Дочь о матери. Режиссер об актрисе. Знаменитость о знаменитости. Картина не могла быть незамеченной, хотя бы потому, что и автор, и героиня- из числа персон, которые всегда в центре внимания. Родственная доверительность против безжалостной объективизации камеры- мизансцена опасная. Излишняя откровенность неизбежно повлечет за собой обвинение в том, что в киномире все выставляется на продажу, даже самое интимное и дорогое. Подчеркнутое дистанцирование обязательно поставит вопрос: а зачем вообще это было надо?
В начале Шарлотта Генсбур намекает на то, что она готова все скелеты из семейного шкафа вытащить на свет божий. Едва ли не первая тема бесед с матерью под камеру – тактильность в отношениях детей и родителей. В каком возрасте нежные прикосновения могут обрести эротический подтекст. К счастью, дальше это дело не пошло. Намек остался намеком – и слава Богу.
Строго говоря, вообще ни одну тему фильм не принимает как главную – старение суперзвезды, рискованные увлечения молодости, рождение тех или иных музыкальных хитов, трагическая судьба старшей дочери Кейт, особенности сценических площадок в разных городах мира, отношения звездных фестивальных дорожек с запущенным садом в Бретанской глухомани и прочее, и прочее- все это возникает на несколько минут, чтобы тут же кануть в прошлое под напором новых тем и поворотов. Фильм- салат. Что ж, и такое бывает.
С какого момента картина перестает звучать в зрителе как джазовая импровизация, где разрозненные темы сплетаются в единый рисунок? Наверное, в ту минуту, когда на экране появятся домашние хроники счастливой семьи с Сержем Генсбуром. Эти бесхитростные съемки, где главным составляющим кадра становится не его композиция, длина или крупность, а любимые персонажи, вдруг выявляет главную проблему большого профессионального фильма- его избыточную вычурность.
Слов нет: оператор из Шарлотты Генсбур прекрасный. Любой кадр на загляденье - хоть городские пейзажи Токио, хоть законсервированная городская квартира Генсбура. Портреты Джейн Биркин изысканны и деликатны. Но в предложении не могут все слова быть главными. Все-таки, смысл извлекается из композиции слов в предложении. Когда же все произносится с восклицательным знаком, то смысл, интонация, поэтика теряется.
Вот режиссер беседует с матерью на фоне экрана. На экране- то текст во всю стену, то семейные фото, то домашнее видео. Понятно, что даже профессиональной актрисе в таких декорациях неудобно быть самой собой: фон довлеет, диктует слова, тексты, ритм. Зато очень эффектно.
Главным эпизодом мог быть кадр, в котором Джейн Биркин в безразмерном пальто двигается, увязая в песке по бретанскому пляжу, прижимая к уху маленький динамик. А в нем звучит звуковое послание Шарлотты Генсбур своей матери. Шарлотта, конечно, попыталась в этом тексте связать любовь и детские обиды, понимание и прощение. Она и связала. Но, видимо, что-то чересчур личное оставила для бесед без камеры. Хорошее письмо. Прилежное. Довольно безличное. Такое письмо своей матери могла бы написать каждая вторая дочь на планете. Человеческое взяло верх над профессиональным. Наверное, это хорошо.
