Японская полуартхаусная картина про молодую проститутку, которая обслуживает по очереди всякого рода лгбт- и садо-мазо товарищей. Прямой содержательности в фильме мало, лишь картинки секса девушки сменяются друг за другом, но фильм достаточно стильный и даже немного красивый в своей декаденской сладковатой развращенности. Плюсом героиня и остальные японские женщины в фильме показаны вполне привлекательными. На этом, увы, положительные стороны фильма для меня и исчерпываются.
Вместе с тем, надо четко понимать, что воспринимать все через призму объективизма и натурфилософичности тоже не всегда правильно. Имеют значение и полунюансы, атмосферные моменты с подтекстами много чего. Вполне допускаю, что автор именно через это и пытался воздействовать на меня, как зрителя. На мой взгляд получилось не очень, но допускаю, что это мой чрезмерный субъективизм говорит.
Topazu, снятый 38-летним японским писателем Рю Мураками по собственной книжке в последний год существования СССР, во времена видеобума считался чуть ли не культовым пособием для всех начинающих практиковать садо-мазо. Спустя 17 лет после появления наша главная подрывная компания «Кино без границ» даже закупила его для проката в кинозалах России, выпустив под международным названием «Токийский декаданс» и дурацким вопрошающим слоганом: «Эротические или опасные фантазии?». Фильм ещё больше убеждает в мысли всех тех, кто и раньше был уверен, что Япония - страна конченых извращенцев.
Худенькая 22-летняя бывшая студентка Ай, с лицом обиженного ребёнка и стильным каре над длинной шеей, посещает по вызову клиентов с особыми запросами. Эти «грязные ублюдки» подвергают её всяческим издевательствам, эксплуатируя самым непотребным образом. Но денег при оплате услуг, как правило, не жалеют, что, скорее всего, и заставляет Ай всякий раз возвращаться в дорогие номера, превращающиеся временно в пыточные камеры. Несмотря на потупленный взгляд и покорно склонённую головку, Ай – образцовая нимфоманка, ведущая двойную жизнь.
Она идеально помогает реализовывать болезненные фантазии тем соотечественникам, чьё богатство создаёт ненужное беспокойство, приводя в итоге его владельцев к садизму или мазохизму. Восточные островитяне явно не скучают: их ролевые игры - будто гигантские яйца доисторических животных, из которых никогда не знаешь, что может вылупиться. В своё время «Топаз» и в самом деле смотрелся как брутальная экзотика, без каких-либо романтических аллюзий. Однако спустя годы эта «шокирующая Азия» уже не производит тогдашнего эффекта, выглядя вполне рядовым «пип-шоу» для первертов-неофитов.
Точно так же, как главный порно-хит всех времен, «Глубокая глотка», и как главная звезда её, Линда Лавлэйс, не вызывают нынче ничего, кроме недоумённой и снисходительной улыбки. Особенно при сравнении с любым, даже самым невинным видео с групповушкой Саши Грей, отмывающим лайки на бессчётных порно-порталах интернета. Похоже, времена изменились на столько, что о нравах лучше вообще не говорить. И всё же, всё же, всё же… В какой-то момент ловишь себя на мысли, что «Топазу» явно не хватает Такеши Китано, который бы по ходу всех покоцал.
Беспомощные, гвоздями прибиты
К миру, который создали сами (c)
Острые иглы Токийских небоскребов впиваются в небесную плоть все глубже и глубже. Насквозь. Небо кровоточит облаками. Но не останется ни следов, ни шрамов. Таков закон. В слишком огромном мире, в слишком многолюдном городе, на фоне слишком высоких домов из пейзажа выбивается хрупкая белоликая азиатская девочка. Дюймовочка в портупее. Белоснежка, всегда держащая наготове хлыст. Потерянная нимфетка, петляющая в лабиринте сексуальных желаний и семяизвергающих тел. В тумане эро-видений так легко потеряться. И не разобрать где свое, где чужое. Не вспомнить кто ты на самом деле. Или специально забыть. Придумывать имена и стать 'Топазом', надеясь, что самым крупным и чистым во вселенском бесконечном человеческом кольце. Убеждать себя в каждой новой иллюзии, и каждое собственное отражение в зеркале принимать как нового гостя. Сегодня ты сверху или снизу? Сегодня ты дьявол, затягивающий удавку на шее нового грешника до идеального фиалкового цвета его лица или святая жертва со стигматами от железных колец на запястьях?
Сменяются декорации, интерьеры и лица. Сменяются роли и правила, а дни по-прежнему похожи один на другой. И никакого исхода. Люди, хаотично блуждающие по незнакомым дорогам, улицам, притонам. Бесконечное броуновское движение растерянных душ и тел, потерявших однажды свою спасительную гавань, отбившихся от стаи вольных птиц, растерявшие координаты счастья. Бродящие в чернильных непроглядных ночах среди криков от боли и экстатических хриплых стонов в поисках света, в поисках главного маяка, способного осветить прожектором путь до самого рая. Маяка поднявшегося к небесам, непоколебимого колосса, приобретающего образ фаллического символа, эрегированной святыни. И кадр за кадром все отчетливее становится ясно, что паломничество так и не увенчается успехом. Рай для таких закрыт. Безвольных шлюх туда не берут.
Каждый свой смысловой посыл Мураками словно выписывает кинжалом с точечной каллиграфической точностью прямо на телах своих героев - болезненно бледноликих, с тревожно-испуганным взглядом, расширенными зрачками - то ли от возбуждения, то ли от кокаина, как будто в пожизненном наркотическом бреду. Мгновение и 'кисть' проникает насквозь, а на месте выдуманного персонажа конвульсивно извивается в потоках собственной крови - сам автор, принесший в очередной раз на плаху романа свою собственную душу и свою собственную боль. Так и Топаз - инфантильная шлюшка с асексуальной внешностью андрогинного ребенка, затянутого в кандалы и ошейники, становится всего лишь феминизированным символом человеческого страха и растерянности, боязни сделать выбор - определиться. И также символом желания выбиться из традиционности в контр-, максимально отринув устоявшиеся догмы, сбросить путы, наложенные культурным релятивизмом, освободиться и отвоевать себе возможность выбирать свое будущее самому. Познать себя через вереницы выборов и вариантов и наконец полноценно принять себя и свое 'хочу'.
Только силы у нее не хватит. То ли все отняты ненасытными клиентами, то ли в хрупком теле их мало от природы, но искусству выживать каждый обучается со своими потерями. И в новом дне она снова окажется одна посреди молочного Токийского тумана, вновь и вновь равнодушно поглощающего чужие вопли и страхи, скрывающего шрамы и раны, растворяющего каждого в себе, как серная кислота. Этот мир создан до нас и останется после нас. И если ты не сможешь упрямо войти в свое светлое будущее - оно само войдет в тебя. Сзади и без вазелина.
Порою людям не хватает слов, чтобы высказать всё, что накопилось в душе, порою не хватает времени. Рю Мураками любит говорить о своём поколении, и делал это уже не раз. Его Япония не та загадочная страна нежного Востока со скоромными гейшами, разодетыми в шёлковые кимоно, и самураями, охраняющими честь господина. Его Япония — это грязь, ночь, отчаяние, наркотики, шумный дождь, изнуряющая жара, отчаянная надежда среди упадничества, деньги, жестокость и много осуждаемых моралью плотских грехов. Сам режиссёр и автор «Топаза» не раз намекал дотошным журналистам, что подрабатывал мальчиком для удовлетворения (именно удовлетворения, а не удовольствия). Он любит свою страну, но какой-то психически болезненной любовью, ему мерзко и невыносимо. И герои Мураками перенимают это отношение к жизни, действительности.
Каждый герой Мураками — это его отражение, кусочек биографии, крик боли. В «Топазе» им стала студентка Ай, работающая не самым элитным эскортом. Её клиенты — это та же Япония, только олицетворённая в менеджерах среднего звена, видных бизнесменах и маргинальных якудзах. Все они жаждут секса; грубого, извращённого, полного воплей и покорного шёпота, тихих вибраторов, ударов плетей и скользких вылизываний. Это мир садо-мазохизма, но не философского, коим славился славный маркиз Донасьен Альфонс Франсуа, а простого, порочного, унижающего. В этом мире нет запретов, он стирает грани дозволенного, углубляясь в глубину человеческих страхов и желаний.
Гадалка советует отчаявшейся Ай не ходить на художественные выставки, ведь там туман, в котором женщина так легко может затеряться, и купить розовый камень, дабы обрести счастье. И Ай приобретает розовый топаз — камень просветления, камень-проводник во внутренний мир человека. Что интересно, в Японии ещё в 1970-х укрепился термин pink film или pinku eiga, означающий эксплутационное кино, где присутствует натуралистичный секс, насилие и элементы BDSM. Режиссёр любит символичность, он тщательно подбирал и драгоценный камень, и его цвет для своей героини. Но нашла ли она счастье, раскрыв для себя мир садо-мазо? У автора вопрос о счастье всегда остаётся открытым: пусть каждый зритель решает для себя сам.
Рю Мураками играл в нескольких рок-группах, жил в эпоху хиппи, любил выходить на демонстрации и вести маргинальный образ жизни. Оттого уже не удивляешься, что герои находятся на самом дне человеческой страты и упиваются своим положением, не забыв принять очередную дозу героина. Это философия жизни, её видение, условия бытия. Никто не спрашивает: плохо это или хорошо, люди просто существуют в тех обстоятельствах, которые подкидывает судьба. Герои с хищной улыбкой или повинующимся взглядом раскрасят свою картину будней кровью, выделениями и белыми дорожками наркоты, выдохнув на это великолепие клубы дыма из самодельного кальяна. Им хорошо. Им отвратно. Им всё едино. Слабохарактерным тут не место, иначе их сожрёт город.
Многие рассказы Рю Мураками заканчиваются побегом. Герои пытаются физически убежать от того, что жалит изнутри, поменять всё, найти спасение. Для молодой Ай её порочный круг — это лабиринт, где выход там же, где и вход. Она бежит к Сато, своему бывшему любовнику, который и открыл в ней истового служителя культа BDSM. Она надеется на чудо, считает, что Сато уж точно сможет сделать её правильной, чистой, обновлённой. Но всё, что она слышит в ответ, это песню полусумасшедшей певицы.
Героями «Топаза» движет отчаяние. Единственный здравый совет, который прозвучит в картине, — научитесь ненавидеть неопределённость, внесите ясность в свою ситуацию. И каждый пытается внести ясность как умеет. Ай бросает фразу, полную горечи, что у неё нет таланта, что возможно, единственное применение для неё судьба видит в удовлетворении чужих эротических фантазий. Но тут мир BDSM намного зыбче, злее, порочнее, это не топорное помахивание плёткой, как в «50 оттенков серого». Вот Ай и ходит по чужим мирам, пытаясь найти свою тропу.
