Говорят, ханами — относительно новый обычай. Говорят, раньше японцы не предавались светлой грусти о течении времени, наблюдая за опадающими лепестками сакуры, а избегали оказываться под сенью цветущих вишен — считалось, от этого можно сойти с ума… Однажды, в ту давнюю пору, когда еще не существовало обычая ханами, на затерянной в горах тропе полудикий лесной разбойник убивает благородного господина, чтобы увести с собой его красавицу жену. Однако новоиспеченная вдова недолго горевала — даже не взглянув на еще не остывшее тело своего погибшего супруга, она повелительно машет изящной белой ручкой и говорит: «Да, я стану твоей женой, если ты донесешь меня на спине до самого дома. Ты ведь сильный?..»
Издревле так повелось: мужчина — добытчик, женщина — хранительница очага; мужчина завоевывает новые территории и богатства, женщина — находит им применение; мужчина показывает и применяет свою силу, женщина — обуздывает эту силу, указывает ей русло и конечную цель. Но что, если целью женщины является не создание семейного уюта и не хранение домашнего очага, а лишь потакание собственному тщеславию и извращенной фантазии, которая от скуки становится все изощреннее?
В ленте Масахиро Синоды «Под сенью цветущих вишен» архетипичный мужчина и архетипичная женщина предстают перед нами в образах смелого и сильного разбойника, что не убоится никого ни в горах, ни в столице, и его жены невероятной красоты — и демонического нрава. Однако этот нрав проявляется вовсе не в скандалах или ревности. Кроме красоты, у этой женщины нет ничего — ее ум и тело пребывают в праздности, а нередко от праздности до преступления — рукой подать. И вот неуемная энергия, сила и смелость разбойника уходят на удовлетворение низменных жениных желаний, в которых с течением времени не останется ничего человеческого. Примитивно манипулируя столь же примитивными, как ее манипуляции, мужскими желаниями, красавица сначала заставляет разбойника переехать в столицу, а позже — толкает на одно убийство за другим, наслаждаясь плодами его трудов — грудами отрезанных голов, все больше раскрывая свои некрофилические наклонности…
Страшная сила красоты у Синоды показана буквально: разбойник готов на все, лишь бы обладать красивой женщиной, лишь бы заслужить ее благосклонность. Но она — кривое русло для мужской силы и ошибочная цель. Она не рожает детей, ничего не создает, не дарит душевного тепла и не способна на искренность. Точно так же, как истлевает кожа на черепах в его доме, истлевает и его терпение — с него хватит столичной жизни и отрубленных голов. Однажды он захочет вернуться назад, в горы, где ему свободно дышалось и свободно жилось. И тогда, на горной тропе, под сенью цветущих вишен, среди страшного гула кружащихся розовых лепестков, на миг он прозреет и увидит истину… Но изменится ли что-то для него? Поймет ли он, что он увидел? Или, что вероятнее, сочтет умопомрачением?
Несмотря на кровавый след, тянущийся за ним, разбойника Синоды жаль — он, как сотни мужчин до него и сотни мужчин после, попался в ловушку женской красоты — пустой, неодухотворенной, сугубо плотской. И точно так же, как сотни мужчин до и после него — попадется вновь, когда представится случай. Ведь слепая, не отягощенная интеллектом и добротой мужская сила только и ждет женщину, что сможет ее обуздать — даже если эта женщина окажется диаволом во плоти. Но, раз так — то стоит ли их жалеть?.. Пусть каждый сам платит за свои ошибки.
Классическая японская небылица в опытных руках Масахиро Синоды представляется всем эклектичной зарисовкой, заставляющей зрителя проникнуть в средневековую Японию. А там, мы вместе с героями странной истории оказываемся на грани реальности и фантастики. Встреча в роще смелого бандита и мужчины с женщиной оканчивается весьма предсказуемо. Только вот главному герою с новой подружкой будет совсем не просто. Она достаточно быстро обуздает его и заставит творить такое... Суини Тодд встретившись с ним вполне бы показался застенчивым интеллектуалом.
Но не сюжетом берет эта картина. Синода замечательно расставляет акценты, балансируя от иррационального к весьма понятным и обыденным процессам. И только вишневый сад будет точкой отсчета, визуальным водоразделом в жизни двух героев. Архетипическая 'инь' тут будет противостоять решительной 'ян'. Раз так, то толкований может быть множество.
Так что, несмотря на авторский профессионализм и метафорическое содержание, мое отношение к ленте скорее нейтрально. Все дело в том, что при своем изяществе, фильм меня не вдохновил. Но это уже вопрос субъективной оценки. В мое системе координат, 'Под сенью цветущих вишен' у Синоды лишь прикидка, подготовка к настоящему хиту - 'Копьеносцу Гондзе'.
