Фильм из разряда тех, которые смотришь и просто наслаждаешься каждой абсурдной деталью, не задумываясь о том, каков будет конец.
Чуть было не разочаровалась, когда пошло 'разоблачение' таинственного мальчика, однако не всё так однозначно оказалось, что меня очень порадовало. Эмоции этого самого пресловутого мальчика были отыграны нота в ноту, что даже перекрыло неприятное ощущение от явно видимой поддельности куклы, которую он пинал. Актёры подобного типа обычно играют в аналоге мексиканских сериалов по-японски, хотя их явно нужно приглашать сниматься именно в такие фильмы. Цены им просто не будет.
Отдельно хочется отметить игру молодых актрис, эпизоды с их участием доставили мне несравнимое удовольствие.
Сюжет порадовал тонкой незавершённостью, дающей зрителю самому догадаться о настоящей реальности из предложенных. Открытый финал - долгое послевкусие.
Отлично могу понять тех, кто плюётся после просмотра. Сколько мною уже пересмотрено было фильмов со всякими извращениями и ненормальностями, только после определённого объёма 'опыта' от такого просмотра начинаешь смотреть поверх грязи, которая мелькает в кадрах. Становишься просто спокойным наблюдателем, который ищет в каждом фильме что-то новое, ещё не показанное 'не такое'. Участие актёров-детей добавляет подобным фильмам особой изысканности.
Чем больше ты стремишься подражать действительности, тем скорее скатишься к подделке.Федерико Феллини«Делать фильм»
В начале прошлого века среди многих других Парижских театров выделялся один, называвшийся Гран-Гиньоль – самый маленький, самый скандальный и едва ли не самый посещаемый. Его примадонну Паулу Макса изощрённо убивали на сцене десятки тысяч раз всеми мыслимыми и немыслимыми способами, а в итоге всё-таки уволили, но живой и здоровой. «Странный цирк» - это такой кинематографический Гран-Гиньоль по-японски. Объединяет их не только общая тематика, но и то, что во время съёмок ни одна актриса, а уж тем более девочка, не пострадала. Хотя, картина, а это именно она, к тому располагала.
Так вот о картине. Она обрушивается на зрителя буйством красок, с преобладанием жарко-красного и багряного оттенков, даже не с первых кадров, а буквально с титров. Здесь с лёгкостью просматривается оммаж Феллини с его «Клоунами» (и не только), Годару с «Безумным Пьеро» и незабвенной фразой - это не кровь, просто красное. Пиршество красок дополняется почти непрерывным саундтреком, причём среди старой классики, часто не соответствующей происходящему на экране, отчётливо прослушиваются нотки классика новой волны Нино Ротта, точнее их парафраз от самого Сиона Соно. Вот такой многогранный талант. Всё это цвето-музыкальное буйство придумано им не случайно, а для нагнетания атмосферы загадочности, потери чувства реальности. Очевидна отсылка к японской традиции эрогуро (васэй-эйго), имея ввиду тягу к расчленёнке, кровище, истязаниям и прочим милым забавам в духе того же Тарантино. По своей стилистике этот фильм представляет собой адскую смесь из Тэруо Исии, Норифуми Судзуки и Дэвида Линча. Почему Линча? Потому как докопаться до истины здесь столь же бесперспективно, как и найти ответ на вопрос: «Кто убил Лору Палмер?» Но всё же фильм весьма располагает к различным интерпретациям на всех уровнях.
При всей очевидной склонности автора к постмодернизму, есть тема, присущая всем лентам Сиона Сона, конфликт родителей и детей. Очевидно, эта проблема весьма личная. Есть она и в трилогии ненависти, которую также объединяют со «Странным цирком»: злые женщины, тиран отец, вуайеризм и эксгибиционизм, тяга к колюще режущим предметам. Но основными темами здесь являются: возмездие и потеря реальности в художественном творчестве. Сюжет фильма поначалу кажется весьма простым. Услышав шум из родительской комнаты, девочка случайно становится свидетелем бурного родительского секса. По настоянию отца, её любопытство трансформировалось в вуайеризм сквозь дырочку в футляре виолончели. Но извращённая фантазия папаши не знала границ, и вскоре в нём проснулся Гумберт, а далее инцест, и вот уже мама наблюдает из футляра, как отец насилует дочь. В Японии не принято спорить с мужем, а потому вся злость досталась двенадцатилетней дочке, в которой мать увидела свою соперницу, что и повлекло за собой цепь трагических событий.
И вот, когда расслабленный зритель уже готов вдеть очередное логическое звено в эту цепь, Сион Сона показал себя опытным манипулятором. Он развернул сюжет совсем в другую сторону, применив приём «история в истории», совсем как у Феллини в «8 с половиной» Теперь уже всё, что рассказано до этого твиста, стало страницами книги, и зрителя интересует лишь один вопрос – автобиография или выдумка? Но и тут всё вовсе не очевидно, зрителя поджидают ещё несколько крутых поворотов. Самое время вспомнить карусель, являющуюся одним из символов, коих немало в фильме. Она не только обращает внимание на ключевые моменты сюжета, но и характеризует его закрученность, отказ от линейности. Вот только механик постоянно жмёт на реверс. Конечно, таким путём путь к истине будет не лёгок и не скор, но зато можно получить удовольствие от визуально насыщенного зрелища, если только это не претит вашим моральным принципам.
Так что же есть объективная реальность и существует ли она в принципе? Какую часть правды составляет субъективный опыт человека? Непростые вопросы, с которыми на трезвую голову не разобраться, а на пьяную – не разодраться бы. Засим попробуем поверить маэстро Феллини на слово. «Каждый живет в собственном вымышленном мире, но большинство людей этого не понимают. Никто не знает подлинного мира. Каждый называет Истиной свои личные фантазии. Я отличаюсь тем, что знаю: я живу в мире грез. Мне это нравится, и я не терплю, когда мне в этом мешают. Фантазии - единственная реальность».
Это один из самых странных фильмов, мною виденных.
Через несколько минут после просмотра пришло понимание, о чем он. Он - о внутреннем устройстве среднестатистического человека с точки зрения известных психоаналитиков.
Здесь и подавленное влечение отца к дочери, и стремление дочери к отцу через замужество с ним, и соперничество с матерью, и внутренний Ребенок, и внутренний Взрослый, и неприятие своего тела в подростковом возрасте, и триггеры, и комплексы, и авторитеты, и прошлые любовники, прошлый опыт - все это живет в нас здесь и сейчас, одномоментно.
Фильм о том, что комплексы и страхи могут жить в нас в самых уродливых, усеченных образах. И о том, что триггером может быть любая узнаваемая вещь у случайного пассажира в троллейбусе. И что страхи, в каком бы обрубленном виде они не оставались, будут требовать свою порцию эмоциональных спагетти. И о том, что у каждого есть свой фуляр от контрабаса со страхами из детства.
И приходит понимание того, что не разобравшись с одной проблемой, не решишь другую, не перейдешь на новый уровень, к новому аттракциону этого странного цирка.
Глубоко постигни этот мир снов, который проходит в мгновение ока.
Ходзё Сигэтоки, 'Послание мастера Гокуракудзи', XIII век н. э.
'Странный цирк' в пространстве киноискусства (но не в пространстве творчества Соно) работа не столько странная, сколько, в поверхностном взгляде, неоднозначно ориентированная: на его арену заглядывают и любители 'мясных' деликатесов, и поклонники неординарного авторского кино, склонные к философским копаниям в любом материале. Однако ответом и тех и других на просмотренный спектакль чаще всего является непонимание, или, в более сильной реакции, - отвращение. Стоит ли говорить про тех несчастных, кто попадает в цирк Соно по ошибке? Им пора выставлять режиссеру иски за разбитые в праведном гневе собственные мониторы.
Тем не менее 'Странный цирк' создан вовсе не для любителей беспощадного топора, кровавого стейка и различных перверсий. Вместо кажущегося многим сложно запутанного триллера, мрачного детектива и извращений-ужасов, внимательный зритель может найти здесь циничную насмешку над соответствующими жанрами, проникнутую серьезными философскими идеями.
Алгоритм решения задачи по переводу ужасов 'Странного цирка' в глумление над оными (соответственно и над аудиторией любителей этого жанра) в настоящих закулисных разборках приводить нельзя: дело не в субъективном восприятии материала, но в обозначении в этом случае конкретных сюжетных ходов фильма, то есть создании пресловутых спойлеров. Смотрите внимательно, возможно обрящете. Распространятся про великолепное художественное воплощение картины то же едва ли нужно: его отмечают даже многие из тех, кто вышел из 'Цирка' с полными пакетами съеденного перед просмотром обеда. Соно, поэт в жизни, остается тонко чувствующим поэтом и в своих экранных работах, где образы, формы и краски всегда оказываются в согласии с единым легким ритмом, независимо от тяжести восприятия их отдельных составляющих. Но 'Странный цирк' хорош не только своей оригинальной авторской формой: за кровавыми занавесами 'Цирка' лежат весьма любопытные философские идеи.
Наиболее сильным, и при этом вполне ясно читаемым в 'Цирке' идейным посылом, видится 'изгнание из рая': период осознания ребенком или подростком того, что окружающий его мир - вовсе не сладкая конфетка, а, скорее, горькая пилюля, которую большинство заботливых пестунов подрастающего чада старательно заворачивают в красивый фантик от шоколадного зайчика, забывая о том, что их отпрыск рано или поздно неизбежно заглянет под фальшивую обертку. Подростковые беспокойства и чудачества, обычно сопровождающиеся в разной степени проявленным асоциальным поведением, чаще всего объясняют естественными гормональными изменениями в организме. Без них, безусловно, не обходится, только такие биологические подвижки скорее выступают катализатором процессов познания истинного лица окружающего их мира, чем собственно причиной душевных метаний ребенка.
Соно напрямую не предлагает решения этой социально-психологической проблемы, но, возможно, намекает на то, что взрослым стоит задуматься: в очередной раз основательно соврать своим деткам на какой-нибудь их 'недетский' вопрос (которые они так любят задавать, и на которые взрослые так не любят отвечать), или, забыв про глумливые взгляды окружающих, всё же честно объяснить своему чаду, что, например, странный дяденька со спутанной бородой это вовсе не проспавший зиму Дед Мороз, а человек, которому негде спать и нечего есть. Глядишь, через несколько лет такому родителю не придется наблюдать своего отпрыска с покрашенным в сине-фиолетовый цвет чубом и торчащим из кармана тюбиком 'Момента', хватаясь в ужасе за седеющую голову.
Пожалуйста, возражайте: всё это досужие придумки; если у Соно и есть подобное послание зрителю, то облечено оно в такую радикальную форму, что зритель сперва задумается о принудительной отправке режиссера к психиатру, и, если сам к нему не обратится после просмотра фильма, то тогда уже, возможно, начнет искать философские объяснения увиденному. Что же, здесь, извините, не пощечина невинному спящему сознанию, здесь - удар в зубы. По силе как раз равный тому шоку, с каким ребенок в один прекрасный день вдруг начинает наблюдать превращение веселых сказочных декораций в антураж пещеры ужасов. И обратите внимание на музыкальное оформление ленты: саундтрек в большинстве своем 'двойной', мастерски составленный и намекающий как раз на то, что происходящее на экране имеет ясное звучание и в философском подтексте.
Помимо этого, в 'Странном цирке' сложно не заметить тему важности осознания неизбежной смерти тела, уходящую корнями в буддийские духовные традиции. 'Разумеется, любой из нас может умереть хоть завтра. Но если думать об этом, жизнь потеряет всякий смысл' - говорит персонаж пьесы-новеллы Акутогавы 'Юноши и Смерть'. А второй отвечает: 'Ошибаешься. Нет ничего более бессмысленного, чем предаваться удовольствиям, позабыв о смерти'. Кого же в итоге Смерть (то же персонаж пьесы) забирает первым? Того, кто ее боялся и старался о ней не думать.
Что же касается простой мысли о представлении нашей жизни как неком странном цирке, то здесь не нужно останавливаться только на констатации этого факта. Цирк этот странен лишь тем, что в декорациях основных социальных институтов кажется гораздо более понятным и упорядоченным, чем на самом деле является. Однако осознание этой простой истины не должно приводить к духовной анархии: при ней как раз и будут случаться те ужасы, что демонстрируются на переднем плане в 'Странном цирке'. Соно предлагает освободиться от рабства иллюзий, но не для губящего душу и тело состояния вседозволенности, а для приятия банальной истины: безучастность к страданиям других, а тем более смакование таких моментов, неизменно подвигает нас к духовной гильотине.
Прежде всего хочется отдать должное отличной игре актеров, а уже потом отвесить отдельный поклон самому сюжеты. Не спорю, фильм на любителя, но именно поэтому он так и хорош. До самого конца остаётся напряжённое ожидание разгадки, но чем ближе к концу, тем сложнее понять что к чему. Единственное ясно как божий день, главная героиня безумна в своём бесконтрольном воображении.
Кто она на самом деле? Очевидного ответа на этот вопрос я так и не нашла. Если брать возрастные рамки, то можно заметить, что только один человек не изменился со временем, а это о чем-то да говорит. И всё же этого недостаточно, чтобы отбросить пелену абсурдности и последовать по пути логических заключений — где есть сумасшествие, там логика бессильна.
Что мне нравится в японцах, так это то, что они не осуждают и не хвалят, а выступают сторонними наблюдателями, давая судить другим. Будь то тема насилия, вины, нежелание признавать правду или извращённость в высшей степени, всё воспринимается через тонкую грань неадекватности. Богатый букет преступной похоти и полное отсутствие рамок.
Судьбы этих людей переплелись, образуя замкнутый круг, но лишь двоим суждено страдать от переполняющих чувств отвращения, страха, ревности и боли, когда как главному виновнику так и не поставят в вину то, что он делал с собственной семьёй.
Так где же всё-таки грань между вымыслом и реальностью?Там, где опускается гильотина — между страданием и смертью.
Дважды такое конечно же смотреть не будешь, но в целом кино стоит потраченного времени.
