Возможно прав мой друг с КиноПоиска ekorolev, который говорит о том, что к этому фильму надо вернуться. Возможно он прав и в том, что режиссёр фильма Кристофер Боэ ото всех взял понемножку и от Чехова и от Кафки, как говорится с миру по нитке. Но вот я посмотрел это кино пока всего лишь один раз и честно скажу, мало что понял. Выдумка и реальность, воображение писателя и настоящие события, как-то так переплетаются, что приходится напрягаться, чтобы понять суть происходящего. При всей иносказательности картины, всё-таки, как говорил один герой, чтобы она тебя вела, вела, да не уводила в сторону. А в случае с датским кино 'Реконструкция' произошло именно это. Балансируя на грани сна и яви, фигурально выражаясь, режиссёр так и не раскрыл тему и главную мысль. Может быть я ошибаюсь, может быть мне стоит ещё не один раз посмотреть этот фильм я изменю своё мнение. Может быть. Но пока что я увидел только бар, огни, фотографа, который не знает чего хочет и красивую женщину.
Да, фильм подкупает женской красотой Марии Бонневи. Амэ в её исполнении невероятно сексуальна. С этим не поспоришь. Только вот за внешним фасадом надобно, что бы был духовный фундамент, если так можно выразиться. А есть ли он у главной героини, которая изменяет мужу ? Нет, я ни в коей мере её не осуждаю и не навешиваю ярлык, помилуйте, просто в каждом персонаже хочется видеть цельность, а здесь же на первый план выходит порыв чувств и эмоций. Есть ли у главной героини чувство стыда ? Ведь то, что она сделала никак не с нивелируешь и не уложишь в простое прости. Тут хочется раскаяния. Допускаю мысль, что она не раскаивается. Хорошо. Тогда она должна крепко влюбиться в героя Николая Ли Кааса. Но видим ли мы это ? Не уверен. А если нет таковой безоговорочной уверенности, то напрашивается вопрос, для чего всё это ?
С другой стороны, если рассматривать фильм сквозь призму воображения писателя Огуста, то здесь налицо факт раздвоения личности. В реальной жизни он писатель, причём неплохой надо думать. Но зачем же буквально проецировать действия в романе с собственной жизнью и женой. Эдак можно зайти очень далеко и не факт, что выберешься и найдёшь дорогу. Взгляд в себя конечно нужен и важен. Посмотреть на себя любимого со стороны всегда бывает полезно и сделать правильные выводы. Но вот углубляться, копаться и перебирать чего-то там, это может стоить семейной жизни, а главное психологического равновесия.
К безусловным плюсам картины отнесу операторскую работу, виды Копенгагена и некую завуалированность и недосказанность. Есть в этом своё рациональное зерно. Ну и повторюсь, чувственность и позирование перед камерой Марией Бонневи производит определённый магический эффект. Исходя из вышеизложенного могу сказать, что кино на любителя и не каждый его поймёт. Мне пока не удалось. Но это никоим образом не значит, что оно плохое. Отнюдь. Возможно при вторичном просмотре у меня возникнут мысли иного ракурса, а пока что пять из десяти.
Этот фильм попал в датскую программу на SFF. Первоначально я не обратил на него внимание. По описанию уже было понятно, что это фильм-ребус. А я все же предпочитаю авторские драмы другого формата в большей степени. Но потом все же глянул трейлер, в котором заметил Марию Бонневи. Уж очень она мне запомнилась по драме Андрея Звягинцева. Этого было достаточно для того, чтоб склонить чашу весов в сторону 'смотреть'.
Очень сложно писать отзывы на такое кино, потому что непременно получится спойлер, если описать то, как именно ты его понимаешь. Поэтому лучше его прочитать после просмотра, чтоб сверить свои ощущения. Основная фишка фильма в том, что сначала не совсем понятно, что реально тут, а что является вымыслом (сном, книгой, фильмом). Рассказчик играет со зрителем, показывая историю непоследовательно. То главный герой любит Симону, то вдруг оказывается, что она его не знает вовсе. Сначала Айме приходит на свидание к Алексу, а потом вроде как только подходит к его столу с целью знакомства. Но именно эта многовариантность развития событий и непоследовательное повествование привело меня к мысли, что этот фильм является реконструкцией любви. Вот только речь идет не об Алексе, а о писателе, который пишет книгу, посвященную своей жене.
В принципе, этот фильм каждый может трактовать по-своему. Одна из особеностей артхауса в том, что зритель сам вкладывает определенный смысл в увиденное. Но тем не менее нам несколько раз повторяют, что все это фильм, то бишь вымысел. Поэтому не старайтесь смотреть на него с точки зрения логики, поскольку сама любовь не всегда ей поддается. Для режиссерского дебюта уж очень претенциозная работа получилась. Но все же не могу сказать, что фильм меня покорил. Если оценивать его, как киноребус, то эффект влияния автора на судьбы героев более интересно был раскрыт в драме Стивена Долдри 'Часы'. Если смотреть на этот фильм, как на мелодраму, то не хватает драматизма со стороны Алекса, на мой вкус.
В общем, тут говорится, что все это конструкция, но даже при этом становится больно. Лично мне больно не стало, но было любопытно разобраться в происходящем. И отдельный балл за Марию Бонневи, за ее талант перевоплощения в разные образы, за ее взгляд, за ее чувственность, женственность и элегантность. Не ищите в этом фильме ответы на вопросы, ибо вместо них он дает всего лишь пищу для размышлений. Строго для любителей фестивального артхауса.
Он, она, они, оно и так по кругу. Женатый писатель, неженатый фотограф, девушка Симона, девушка Айме, девушка Мари Бонневи в лицах Симоны и Айме. Кафешки, отели, метро, парки. Там, где все мы побывали или только собираемся побывать. Места, где любят встречаться, целоваться, ощущать романтику собственных душ. Флешбэки и флешфорварды как стабильное дежа вю в потоках непредсказуемой жизни, которая на финише оказывается присказкой с бородой. Вспомнить, додумать, спастись от забвения и повторить всё вновь, но с чистого листа. «Реконструкция» Кристоффера Боэ напоминает лингвистические упражнения по склонению, спряжению, словообразованию. Отдельности хороши сами по себе, но внятного синтаксиса с авторским расположением существительных и глаголов не получается потому, что всё давно было. Потому что формулы по созданию предложения изложены в учебнике, в самой доступной форме. Экспрессивные прилагательные застят разум и оставляют наедине с инфантильностью, с сожалениями об утраченной инфантильности.
Игры с формой, с дублированием одних и тех же событий, с разветвлением интерпретаций – финты кинематографичные, приковывающие внимание любителей шарад вплоть до финальных титров. Но по содержанию - мучительные роды, итогом которых явился мёртвый младенец. Крючок с идеей исправления прошлого и программированием настоящего цепляет уже не только поклонников психологических головоломок. Методы Боэ не новы и автор сам это признаёт, постоянно напоминая сценарием, что перед нами всего лишь ещё одно кино, ещё одна скучная история, ещё одна попытка скуку обратить в интригующий фокус. Режиссёр предлагает зрителю пройти некий путь реконструкции судьбоносных моментов в фабульных воплощениях вымышленных персонажей, где общность смысла подменяется общечеловеческим универсумом. Постоянно подчёркивая раздражающим закадровым голосом фильмовую специфику и иллюзорную модель летающей сигареты фокусника, сам творец решил отстояться в стороне. Всё продумал, рассчитал, нагнал фальши, сознательно включил демиурга в центр повествования и подарил клишированный поцелуй на порожке кабака, чтобы случилось опоздание, случились метания, случились слёзы, случилось очередное следование за спиной мужчины, случился роман про любовь, в котором (как говорит герой-романист) есть «боль». Шиш с маслом вместо боли. Туман и немощь сценариста – режиссёра, который не сумел признать за собой неудачу в попытке выбежать за пределы мелового круга, а спрятался за банальными истинами, в которых есть типично жанровые любовнотреугольничные решения.
Недоговорённости тянутся шлейфом невысказанных признаний, нереализованных возможностей. Кто кого любит по настоящему, а кто играет вспышками воображения – вопросы в фильме умозрительные, интересные, главным образом, с точки зрения «как». «Что» и «почему» сокрыто в глубинах мудреного нарратива, которому, впрочем, не хватает мудрости. Отношения мужчины и женщины рассказанные образами Филипа Кауфмана и Мишеля Гондри, но языком ремесленников движения «Догма 95». Интересно и в чём-то забавно. Правда, набор слов так и остаётся черновиком для редактора. Набор кадров выглядит ещё одним презентационным (претенциозным) слайд-шоу. Виртуальный макет технологии сочинительства сконструирован удачно. Реконструкция исходных эмоциональных впечатлений отдаёт надуманностью. Проект в целом можно считать успешным, если за критерий успеха полагать способность продавать мертвеца по цене выставочного гроба. Концепт так концепт.
«Реконструкция» Кристофера Боэ покорила меня дважды: первый раз через прочтение изящной по своей красоте рецензии, которую написал мой знакомый к этому фильму, а второй раз — во время моего первого просмотра этой картины.
Фильм струился полупрозрачным шелковым шарфом его героини — мягко и воздушно соскальзывая с ее хрупкой шеи. Незаметно накидывая на мои плечи дрожащую ткань недосказанного многоточия диалогов. Погружая в поэзию выразительности взглядов. Околдовывая безумием эмоциональной взаимности героев. Властно и полнозвучно наполняя внутренние своды души мучительной пронзительностью музыки. Растворяя иллюзию окружающей реальности. Раскрывая сомкнутые створки внутреннего самообладания одним касанием — легко и просто. Цепляя и вытаскивая на свет кончик моих собственных забытых воспоминаний. Удушливо затягиваясь на шее шелковой петлей финальной сцены.
Белый шум немоты в горле…
Не хватает воздуха сделать вздох, произнести слово…
Да, маэстро Боэ, Вы правы — это только фильм, это только реконструкция, но все равно — больно…
Фильм выстроен на абстрактном, схематичном конструировании поливариантного развития событий. Мужчина. Женщина. Любовь как сознательный выбор женщины и любовь как внезапность изменения жизни мужчины. Случайный взгляд, мгновенное (на грани узнавания) взаимопонимание, слова как продолжение мыслей, магия двух пар глаз, наклон головы, поворот поз, сигаретный дым, аура уличных фонарей, персонажи как точки на карте ночного города, книга о них двоих…
Женщина-подруга и Женщина-мечта. Писатель и Фотограф.
Кто из них вымысел другого? Кто конструирует реальность, а кто живет ею? Кто пытается изменить течение собственной жизни за счет мысленного проживания чужой жизни, а кто находит самого себя в вымышленной параллельности событий? Кому из них удастся вырваться из окружающей реальности, без остатка отдавшись безумию любви, а кто запомнит этот миг как самую большую потерю в своей жизни?
Тест. Проверка на доверие судьбе и друг другу. Как у Орфея и Эвридики.
Взаимопроникновение персонажей не дает права на продолжение отношений. Любовь не прощает препарирования ее на компоненты. Манипулирование поступками героев рвет ту тонкую невесомую паутинку, которая связала этих двоих в вымышлено-реальном мире, возвращая героев в круг привычного обмана чувств…
Фильм создает ошеломляющее ощущение личного опыта пережитых эмоций. Искренность актерского исполнения не оставляет шанса вспомнить, что это всего лишь игра, обман.
Грубоватая мужественность внешности и цепкость взгляда Николая Ли Кааса (Алекс) в сочетании с теплотой улыбки и мягкостью голоса создает провокационную силу вызывающего безоглядное доверие мужского обаяния.
Мария Бонневи (Амэ и Симона) — два сыгранных персонажа, альтер-эго друг друга. Одна — подруга с обликом милой соседской девчонки. Другая…Боже мой, таких женщин в нашем мире уже просто не существует! Они остались где-то там, в начале прошлого века, в эпохе черно-белого немого кино и тумане поэзии Блока. Непозволительная и невероятная роскошь женственной слабости и прозрачной, сбивающей с ног, хрупкости…
Кристер Хендрикссон (Огуст) — воплощение роли конструктора людских судеб. Мастер сюжета и виртуоз формулировок, не находящий слов, чтобы сказать любимой женщине о своих чувствах. Писатель, хладнокровно рассуждающий о природе любви и — прижавший к оконному стеклу собственную мучительную боль осознания невозможности этой любви…
Что это было? Иллюзия, фокус или истинное волшебство проницательности? Кристофер Боэ не даст вам ответа на этот вопрос, это останется его режиссерской тайной.
Фильм развернулся как бутон цветка: лепесток за лепестком. Краткий миг красоты — и так же, в той же последовательности лепестков свернулся в тугой плотный узел чувств.
Держу этот восхитительный бутон в ладонях, а пальцы дрожат…
Предупреждаю сразу. Эта рецензия будет короткой. Не потому что автор не может выжать из себя более, вовсе нет. Слова сами по себе в отдельности ничего не значат. Подобно реконструкции…
Мужчина в центре. Он главный персонаж. Важен только он. Нет, вокруг могут быть люди, но для него они статичные манекены, монохромные картонки, расставленные по своим местам. Сюжетная конструкция – мужчина встречают женщину. В начале своего пути или в конце? Неизвестно. Фокусник начал фасовку картинок, Вы точно внимательно смотрите?
… все архаично, кусочки паззла приходиться собирать собственноручно: в какой-то момент восприятие противится, верит в увиденное, но опровергает его. В какой-то момент, в какой именно неизвестно, говорит, что это не фильм, соня, все что угодно – любительская съемка, короткометражка в полтора часа, шикарный ролик, оживший роман, но не фильм. Слова фокусника же пытаются убедить в обратном, и по собственному желанию ему охотно веришь.
Тасовка сцен – опасное занятие, можно заиграться. Почему в этом европейском арт-хаусе так много курят? Неужели это просто прием стилизации, это модно? Возможно. Куда проще и злее расстановки кадров сжигание памяти, подтирание уголков героя, но не его самого. Сжигание подобно закуренной сигарете; все знают, что после останется только ниспавший пепел. Вот и собственный выдуманный…
Я ведь сказал, что это не фильм? Или нет? Это просто интерпретация самого великого чувства в мире. Стилизация под телевизионные помехи, нойз, такие приятные джазовые композиции на бэкграунде. Что-то призрачное, свершившееся, ушедшее. Да, определенно стертое.
… фокус – исчезание. Самое подлое для ребенка, а все мужчины – скрытые маленькие дети, - дать конфетку, а потом отнять ее. Жестокая реальность в том, что одиночество охватывает в свои мощные крылья, когда выбор зависел от тебя. Ты любил ее. Ты мог быть с ней, мог говорить, что любишь ее, ты бы увез ее далеко-далеко, где никто бы не смог обидеть ее, прикоснуться к ней своими грязными руками, но, в конце концов, все, что тебе остается – это ты.
Остался только город и один человек в нем. Хочется сказать донельзя банальную фразу «круг замкнулся», но нет. Цикла не было. Приходится переигрывать партию, но заранее предопределено, что выиграет фокусник. Он честен, он дает шанс, но пока это всего лишь конструкция. Конструкция самого великого чувства в мире, которую рано или поздно придется переписать. В точности как эту рецензию.
Вязкая пелена ночи застыла в холодном мерцании цветных огней спящих проспектов, окутав отражениями рекламных витрин, молчание каменного города. Раскаленный вольфрамовый луч фонаря провел по ее лицу тонкую линию тени, размытую парящими салками игривого дыма. Это не реально. Отдаленная мелодия рояля плачет монотонным шорохом старого винила. Это фантазия, параллельность строк, замаранная чернилами. «Привет» - мягкое дуновение голоса коснулось ее щеки, рубиновый блеск глянцевой улыбки ответил согласием. Этот разговор начался раньше, но первые слова произнесены лишь сейчас.
Скучающая серьезность респектабельной белизны дорогого номера отеля. Взаимное уважение стандартных улыбок. Страсть – стихотворный эпиграф длинных мемуаров их жизни, завязка долгой прозы амбарной книги. Вечерняя беседа, обмен фразами, но все не то. Только одинокое молчание пустых глаз пронзает болью. Они что-то потеряли, и это не cкроешь шутливой мишурой благополучия.
Конструктор жизни, эксперт любви, грузом исписанных кип бумаги застыл в бессилии что-либо изменить. Его жизнь вяло шаркает воспоминаниями прошлого, беспомощно падает на колени в отблесках грядущего. Печаль ее взгляда душит мучительной скорбью. Одухотворенная поэма высохла до легких обрывков расписания поездов, и горечь отравляет его разум.
«Глава 1. Что-то в воздухе» - черная вязь пера тронула снежный пергамент новой историей. Рука почувствовала знакомую гладь любимого ремесла. И в шелковом шорохе острых бумажных краев он стал королем. Всесильным дирижером развязок и апофеозом, сочиняющим невиданную реальность встреч, характеров и абсурдов, поворотов и концовок. Тонкая стрела чернильного росчерка проносится по свежей фразе, разрушая только что возникшее чувство, но, вот, нечто новое зарождается в красной строке, летящей в пропасть нотой скрипичного смычка немого рыдания. Он ведет к последней строке счастья, но история сама, ускользая из цепкого взгляда писателя, оживает неподвластной свободой своенравного финала.
Проза и реальность слились в идеальной гладкости кварцевого осколка. Их история начинается раз за разом. Томная мелодия ночных теней барной стойки, случайное пересечение глаз в каменном гуле железно звенящего метро, утреннее отражение в ресторанном сервизе. Терпкий запах холодного кофе бессонной ночи пробегает по разбросанным листкам окрепшего романа, вплетается в извитые знаки интриги и боли, надежды и смятения, разочарования и смеха, ожидания и страха.
Это просто. Есть мужчина и женщина, и есть любовь. Но она, как порыв ветра, кружащий грязно-желтый вальс осенних листьев, то скачет резвой конницей пучины чувств, то зависает в звенящей тишине тревожного ожидания. Они познакомились, но не знали друг друга, они спешили быть вместе, но не понимали зачем. Нечто новое расцвело в жизни каждого, но сети прошлого глубоко вжались в кожу, от того они бегут, отражаясь улыбками друг в друге, но остаются неподвижны. Правда и мечта зыбкими волнами отражения лунных софитов переходят друг друга, наслаиваются, начиная один разговор в молчании другого. Вечный вопрос: «А что если?», - не получает ответа, потому что будущее уже случилось, застыв мрамором решенности. Оттого настолько беспомощно выглядят их попытки порвать с грузом стабильности.
«Все это фильм, все это конструкция, но даже при этом становится больно». Полет потухшего окурка в холодном свете пыльных ламп чем-то напоминает жизнь, где все просто, секреты всех фокусов известны, но это лишь иллюзия, ибо одна мелочь способна разрушить целый мир. Непреодолимая инерция эскалатора календарных чисел тянет за собой все, ледяной безжалостностью возвращая каждого непокорного в ржавые колодки предопределенности. Десятки вариантов первой встречи, множество путей развития, напряженная развязка, но финал всегда один, неподвластный даже автору истории.
Режиссёр фильма не скрывает от нас с самого начала то, что мы всего лишь смотрим фильм, поэтому здесь может происходить всё самое невероятное. От имени известного писателя, он преподносит нам написанную им историю о своей жене, фотографе, его девушке, его отце. Многовариантное развитие событий, с несколькими возможностями заполучить свою настоящую любовь, без особой привязки к хронологии, с вовлечением самого писателя в происходящее в роли одного из героев любовного треугольника – всё это сбивает с толку и как-то химерно закручивает сюжет в клубок человеческих переживаний и устремлений с Датским окрасом.
Реализовано всё это причём особой техникой съёмки – без упора, на разных цветовых оттенков плёнки, с наложением сцен друг на друга, с передачей особо чувственных моментов через серию фото, с натуральным освещением (а его в Копенгагене маловато по ночам), которое добавляет фильму шарма нуара, с большим количеством сигаретного дыма, который оживляет статичные сцены и придаёт таинственности и интриги происходящему...
Мария Боневи бесподобна, она воплощение женственности, чувственности, интриги, красоты, желания... Николай Ли Каас брутален, странен, одержим, смел. Они заставят Вас сопереживать им.
Фильм разбит вдребезги и по его окончании не остаётся ощущения целостности увиденного, а только набор недосказанных, недомысленных... или недоделанных? ситуаций, неопределённостей и поводов для размышлений о любви, о нравственности, о морали и Его величестве случае...
