Более серьёзный, менее типичный, чем мною ожидалось.
Не зная ещё толком, о чём этот фильм, я вогнала его в ряд, в который поставила его википедия: фильмы о неравной любви (или как-то так). Всё не так просто. Название 'Цветения пора' не стоит рассматривать однобоко и сразу приобретать убеждение в том, что этот фильм только о страсти, влечении и т.д.... точка. Нет. Конечно, вначале (и, надо признать, ещё довольно длительный промежуток времени) картина вызывала реакцию ту, что и должно: улыбку, заворожённый взгляд... Да и возможно ли иначе при такой великолепной игре, не стану даже акцентировать, кого именно. Герой Юхана Видерберга, пребывающий не в состоянии побороть свою страсть, и немолодая (хотя 37 ей не дашь ни за что), но прекрасная в преступности (?) и неприкрытости своих желаний учительница. Не знаю, можно ли говорить об искренности их чувства (ну, чувства...я, конечно, имею ввиду нечто возвышенное, а вы о чём подумали?). С самого начала я понимала и улавливала только откровенную страсть, и получилось сыграть её, на мой взгляд, безукоризненно. Стиг живёт в среде подростков, которые только и думают о сексе, а тут - внезапно привлекательная дама, открытая шея, прекрасная кожа...и молодость, молодость и желание берут верх. В общем, и героиню Марики Лагеркранц можно понять. Муж-алкоголик, с которым не нет ничего общего, отсутствие какого бы то ни было разнообразия в общении... а тут внезапно влюбившийся симпатичный подросток. Хотя, о влюблённости я снова оговорюсь, я совсем не уверена в его искренности. В конце концов, он и сам признаёт её отсутствие и истинный мотив своих действий.
Хотя, конечно, хотелось бы верить, подчиняясь назойливым предрассудкам, что это любовь и проч. Конечно, нет.
'Пора цветения' - название, более подходящее к первой части фильма (которой, признаюсь, я была совершенно очарована). Ко второй более подходит 'пора взросления', ибо цветением то, что происходит с главным героем, никак не назовёшь. Наступает пора, когда Стиг не в состоянии лгать человеку, с которым сидит рядом и который кается ему в своих неудачах. Однако и влечение по молодости преодолеть он не в силах. Однако, отличный выход он находит! использовать влюблённую в него простушку-соседку.
Нда. при всём моём восхищении красотой Юхана Видерберга, его герой стал мне отвратителен и чужд. На время. А потом метания, метания - не получилось ни там сохранить, ни здесь не потерять. Конечно, всё это можно объяснить как 'ошибки молодости', но тем не менее. Чёткой позиции в его поведении нет (до определённого момента). И у него наступает срыв, точка, на которой эмоции контролировать он уже не в состоянии.
Как, вероятно многие уже отмечали, не могу не отметить психологизм фильма. Он очень серьёзен. Очевиден рост героя над собой. От 'юности младой' до насмешки над собой и над маленьким неудачным, но таким чувственным и захватывающим, застывшем в страсти прошлым.
Великолепная актёрская игра. Многие любят использовать это словосочетание где ни попадя, но здесь как раз тот случай, когда о ней можно говорить и бесконечно восхищаться. Актёрская игра - это когда нет игры как таковой. Вы вспомните момент отчаяния, безудержной злости и почти безумия, когда Виола приходит к себе домой после сцены в кинотеатре. И жалость испытываешь, и долю стыда, за то, что всё так. И это лишь один из многих, не менее искренних моментов 'Поры цветения'.
«Каждому атому счастья отмерен свой срок заранее.»
Фильм словно бы делится на две части. Первая часть - «цветения пора» - песня, чувственная повесть. Вторая - пора взросления - последствия «вкушения», разнарядка мыслей, принятие и непринятие.
Собственно, фильм я начала смотреть из-за первой части и до последних кадров меня не покидала надежда, что все закончится иначе, что между героями есть что-то выше страсти, выше, чем утоление плотского желания. Может быть, так оно и было, но только с одной стороны. Моя же надежда не оправдалась (по крайней мере наполовину), что, конечно, можно было предугадать не дожидаясь титров. Первая часть вытекает во вторую, горестную, так же, как на смену шерстяным чулочкам приходят искусственные нейлоновые. Первая часть вызывает улыбку - это кипение крови ранней молодости, глупые шутки и обмен безопытностью, затем - преисполненность трепетом, тайна между двумя людьми. Все это показано так просто - одной лишь светотенью и односложными взволнованными словами, но так искренне, что не остается никаких сомнений.
Вторую же часть принять было трудно. Общение с коммивояжером, трагедия в семье Стига - все это поворачивает его вспять, он оказывается мудрее и взрослее Виолы, мудрее и взрослее себя прошлого, однако не настолько взрослее, чтобы помочь ей вырваться из собственного пьянящего омута чувств. Можно ли осуждать ее за то, что она не может самостоятельно выбраться из этого плена? Можно ли сложить ответственность за произошедшее между ними только и исключительно на ее плечи потому лишь, что она старше? Я думаю, нет.
Мальмё, 1943-й год. 15-летнего Стига непреодолимо влечёт зрелая красота 37-летней замужней учительницы Виолы, которой в свою очередь импонирует непосредственная наивность ученика. Скоро между ними вспыхивает запретная страсть, последствия которой не заставляют себя долго ждать…
Непедагогичный роман предлагает исполненный ностальгии рассказ о сексуальной революции в провинциальной шведской школе в разгар Второй мировой войны. Похоть взрослой самки, начинающей чувствовать скорое увядание, постепенно выходит из-под контроля, и Виола окончательно теряет самообладание. А пока её юный любовник отвечает у доски, она соблазнительно расстёгивает под учительским столом юбку.
А когда вконец измученный её сексуальными притязаниями подросток начинает увиливать от своих «обязанностей», она в отместку делает всё возможное, чтобы оставить его на второй год. Ситуацию усложняет присутствие мужа-коммивояжера, больше страдающего не от измен жены, а от наступления эпохи нейлона, которая теснит шелковое бельё – его основной источник дохода.
Эта вроде бы проходная деталь несёт важную драматургическую нагрузку: животный секс превращается в эрзац - искусственный заменитель чистых чувств, выступающий в роли синтетической подмены, исключающей искренность человеческих отношений.
Последний фильм Бу Видерберга, известного шведского режиссёра (по числу полученных престижных международных наград уступающего на родине разве что Ингмару Бергману) принёс ему третью номинацию на иноязычный 'Оскар'. Более того, лента стала лидером шведского проката, потеснив с первой позиции голливудские блокбастеры.
Видерберг завершил свою карьеру, обратившись к теме, некогда принесшей ему мировую известность: в 1967-м он снял 'Эльвиру Мадиган', наверно, лучшую свою картину. Там страстная любовь прерывалась совсем по-шекспировски - смертью героев. Теперь он вновь совершает путешествие в прошлое, но уже не в конец XIX века, а в середину XX-го, остановившись в родном Мальмё.
Реконструируя в романтическом ключе бытовые подробности своего детства, Видерберг не просто воскрешает прошлое, но превращает съёмочный процесс в уроки психологического воспитания, так как задействует в роли Стига своего сына Йохана. Явно неоднозначный и уязвимый с моральных позиций педагогический акт оборачивается появлением одного из самых честных фильмов о становлении чувств.
Небольшой шведский городок Мальме. Лишь сводки о поражении немецких войск под Сталинградом и изредка слышащийся в небе гул моторов «летающих крепостей» напоминает, что где-то далеко идёт война. Учеников местной школы волнуют совсем иные вещи.
Бесцеремонно, хотя и абсолютно естественно заявляет о себе недавно проснувшееся сексуальное влечение. Ребята со свойственным детям любопытством и азартом меряются членами или планируют купить три сотни презервативов, притом, что им и один ещё незачем. Вряд ли чем-то отличался от остальных мальчишек и пятнадцатилетний Стиг, пока спонтанно не ощутил к 35-летней Виоле гораздо более глубокие чувства, чем те, что может позволить себе школьник по отношению к своей учительнице английского.
Всё так забавно и так идеалистично, это поистине время обострения чувств и желаний – цветения пора. Первый неумелый поцелуй на узкой лестнице, обжимания среди пыльных географических карт, переглядывания на уроках, пылкие свидания во время большой перемены, присущая свежим отношениям эйфория и неосторожность… Показанные в фильме чувства подкупают искренностью, подлинным ощущением любви, и это ценно.
Вообще, искренняя мелодрама, наполненная смыслом – большая редкость. Совсем не обретение главным героем сексуального опыта и его первые любовные приключения делают этот фильм столь замечательным. Частично - картина Витеберга о красоте естественного, простого и природного дара любить и желать, частично о взрослении, о внезапно ворвавшейся в жизнь Стига взрослой свободе, а так же взрослой ответственности. Потому так символичны и важны для понимания картины финальные кадры. Стопка перевязанных бечевкой толстых словарей в красном переплёте – это приобретённые им в короткие сроки знания, необходимые в жизни.
Особую симпатию вызывает то, что взросление Стига показано через желание узнать новое, наверное именно поэтому все поступки главного героя выглядят нормально, естественно. Мальчик не сконцентрирован на одном только желании заглянуть любимой учительнице под юбку, его одинаково интересуют и многое другое, вплоть до классической музыки. Стремление к любви тут так же естественно и так же просто, как потребность в новом слове, что, однако не делает процесс познания менее важным или приятным.
Удачно и к месту в картине звучат фрагменты из «Ромео и Джульетты» Чайковского, «Симфонии №5» и «Kindertotenlieder» Густава Малера. Появление этих мелодий в фильме тоже представляет важные открытия для главного героя. А отрывок из оперы «Ринальдо» Генделя как раз и является главной музыкальной темой фильма. Стоит упомянуть, что выбор Витеберга в отношении музыкального сопровождения для собственных картин всегда был безошибочным.
Ярчайший представитель «шведской новой волны», Бу Видерберг, в этом замечательном фильме обратился к временам своей молодости, наполнив фильм романтической тоской по былым чувствам и местам, по времени, в котором он когда-то жил. Картина пропитана чудеснейшим ощущением первого поцелуя, первой любви, весенним нежно-романтичным и в то же время каким-то жизненным ощущением взросления, свободы чувством прикосновения к прекрасному, чем-то совершенно необыкновенным, но доступным для понимания каждому - в любом возрасте, в любое время. «Вожделение и красота непоколебимы».
И снова Европейское кино, и снова жизнь без прикрас, во всём своём великолепии.
'Цветения пора' - фильм о том, куда может завести сильная страсть. Стиг - 15-летний юноша, днём посещающий раздельную (мальчики/девочки) школу, а по вечерам и ночам подрабатывающий в кинотеатре продавцом сладостей. Виола - его 37-летняя учительница. Между ними вспыхивает непреодолимое влечение. И если Стиг расценивает возможность подобной связи как нечто новое для себя, как опыт, то Виола прекрасно понимает, как неблагоразумно и неправильно такое чувство... Да и фильм, в принципе, не столько о назревающем романе ученика и учительницы, сколько о том, как незначительны все эти 'отношения' на фоне европейской обстановки 1943 года и действительно серьёзных вещей. Таких, как семья и простая человечность.
Кино не для всех. Если вы любите слезливые 'розово-сопливые' мелодрамы с неизменным хэппи-эндом, этот фильм не для вас. Он драматичен, даже жесток, но он прежде всего правдив. Если подобная история приключится в реальной жизни, то очень велика вероятность, что закончится она именно так, как показано в 'Цветения поре'.
1943 год. Швеция. Европа гниёт в окопах. А независимая Швейцария вот ужу как тридцать семь лет запретившая абсент перестала быть прибежищем для думающей элиты. В Англии старичок Фрейд спокойно дожил оставшееся, созерцая лондонцев и свой эмигрантский паспорт. Двадцатый век как-то плавно, до времени, начинает переваливать за свою середину и вечера под меланхолический звон музыки Сати с чтением Стринберга выходят из моды. Скоро банки томатного супа завоюют мир и все станет иначе, но пока Швеция лишь начинает узнавать о нейлоновых чулках и «Икеи», а Бергман только закончил Стокгольмский университет.
В эти последние года счастливого неведения Стигу всего пятнадцать и он ученик провинциальной шведской школы с раздельным обучением, в которой диковинная жевательная резинка, побывав у каждого раздираемого гормонами юноши во рту ровно 2 минуты, по звонку бережно отправляется в специальную банку и приберегается до следующего урока. Все прекрасно - мальчики ставят пари на «у кого длиннее», девочки мечтают о скорой потери девственности (желательно «по любви»), война где-то далеко, и лишь изредка напоминает о себе похоронками и одинокими полетами военных самолетов. Швеция в золотые свои годы, Мальме в пору цветения взрослеющего стокгольмского парня.
Мир сексуального пробуждения Стига у Виденберга показан целомудренно и сдержанно, он яркий антагонист мира темпераментного Ренато из фильма Торнаторе «Малена». Стиг, хочет понять значение явлений и предметов, окружающих его, пытается проникнутся их точным смыслом, через поиск неизвестных слов в многотомном, тисненом золотом словаре в классе своей учительницы английского Виолы, которую он неуклюже целует среди географических карт в школьном хранилище.
Застежка подвязки, выпукло проявляющаяся сквозь ткань платья, сетчатые чулки с меридианом шва на тонкой щиколотке, золотая цепочка и туфли на высоком каблуке – атрибуты женственности прикрывающие неудачницу Виолу изменяющую мужу-коммивояжеру с милым мальчиком, роман с которым скрашивает её убогую жизнь. У Виденберга мир спасает красота, и совершенно не важно в чем она выражается. В тайной ли влюбленности соседской девочки, примеряющей на предмет своей любви роль мужа и хозяина их возможного будущего дома, или же в мечте брата Стига о службе на засекреченной подлодке. Красота вечна и естественна как молодость.
Время идет, учебный год подходит к концу, Стиг взрослеет, к нему приходит понимание, что взрослые это выросшие дети, а источник ответов на все вопросы лучше искать самому, пусть это и будет тайно сворованный словарь из класса английского языка.
Виденберг противостоял Бергману с самого первого момента своей режиссерской жизни, с тех самых пор как впервые взял ручную камеру и вышел снимать на улицы своего родного города. «Цветения пора» - это маленький итог Виденберга в борьбе с Бергманом. Последняя попытка реабилитации шведской «новой волны». Но Виденберг впал в ностальгию, увлекшись собственной автобиографией, и как-то незаметно породнился с Бергманом, дав зрителю возможность подсмотреть собственное воспоминание из далеких сороковых. Он снял не просто «фильм воспитание», с отдельными вариациями на тему войны и возмужания шведских подростков, но, перешагнув собственную мечту о документальной реальности случайно запечатленной на ручную камеру, сделал очень классическое фестивальное кино, в котором и прицепиться-то почти не к чему.
