Посмотрев этот фильм в первый раз, - а взял я его чтобы узнать, кто такой Сокуров, - я тут же перемотал пленку назад и посмотрел всю картину заново. Столько света я еще нигде не видел, даже у Феллини в 8 1/2. Это исключительно светлая картина.
Начало меня немного отпугнуло, - что за странная сцена, но, пережив ее, я начал вглядываться в сам фильм. Совершенно не хочется сейчас говорить о значении тех или иных образов, о недосказанности эпизодов, о стилистике сна, перескакивающего в реальность и наоборот. Фильм хочется ощущать кожей, как будто в солнечный день лежишь на этой самой крыше в полудреме, и тебя обдувает легкий ветер.
За время просмотра не отпускает странное оцепенение, сидишь и смотришь на экран с открытым ртом, и в голове туман, пьянящий такой, сладковатый, и кажется, вроде бы так может быть, но с нами не происходило.
В начале сын - Алексей рассказывает о своем сне. Отец успокаивает его:
- Где ты сейчас?
- Я... вижу деревья. И какую-то дорогу...
-Ты опять там?
- Солнце. Где оно? Красиво...
-А я там есть?
-Нет, я здесь один.
Потом оказывается, что Алексей учится в каком-то военном училище, и к нему приходит девушка. Их диалог передается больше не словами, которые вообще в этом фильме звучат приглушенно, словно бормотание, а взглядами, бесконечными перебрасываниями взглядов. Потрясающий монтаж, пластика актрисы, ее выразительнейшие глаза сделали эту сцену незабываемой для меня. Словно две бабочки, порхающие над цветком, Алексей и безымянная девушка хотят приблизиться друг к другу, но их разделяет стекло, непонимание.
В фильме нет истории как таковой. Даже история паренька, приехавшего узнать о судьбе собственного отца, рассказана как-то сумбурно, не до конца. В этой постоянной недосказанности, словно под куском марли скрывается что-то, что довольно трудно различить. дымка таинственности застилает глаза.
Непонятный город, старинный и камерный, поездка на трамвае по солнечным улицам, блики на рельсах и булыжниках мостовой, - все это показано мастерски. Освещение в этом фильме, на мой взгляд, играет одну из главных ролей. Художник-Сокуров оперирует кремовыми, серовато-зелеными и золотисто-коричневыми тонами мастерски, создавая свой мир, идеальный мир из узоров, ржавых крыш, уютных мансард и красивых незлобных людей, у коих хоть и есть проблемы, но все они стремятся к любви - что соседский мальчишка, которому в дружеской потасовке порвали майку, что девушка, кинувшая бусы, что юноша из другого города, ищущий правду о своем отце. Фильм снят воздушно, после него надолго остается ощущение, будто вот недавно парил где-то, и хочется самому оказаться в мире этой доброй картины.
Отец любит сына, и желает ему счастья. Они должны расстаться, чтобы сын нашел свой путь в этой жизни. В навязчивых снах он видит дорогу, и никого рядом. Алексей любит отца, и пожертвует ради него чем угодно, даже девушкой, и в то же время он понимает правоту отца. Но он боится, что нить, связывающая их, разорвется. В конце, мне кажется, это и происходит. В финале мы снова видим как бы сон.
Только на этот раз его видит отец:
- Снег...
- Ты... где?
- Я недалеко...
- А я там есть?
- Нет. Я здесь один.
Зима. Весь фильм было лето и солнце, а теперь зима, и море на заднем плане покрыто льдом. Каждый из главных героев остается со СВОИМ одиночеством наедине.
Вообще в картине нет никаких реалий, отражающих действительность. Что-то действительно русское мы видим только в этих снах (береза - вот, пожалуй и единственный образ России). Незнакомый приморский город, безымянные люди, только сына зовут Алексеем...
Стилистика картины напоминает работы Тарковского, разве что монтаж более раздробленный, но это целиком фильм Сокурова. ненавязчивая спокойная музыка, один и тот же мотив. Шепот голосов, звуки нереальные, сюрреалистичные. Грустно и в то же время светло. Спасибо всем создателям за этот фильм. Я испытал удовольствие.
Одни режиссёры снимают кино для всех. Другие для себя. Третьи для своих друзей. Александр Сокуров снимает кино для вечности. И поэтому судить его по нашим, сиюминутным, законам нельзя. Просто не получится. А страсть как хочется. Именно по этой причине практически все призы, которые получают картины Сокурова на международных фестивалях, это призы ассоциаций кинокритиков. Поскольку, уж если они не будут критиковать эти фильмы, то нафиг они тогда вообще нужны. Я имею в виду критиков, ни в коей мере себя к ним не причисляя. И всё написанное в этом тексте критикой прошу не считать.
Самой характерной особенностью так называемого авторского кино, ярким представителем которого является Александр Сокуров, является то, что оно принципиально строится по другим технологическим, эстетическим и драматургическим законам нежели кино массовое, коммерческое. Для авторского кино характерен плавный, повествовательный стиль изложения материала, исподволь наполненного цитатами, аллюзиями, воспоминаниями детства, снами и предсказаниями. Для правильного восприятия таких фильмов, как правило, нужно быть не глупее их создателя. А это крайне не у всех получается. Даже у критиков. А воспринимать эти фильмы, что называется «со своей колокольни», крайне трудно, особенно если она «от горшка – два вершка». Очень легко впасть в обличительный пафос по отношению к режиссёру, обвиняя его в нудности, бессмысленности, скучности, непонятности и даже в пропаганде гомосексуализма. И чёрт знает в чём ещё.
«Отец и сын», также как и предыдущие два фильма Сокурова, «Молох» и «Телец», обласкан каннской критикой и практически полностью проигнорирован на родине. По причинам, во многом указанным выше. История действительно странных и непонятных взаимоотношений молодого отца с достаточно уже взрослым сыном пала жертвой комплексов кинообщественности. Дети это называют «у кого чего болит». А на самом деле это кино о любви, о горечи утраты близкого человека, и о переносе чувств к этому человеку на другого. И о неизбежном расставании. Короче, история о жизни и смерти, рассказанная необычным, непривычным, но от этого только более интересным (хотя бы для собственного кругозора) киноязыком.
У меня возникали разные чувства во время просмотра этого фильма.
Эта история скорее некий идеал. Отец, который всегда рядом - это довольно редкая вещь в сегодняшнем мире. 'Любовь Отца распинающая - Любовь сына распинаемая'. Очень похоже на Библейский сюжет о Боге Отце и его сыне Иисусе Христе. Людям сложно понять, что такое любовь Отца, если они никогда с этим не сталкивались. Складывается ощущение того, что автор фильма никогда не испытывал близких взаимоотношений со своим отцом, и этот фильм воплощение его фантазии и несбывшейся мечты.
Вслед за «Мать и сыном» Сокуров решил выпустить ленту, посвященную отношениям сына с отцом — чтобы уж закрыть тему полностью. Наверное, мотивацией для Александра Николаича служило стремление решить личные вопросы взаимоотношений с родителями. Во всяком случае, никакой концепции, которая, скрепляя части формальной дилогии, легитимизировала бы ее, не наблюдается. Но это неважно. Важно то, что передача сложного, разновекторного механизма взаимодействия двух людей, изображение невидимой нити, протянувшейся между их душами, — это конек Сокурова, здесь он непревзойденный мастер (нечто близкое видел только у Тарковского (я сейчас не про манеру съемки) и у Алехандро Иньярриту), и лента «Отец и сын» это в очередной раз подтверждает. Самое слово «отношения» слишком затертое и будничное, чтобы соответствовать глубине сокуровского погружения - оставим его для непритязательных мелодрам. Здесь все слишком специфично; к такому кино надо привыкнуть, полюбить его — но оно, бесспорно, нужно.
Сравнивая два фильма - 'Мать' и 'Отец' (для простоты будем называть их так) - сложно однозначно отдать какому-либо предпочтение. Визуально гораздо привлекательнее 'Отец' ('Мать' была снята, видимо, на совсем мизерный бюджет). Он же и более 'киношный', сюжетный. То есть, фабула-то нехитрая, да и действующих лиц всего пятеро, но по сравнению с двумя героями и почти полным отсутствием фабулы в 'Матери' уже прогресс. Но ход действия, чувства, которые испытывают персонажи (иначе говоря, суть этих пресловутых 'отношений') в 'Матери' были для меня куда яснее - они там вполне себе реалистичны, как бы странно ни прозвучало это слово по отношению к фильму-притче. В 'Отце' же эти чувства многогранны до коликов в животе - и, по-хорошему говоря, безнадежно запутаны. Удивительным образом это проявилось в диалогах: вроде звучат понятные слова, связные реплики, но охватить мысль героя в целом часто не представляется возможным. Как будто слышишь речь на близком, но все же иностранном языке, вроде болгарского. Конечно, всегда есть вариант считывать посыл из общей атмосферы, но лично мне это удается лишь до некоторой степени - желательно все-таки 'въезжать' в происходящее.
Впрочем, 'непонятность' фильма легко понять и простить, если вообразить себе, что это просто фантазия о том, чего никогда не было и не будет. 'Подсказка' в декорациях: разве жили когда-нибудь русскоговорящие люди в субтропическом средиземноморском городке (фильм снимался в Лиссабоне) с фирменными петляющими улочками, арабскими плоскими крышами, историческими трамваями и т.п.? Нет. Это сразу помещает историю вне привычного нам пространственно-временного континуума (цветовая гамма сепия - еще один атрибут потусторонности). Точно так же не бывает таких удивительно близких отношений между отцом и сыном (если мы говорим о психически здоровых людях). Вообще все герои относятся друг к другу трепетно-нежно - такого тоже не бывает, хотя на словах все твердят, что любовь к ближнему - это святое (в развитых странах и за гораздо меньшую нежность можно поплатиться по статье 'сексуальное домогательство'). Два протагониста, Отец и Сын, вообще не выглядят реальными людьми, это какие-то античные божества, могучие исполины, у которых равно прекрасны и величественны тело и дух, которые живут в полной гармонии с самими собой и с окружающим миром (даже грустный финал не убеждает меня в обратном). Такое впечатление, будто в одной из прошлых инкарнаций Сокуров был древним греком, и во сне перед ним смутно предстают воспоминания о той жизни. В таком контексте не все ли равно, что персонажи порой произносят сущую галиматью?
Кстати, о снах. Американская пресса некоторых своих фантастов кличет 'визионерами', что означает не просто человека, которого посещают видения, но автора, который имитирует видения в своих произведениях. В этом смысле Сокуров - визионер первостатейный, каждый его фильм - сновидение наяву. Изощренная режиссерская техника, пестуемая из фильма в фильм, поистине уникальна - только ради этой возможности погрезить стоит ознакомиться с его опусами. К 'Отцу и сыну' я бы добавил дополнительные теги, поскольку, в силу описанной выше специфики повествования, сложно воспринимать его как линейную историю - целое распадается на мозаику отдельных, безупречно отснятых эпизодов. Итак, это фильм-симфония - то есть, не музыкальная (хотя замечательная фоновая музыка не смолкает все 82 минуты), а видео-симфония, где инструментами оркестра выступают камера, актеры и монтажные 'ножницы'. И даже... фильм-клип. С трехминутными видеоклипами для песен 'Отца и сына' роднит главная функция: эта череда пестро-эстетских картинок, прежде всего, ласкает зрительский взор. И ничего более?
Фильм авторский. Для неискушенного кинозрителя кажется сложным. Перегружен условностями, недосказанностью. Не все понятно: где реальность, а где фантазии героев. Думаю, что роль отца можно было сыграть более выразительно.
Все эти мелочи просто меркнут перед прекрасной идеей, воплощенной в фильме. Идеи, заключающейся в том, что между отцом и сыном может существовать не только вечный конфликт или в лучшем случае почтительная дистанция, но и взаимное чувство, которое сплачивает героев настолько, что они воспринимаются как единое целое. Показаны два любящих друг друга человека, друзья, что называется, «на равных».
Неправдоподобно, но как хочется, чтобы в жизни было именно так! Показан некий идеал, но роль кино как искусства в этом и заключается, чтобы приближать нас к нему.
Любовь не поддается никаким рамкам и ограничениям. Так получается, что фильм Александра Сокурова “Отец и Сын “ как раз и об этом. Отец, который безумно любит своего сына и сын, который безумно, любит своего отца. Их отношения построены на неопределенной утопии. Эти взгляды, касания и отсутствия личного пространства между ними, с одной стороны немного пугают, а другой стороны притягивают, и дают задуматься о таких вещах как: любовь, психология отношений и детские травмы.
- Какие мы с тобой разные.
- Просто ты следующий в этой жизни.
- И что, это есть ответ на все мои вопросы?
Режиссер затронул те важные аспекты, в которых дети нуждаются в раннем возрасте. Такое как, полноценное внимание со стороны родителей к своему ребенку и множество других. На мой взгляд, все герои фильма немного 'травмированы'. У каждого есть свои не сбыточные потребности, свои комплексы и переживания. Каждый герой имеет свои душевные противоречия, с которыми он борется, чуть ли не каждый день.
- Я хочу, чтобы ты был счастлив.
- Что же ты считаешь, если ты уедешь, я буду счастлив?
Вот этом фильме есть два персонажа (помимо отца и сына), которые действительно тронули меня, это Федор – сын фронтового друга отца и Саша. Они два разных человека, которые по-разному смотрят на жизнь и воспринимают ее. Но есть то, что объединяет их, то, что делает похожими друг на друга – это предательство любви. Каждый из них хочет любить и быть любимым. Федор и Саша нуждаются в том самом чувстве, которого им недодали в детстве. И повзрослев, они пытаются восполнить эту потребность разными способами. Один начинает разыскивать своего отца:
- Ты знаешь притчу о блудном сыне?
- Да.
- А почему о блудном сыне? Когда чаще блудный отец?
- Ведь сын всегда знает, куда идти.
- А почему сын знает куда идти?
- Потому что у него одна дорога. Мы всегда с кем-то, а отец в конце концов, всегда один, его все переживут.
- Не твои это слова, и не твои мысли.
А другой находит любовь у наших главных героев:
- Возьмите меня к себе, я же хороший.
- Ты действительно хороший. А ты к нам хочешь?
- Да.
- Не грусти, ты рядом. Мы вместе.
- Вместе…только рядом…
В конце концов у Федора и Саши не получается восполнить ту самую потребность, в которой они так нуждаются и они уходят с не с чем:
- Куда ты пошел? Куда Саша?
- Ты же знаешь куда.
Идея фильма заключается в постоянной борьбе самим собой. Героям тяжело принять себя. Они не могут найти ту самую проблему, которая не дает им спокойно жить. Их жизненный сценарий полностью написан за них. Они борются, с тем, в чем окончательно не разобрались. И, на мой взгляд, это самое страшное.
Фильм 'Отец и Сын' это тонкая психологическая драма. Сразу смысл фильма понять невозможно. Для этого надо не просто посмотреть его, а смотреть изучая. Потому что в каждом диалоге, в каждой улыбке героев скрыто что-то философское. Мы привыкли смотреть те фильмы, в которых сразу открытым текстом понятно, то, что хотел передать нам режиссер, а совсем отвыкли от тех фильмов, после которых нам надо просто посидеть и задуматься над его смыслом.
Было утро. Масляно-желтый солнечный свет, напоенный пьянительной сладостью росы, что сверкала мелкими бриллиантовыми осколками на изумрудных пальцах травы, разлился лимонным соком по просыпающимся улицам, скверам, площадям города у моря, и неизбежно проник в комнату на чердаке, где кружились в медленном танце объятий двое мужчин, Отец и Сын. И вслед за солнцем очнулся от спячки лёгкий шелковый морской бриз, поспешивший на бульвары, подслушать перешептывания деревьев, ласковый шелест листвы, бойкое сплетничанье канареек и интимные диалоги воркующих голубей. Но и ветер по зову солнечных бликов заглянул в этот уютный мир Отца и Сына, для которых не было иного мира вокруг, кроме этой тесной комнаты. Непритаенная и неприкаянная интимность прикосновений руки к руке друг друга, нежный аромат кожи, смешивающийся с солёным привкусом пота и морского бриза. Это больше чем любовь. Так не бывает никогда. Неразьясненное и необъяснимое ощущение тотального сродства, единения душ, тел. Одно целое - Отец и Сын.
Александр Сокуров - бесспорный поэт Смерти и Небытия. Жизнь как сущее, существительное, как суть и сумма всего человеческого его не интересовала ни в трилогии о диктаторах, состоящей из фильмов 'Молох', 'Телец' и 'Солнце', ни в 'Фаусте', ни в картине 'Мать и сын', где режиссёр болезненно, надрывно показал свой, весьма мрачный взгляд на отношения детей и родителей. Своей танатостичностью и зловеще-медитативной созерцательностью киноязыка Сокуров и вовсе к финалу переместил камерное драматургическое действо фильма 'Мать и сын' в царство мёртвых, где лишь там родные будут счастливы и умиротворенны.
Тем удивительнее является то, что фильм-продолжение, 'Отец и сын' 2003 года, напрочь лишен тьмы - что внешней, что внутренней. Каждый кадр фильма, перфекционистски доведённый оператором Александром Буровым до импрессионистской лепки, до диктатуры цветовой гаммы, отливающей тяжёлым оловом символизма, где бежевый суть всеобщего умиротворения (и оно царит в фильме), а жёлтый - колер Бога, дыхание которого ощущает каждый персонаж фильма, полон света, такого света, что он слепит и пленит, как и пленит эта манящая условность происходящего. Где? Когда? Не важно.
Будто специально отторгнув прежние довлеющие в творчестве темы умирания, сгнивания, распада и разрухи, Сокуров в 'Отце и сыне' творит совершенную по форме поэзию киноязыка, формирует не привычную для себя диалектику Жизни, соскабливая до кости реальность, которой режиссёр болел всегда, но лишь в 'Отце и сыне' на время ей выболел. Режиссёр с очевидным наслаждением любуется телами своих героев - переливами мускул, шелковыми переливами кожи, естественными поворотами головы, взмахом рук, изгибами ног - чтобы подчеркнуть, что картина замкнута в пределах Жизни, эдакого Рая на Земле. Оттого такой культ плоти, тела - здорового, живого, настоящего. Культ, ставший религией.
По-прежнему для Сокурова характерен синкретизм; в этой картине, где внятный сюжет растворен в экзистенциальном томлении, в коматозном, сомнамбулическом овеществлении, отчётливо слышны отзвуки как христианства, так и буддизма. Отец и Сын, имена которым не нужны и для них они не важны - Бог ли это Отец, готовящий своего Сына к большой жизни, или это некие воплощения всех отцов и сыновей. Учитывая увлеченность режиссёра как японской, так и немецкой философией, Бытие и Небытие не противоречит друг другу, но взаимодополняет, взаимосовершенствует. Отец готовится уйти в Небытие, исчезнуть в тумане вечных ночей, ожидая вечного же своего возвращения, при этом вселенную фильма можно конкретиризировать как Бытие небытия, населённое живыми, но лишь в случае фильма 'Отец и Сын'. Да и сама Природа в этой ленте дышит полной грудью; Сокуров при этом очевидно связывает природу человека, его плотское, с природой вокруг, насыщая фильм кадрами синего неба, дальнего моря... Режиссёр словно сподвигает зрителей к началу своего возрождения или даже перерождения, кои испытывают Отец и Сын в картине, о которых известно совсем мало.
Была когда-то в жизни этих мужчин Мать, но умерла. Возможно, этой Матерью и была героиня фильма 'Мать и сын'. Когда-то Отец был на войне, перевидал немало смертей, но не очерствел душой, не озлобился. Но всё-таки он долгое время Сына своего, плоть свою, не знал, как и Сын Отца. Очевидна полемика Сокурова в отношении 'Возвращения' Звягинцева с её лейтмотивом притчи о блудном сыне, звучащей и тут, но в обратном контексте. Если в киносказе Звягинцева Отец пытался понять своих сыновей, пройдя через истовые духовные и телесные муки, то в кинопоэме Сокурова Отец знает своего Сына настолько, несколько это вообще возможно. И это высшее Знание. Оно столь же неизбывно и бесконечно, как лазоревый горизонт, ложащийся бликами на лица Отца и Сына, как та неиссякаемая любовь, которая прощает все и искупляет все. И без этой любви Отца и Сына нет ничего в этом мире значимого. Это молитва, сон, прострация. Как Отче Наш, как Евангелие от Сокурова - запретное и прекрасное.
Я был как птица. Как птица, которая может летать. Она ходит по земле,
потому что ей так хорошо, но если захочет… как только захочет, тогда взлетит.
Мариам Петросян
По аналогии с чистилищем, которое, согласно учению католической церкви, является этапным состоянием людских душ меж двумя крайностями – адом и раем, сотканные Сокуровым кинополотна – некое промежуточное звено между жизнью и смертью, кинематографом и реальностью. Их местонахождение не определяемо по декартовой системе координат, они даже не трёхмерные – сверхмерные. Это модель, абстрактное представление о поведении для раскрытия глубинной человеческой сути. Или рентген – снимок того, что не увидишь глазами, «та же самая фотография, только более откровенная, – не спрячешься ни за кожу, ни за мышцы». То ли быль, то ли сон, то ли действительное, то ли желаемое, то ли правда, то ли вымысел.
В «Отце и сыне» режиссёр моделирует семейные взаимоотношения, точнее, момент инициации, когда двоим пора отпустить друг друга, потому что ребёнок стал мужчиной, а родитель может, наконец-то, услышать от него «речь не мальчика, но мужа» и пожелать ему с чистой совестью: «да будет удач у тебя впереди больше, чем у меня». Тогда как в обычной жизни близким людям не хватает времени друг для друга, здесь, в картине, показан идеальный вариант соучастия, сопричастности, – концентрат, беспримесный, как эфирное масло. Наполненность отца сыном и сына отцом сильнее, чем у влюблённых, отчего и вызвала у критиков трактовки разного толка. Режиссёр-кинестетик, Сокуров насыщает пространство не столько эротикой, сколько осязаемой телесностью. Тактильная рецепция мира перешагивает за порог экранного дома: Алексей прижимает к щеке ещё тёплые бусы девушки; то и дело кладёт руку на плечи приезжего; старательно, как щенок, лающий напоказ для хозяина, дерётся перед наблюдающим за ним отцом на тренировке, - но именно в охраняемом отчем периметре она достигает апогея. Поглаживания, поцелуи, прикосновения, объятия переполняют обоих: вот сын ощупывает лицо отца, а потом словно пробует перенести его черты на себя; вот отцовские руки в очередной раз вырывают сына из ночного кошмара, успокаивая, убаюкивая, возвращая.
Пронзительно просто. Родные иначе касаются.
Паутинкой завязаны жизней движения.
Суть неизменна. Лишнее – отнимается.
Запомни главный закон: золотое сечение.
(Лина Сальникова)
Они явственно оберегают себя и свой «замок» с окнами на воду и в небо от посторонних, которым, как соседу Сане или знакомому юноше, ищущему «блудного отца», разрешено быть «рядом», но не вместе с ними. «Стану военным – это семейное. Тебе этого не понять!» - заявляет Алексей приятелю, выросшему с матерью, и ещё острее ощущается отличие их с отцом мужской территории, где есть место казармам, футболу, самодельным гирям, но не женщинам, от иных ячеек общества. Представительницы прекрасного пола на пути маскулинных героев – смутные блики, инопланетные существа под стать материализованным Солярисом образам. «Ты всегда как бы сам по себе, без меня…» - произносит подруга не в упрёк Алексею, а с усталой обречённостью Хари из киноленты Тарковского, добавляя: «Женщины всегда старше!» Мужчины в фильме и правда часто ведут себя по-детски открыто и бесхитростно. Реплики отца и сына, не укладывающиеся в круг привычных («Ты меня опять спас». «Я люблю тебя». «Ты у меня красивый». «Люблю твою улыбку».), звучат неестественно. Обвинять в этом непоставленную дикцию непрофессиональных актёров вряд ли правильно (возможно, они фальшивят как раз потому, что не научены притворяться?). Да и шокируют более не их выговор, не их будто извиняющиеся, заискивающие улыбки, не их плотская обнажённость во время бесед – обнажённость мыслей. Кажется, понимая это сами, чувствуя неловкость из-за озвучивания самого сокровенного, главные герои прячутся за неоднократно повторяемыми разговорами о мелочах, например, о еде – один в один как чеховская Раневская посреди монолога о высоком перескакивает на приземлённое: «Видит бог, я люблю родину, люблю нежно, я не могла смотреть из вагона, всё плакала. (Сквозь слёзы.) Однако же надо пить кофе…» И всё-таки они точно люди-птицы, люди-боги, атланты, держащие на своих плечах небесный свод: ходят по крыше, не боятся высоты и досужих пересудов, выносливы телом и чутки духом.
Оператор-визуал Александр Буров и звукорежиссёр-аудиал Сергей Мошков расширяют границы восприятия картины в области цвета и звука. На киноленте с эффектом сепии и оттенком закатного солнца оживают этюды Моне и Дега, шагнув в которые, можно легко простыть; уводит в метафизику странный город на холмах.
Холмы – это наши страданья.
Холмы – это наша любовь.
Холмы – это крик, рыданье,
уходят, приходят вновь.
.......................
Всегда видны их вершины,
видны средь кромешной тьмы.
Присно, вчера и ныне
по склону движемся мы.
Смерть – это только равнины.
Жизнь – холмы, холмы.
(Иосиф Бродский)
В окружении почти спиритического звукового фона из музыки, несмолкающего говора, шумов и шепотков (не только на воду) герои сами говорят, чтобы сказать, а не чтобы говорить. И, когда приходит время, сюжет закольцовывается диалогом из первых кадров в зеркальном отображении, но теперь он возвещает о том, что «нету разлук», «существует громадная встреча», о том,
...как легко нам дышать,
оттого, что подобно растенью
в чьей-то жизни чужой
мы становимся светом и тенью
или больше того –
оттого, что мы всё потеряем,
отбегая навек, мы становимся смертью и раем.
(Иосиф Бродский)
Было утро. Масляно-желтый солнечный свет, напоенный пьянительной сладостью росы, что сверкала мелкими бриллиантовыми осколками на изумрудных пальцах травы, разлился лимонным соком по просыпающимся улицам, скверам, площадям города у моря, и неизбежно проник в комнату на чердаке, где кружились в медленном танце объятий двое мужчин, Отец и Сын. И вслед за солнцем очнулся от спячки лёгкий шелковый морской бриз, поспешивший на бульвары, подслушать перешептывания деревьев, ласковый шелест листвы, бойкое сплетничанье канареек и интимные диалоги воркующих голубей. Но и ветер по зову солнечных бликов заглянул в этот уютный мир Отца и Сына, для которых не было иного мира вокруг, кроме этой тесной комнаты. Непритаенная и неприкаянная интимность прикосновений руки к руке друг друга, нежный аромат кожи, смешивающийся с солёным привкусом пота и морского бриза. Это больше чем любовь. Так не бывает никогда. Неразъясненное и необъяснимое ощущение тотального сродства, единения душ, тел. Одно целое — Отец и Сын.
Александр Сокуров — бесспорный поэт Смерти и Небытия. Жизнь как сущее, существительное, как суть и сумма всего человеческого его не интересовала ни в трилогии о диктаторах, состоящей из фильмов «Молох», «Телец» и «Солнце», ни в «Фаусте», ни в картине «Мать и сын», где режиссёр болезненно, надрывно показал свой, весьма мрачный взгляд на отношения детей и родителей. Своей танатостичностью и зловеще-медитативной созерцательностью киноязыка Сокуров и вовсе к финалу переместил камерное драматургическое действо фильма «Мать и сын» в царство мёртвых, где лишь там родные будут счастливы и умиротворенны.
Тем удивительнее является то, что фильм-продолжение, «Отец и сын» 2003 года, напрочь лишен тьмы — что внешней, что внутренней. Каждый кадр фильма, перфекционистски доведённый оператором Александром Буровым до импрессионистской лепки, до диктатуры цветовой гаммы, отливающей тяжёлым оловом символизма, где бежевый суть всеобщего умиротворения (и оно царит в фильме), а жёлтый — колер Бога, дыхание которого ощущает каждый персонаж фильма, полон света, такого света, что он слепит и пленит, как и пленит эта манящая условность происходящего. Где? Когда? Не важно.
Будто специально отторгнув прежние довлеющие в творчестве темы умирания, сгнивания, распада и разрухи, Сокуров в «Отце и сыне» творит совершенную по форме поэзию киноязыка, формирует не привычную для себя диалектику Жизни, соскабливая до кости реальность, которой режиссёр болел всегда, но лишь в «Отце и сыне» на время ей выболел. Режиссёр с очевидным наслаждением любуется телами своих героев — переливами мускул, шелковыми переливами кожи, естественными поворотами головы, взмахом рук, изгибами ног — чтобы подчеркнуть, что картина замкнута в пределах Жизни, эдакого Рая на Земле. Оттого такой культ плоти, тела — здорового, живого, настоящего. Культ, ставший религией.
По-прежнему для Сокурова характерен синкретизм; в этой картине, где внятный сюжет растворен в экзистенциальном томлении, в коматозном, сомнамбулическом овеществлении, отчётливо слышны отзвуки как христианства, так и буддизма. Отец и Сын, имена которым не нужны и для них они не важны — Бог ли это Отец, готовящий своего Сына к большой жизни, или это некие воплощения всех отцов и сыновей. Учитывая увлеченность режиссёра как японской, так и немецкой философией, Бытие и Небытие не противоречит друг другу, но взаимодополняет, взаимосовершенствует. Отец готовится уйти в Небытие, исчезнуть в тумане вечных ночей, ожидая вечного же своего возвращения, при этом вселенную фильма можно конкретиризировать как Бытие небытия, населённое живыми, но лишь в случае фильма «Отец и Сын». Да и сама Природа в этой ленте дышит полной грудью; Сокуров при этом очевидно связывает природу человека, его плотское, с природой вокруг, насыщая фильм кадрами синего неба, дальнего моря… Режиссёр словно сподвигает зрителей к началу своего возрождения или даже перерождения, кои испытывают Отец и Сын в картине, о которых известно совсем мало.
Была когда-то в жизни этих мужчин Мать, но умерла. Возможно, этой Матерью и была героиня фильма «Мать и сын». Когда-то Отец был на войне, перевидал немало смертей, но не очерствел душой, не озлобился. Но всё-таки он долгое время Сына своего, плоть свою, не знал, как и Сын Отца. Очевидна полемика Сокурова в отношении «Возвращения» Звягинцева с её лейтмотивом притчи о блудном сыне, звучащей и тут, но в обратном контексте. Если в киносказе Звягинцева Отец пытался понять своих сыновей, пройдя через истовые духовные и телесные муки, то в кинопоэме Сокурова Отец знает своего Сына настолько, несколько это вообще возможно. И это высшее Знание. Оно столь же неизбывно и бесконечно, как лазоревый горизонт, ложащийся бликами на лица Отца и Сына, как та неиссякаемая любовь, которая прощает все и искупляет все. И без этой любви Отца и Сына нет ничего в этом мире значимого. Это молитва, сон, прострация. Как Отче Наш, как Евангелие от Сокурова — запретное и прекрасное.
О бережной человеческой любви отца к сыну, сына к отцу. Именно. Кажется, что все разговаривают, как в полусне. При этом все поступки — в реальном времени.
Герои картины. Отец, возрастом до 40 лет, вынужденно оставил службу после каких-то серьёзных обстоятельств, и сам старается не упоминать об этом. Красивый мужчина, правда, сам он на этом не настаивает. Но, силу своей улыбки он знает.
Сын Алексей, курсант военного училища, называет свою будущую специальность — военный тренер. На уровне социума, отец и сын — в адеквате более чем.
Есть и женское присутствие. Любимая у Алексея. С нежной внешностью девушка, она так передаёт свои чувства, что по её лицу и глазам можно читать.
Если не иметь в голове 'помойки', как рекомендовал сам Сокуров, то изначальная сцена, когда Алексей мучается тяжёлыми снами, а отец зная, что это тяжёлые сны, бежит, сгребает этого своего сына в охапку, укачивает буквально, и тот уже не один на один, со страшащими его видениями.
И ясно же, что единственный 'интим' в этой сцене — это то, что отец не допускает ситуации именно вот этого жуткого состояния у сына. Всем же знакомо чувство тянущее, долго не отпускающее, после неприятного сна. Всё так просто: '—Сегодня сон был...я тебя там чуть не убил...—Опять?...Ну, значит, кто-то пожелал нам зла...Пошепчи воде...попробуй'... Это так просто понять.
О-о, какие диалоги! '—Знаешь, что говорят святые, о любви ?...—Святые?!...О любви...Где прочитал? — отец изумился. Сын-курсант говорит, словно отстаивая что-то, но может, и советуется. '— Ты где это прочитал?...Ложись спать, всё, прошу тебя', — слова отца.
Что лично я поняла. Если мысленно ускорить темп речи героев, сразу всё проясняется. Всё изумительно верно воспринимается. Очень мужской разговор между ними происходит.
Все проявления чувств здесь опираются на Любовь. И любовь товарищеская—блаженная, и любовь отца — наставническая и спасающая, и любовь возвышенная, благодарная, и может быть, эта девушка в тёплых бусах, возможно, и она испытывает чувство любви к этому мужчине, к отцу Алексея. Такое возможно. Есть пересекающиеся реакции, отец первым заметил девушку в окне, придя в училище к сыну, и если сын со своей любимой в ссоре, то выходит, девушка зачем-то шла сюда за его отцом.
И всё же, никто никого не хочет обидеть. Потому что все они — на высшем уровне чувствуют друг друга. Девушка что-то знает о тех фотографиях, которые бережно спрятаны в их доме.
Алексей дружески говорит отцу: 'когда я уеду, ты — женишься'...
В фильме возвышенная, дивная атмосфера, и достигается она человеческим вниманием героев друг к другу. Глубинная правда о фронтовом друге отца, откровения, экшн-сцены на 'верхотуре ' между домами, разговор с девушкой, и сцена с этим добрым, нелепым Саньком с котёнком — всё звучит в присутствии Неба.
Странноватый малым количеством людей на улицах, некий приморский город, живой город из Прошлого.