, потому что их нет. Потому что эта дурацкая жизнь не сон. А сон ждет впереди, без сновидений.
Когда дни вроде как сочтены, тогда слабость наша, немощь наша, трусость наша протаптывает тропинку в просто сны. Мы с радостью хватаемся за любую возможность уснуть. Ведь там, по ту сторону уже вдоль и поперек знакомой реальности, нас ждет свобода — свобода от тикающих часов, которые нельзя остановить и отвернуть назад, чтобы пройтись вновь еще раз по уже пройденному пути. И что может быть страшней, если уснуть не удается, если груз опостылевшей реальности, бесконечное колесо одних и тех же мыслей не отпускает в сон, где мы свободны от себя-как-наказания.
Со временем и наши воспоминания оборачивают снами. Мы еще можем обманывать себя, что мы помним реальность, что мы возвращаемся к тому, что было, но нет — это тоже просто сны. Мы уходим в наши мечты, когда думаем, что просматриваем «то, что было».
Нужно ли призывать к бодрости и бдению, есть ли смысл превозносить тот кусок пространства, что мы обозреваем двумя глазами, трогаем руками, топчем ботинками? Не есть ли сны-мечты-воспоминания то собственно человеческое, что единственное вырывает нас из механического мира?
Где, кроме как там, по ту сторону прикрытых глаз, мы все можем встретиться — все кто есть и все те, кого какие-то посторонние люди записали, что их уже нет…
***
Жить 98 лет, похоронить родителей, мужа, 9 из 10 детей, похоронить всё своё поколение. Чем заполнены твои дни — как движутся мысли… не все ли равно, что ты путаешь каких-то людей — ведь все одинаковы. Но ведь не может быть правдой, чтобы это проклятое мироздание украло все самое дорогое, что у тебя было и тебя саму тоже почти украло. Это ведь всё должно быть просто кошмаром. От которого только надо проснуться. И всё будет хорошо.
Жить 78 лет; делать все правильно; любить, желать, ожидать, что тебя понимают и всегда ошибаться. Работать, работать, работать, приносить людям пользу… получить похвалу и участие в представлении с фанфарами… и это всё. Да даже если бы и не всё — даже если бы всё награды, что может придумать и соорудить человек для себе подобных, вдруг были бы нагромождены вокруг тебя — чтобы это поменяло. Разве это сделало бы мир вокруг таким, каким он должен быть — каким он должен быть ради которого ты потратил все силы и всю жизнь.
Земляника растет на поляне год от года. Она та же самая — а ты нет. Она будет еще, а тебя нет. Мгновения, которые достойны того, чтобы длиться, длиться и длиться исчезли как дым. Но ты все еще властелин — ты еще, пока еще можешь — ты это уже хорошо научился — ты можешь увидеть то, чего нет — ты можешь раз за разом уходить в свой мир — там где живут самые дорогие тебе и где все еще было возможно…
И даже любая неудача в том мире, любой театральный ужас, любой ученический страх, любая «обида» — как она сладка и желанна по сравнению с миром, в котором уже ничего этот нет и не будет — не будет с тобой.
Но женщина носит ребенка и она родит его — она должна его родить, потому что любовь не знает границ сна и яви — она плевала на эти границы — она верует, что всё обязано быть хорошо, что приходящее в этот мир твоё дитя будет счастливым — ведь будешь счастливым ты с ним и оно обязательно будет это знать и будет жить в этом счастье — ты все для этого сделаешь. Ты будешь оберегать его жизнь и его сон. Даже когда тебя не будет. Но будет его жизнь и его сон.
