Москва 19 века. Молодой дворянин Руневский попадает на один бал. Там он встречает странного человека, утверждающего, что почти все здесь присутствующие вампиры. В том числе графиня Сугробина, чья внучка Дашенька приглянулась Руневскому. Герой не поверил рассказу, но постепенно его мнение стало меняться.

Отечественный образчик вампирского хоррора, снятый по повести А. К. Толстого 'Упырь'. Фильм сделан на самом закате советской эпохи и явно имел проблемы с бюджетом. Хотя на съёмки в Италии хватило, тем не менее бедность постановки порой явно бросается в глаза. Примитивность спецэффектов и грима, явная камерность, хотя подобный сюжет требовал больше размаха.

Тем не менее режиссеру Евгению Татарскому удалось более-менее воссоздать атмосферу 19 века, а в нескольких сценах нагнать саспенса. Да и литературная основа помогла. Плюс недурной актерский состав.

Главная звезда фильма Марина Влади, сыгравшая графиню Сугробину. Неплохо смотрелся и очень популярный в то время после 'Маленькой Веры' Андрей Соколов в образе Руневского. Ну и где ещё можно увидеть Донатоса Баниониса в роли упыря?

Среди немногочисленных образцов отечественного хоррора этот фильм весьма неплохо смотрится. Плюс атмосфера отсылающая к готическим романам и фильмам.

6,5 из 10

Вчера впервые увидела этот фильм и была приятно поражена. Качественные отечественные фильмы 90-х годов можно по пальцам пересчитать и вот он один их них.

Как заметил один из критиков, нагнать ужас на зрителя не использую откровенную расчлененку и лужи крови - это уже искусство. Насчет ужаса - это конечно преувеличение, но напряжение на протяжении всего фильма есть.

Как есть и некая доля нераскрытых моментов. Например, эксперт по упырям (А. Соколов) утверждает, что выживший укушенный непременно становится вампиром. Отсюда вопрос: а как же он сам? Кстати, приятно увидеть его в столь характерной роли.

М. Влади - этакая вальяжная иск оно русская помещица, утомленная социумом, ироничная, даже жертвам своим словно делает одолжение покусывая их, это же прелесть что такое! Такое впечатления, что она наслаждается их обожанием и восхищением и это единственная причина ее промедления. О, да, она не тороплива, как истинный гурман.

Д. Банионис просто красавчик, на него приятно смотреть всегда и во всех ролях, но не люблю я заторможенных влюбленных, а он в этом образе именно таков.

Книги не читала, сужу лишь по увиденному.

7 из 10

Любопытно, что матрица русского хоррора сложилась из всех отечественных литературных жанров едва ли не первой и просуществовала очень недолго, поскольку хронологически позднейшая, формально наследовавшая ей готика Серебряного века вся - в тоске по мировой культуре, все genii loci в ней - европейцы, вся атмосферность - в экзотике. В отличие от неё постфранцузскореволюционная, постдворцовопереворотная 'русская ночь' - явление сугубо национальное, которому удалось, несмотря на очевидные заимствования, сразу чётко, точно, убедительно определить и осмыслить родные-забубённые страхи, недоговоренности, непроизносимости. Европейцы исстари боялись исчадий и родовых проклятий - то есть появления в благородном семействе ребеночка-уродца из-за того, что прадедушка переболел сифилисом или согрешил с сестрой, а то и с дочерью, кровь у них пьет и чахоткой сушит постыдный секрет, его именно непогребённый скелет встает по ночам и нависает над кроватным изголовьем, изматывая героя бессоницей, безнадежностью, вплотную подступающим безумием. У русских не так: самый позорно-страшный аттрибут повседневности здесь - зажившаяся старуха с клюкой и ключами от сундуков с ненужным ей по дряхлости добром, старчески властная, холодная, эгоистичная, не столько по злобе, сколько по возрастному сенильному равнодушию заедающая молодые жизни, крутящиеся по воле судеб и родовой предопределенности в её орбите.

Такова задавшая архетип пушкинская Пиковая Дама, сквозным мотивом по сочинениям Одоевского, оставившего самый увесистый корпус готической прозы на русском языке, проходит ханжески, фарисейски светская княжна, 'изъеденная лжой, иссушенная жеманством', на 'толстую барыню в кружевах, фижмах, ридикюлях' похожа Черная Курица Антония Погорельского из повести, сочиненной тем специально для юного племянника Алёши Толстого. Толстой же ещё в ранней молодости написал леденящее кровь стихотворение 'Волки', что выходят к селенью неизвестно откуда, 'близ корчмы водят ухом и внимают всем слухом, не ведутся ль там грешные речи?' Волки у Толстого оказываются старухами-оборотнями, душащими, изводящими селян своим докучным, полупризрачным-полуплотским, неодобрительно контролирующим присутствием. Позже Толстой резюмировал и остальные мотивы русского хоррора - сырь, дырь, ширь, псалтырь, монастырь, упырь, нетопырь - и сделал это настолько исчерпывающе, что в основном художественно с ними и покончил. Примечательно, что именно благодаря полудюжине превосходных своих готических новелл Алексей Константинович до сих пор остается единственным русским классиком, удостоившимся большего числа экранизаций на чужбине, нежели на родине.

Право на первую настоящую экранизацию русского классического ужаса как-то само упало в руки Евгению Татарскому. Фильму небывало по тем временам повезло: благодаря странному стечению обстоятельств его не коснулось бушующее в отечественной индустрии начала девяностых безденежье, поскольку локации в Италии и в Куоккале оплатила приглашенная звезда Марина Влади из своих параллельных японских гонораров, а сценарно-актерская закваска в нём осталась ещё той, на рефлексе профессиональной, на излете, на нерве, на разрыве советской. Фильм получился невероятно стильным, редкой стильностью эпохи стыка советского с пост-советским: очень точно выдержанным фактурно, очень картинно борисово-мусатовским ('дачный' визуальный ряд в нём практически буквально воспроизводит акварельный цикл 'Призраки'), очень по-курёхински слуховым, с шёпотами, криками, струнной истерикой и неожиданно-мелодической прелестью вальсов. Реальность 'Пьющих кровь' - бытие, но именем каким его назвать: ни сон оно, ни бденье. Меж них оно, и в человеке им с безумием граничит разуменье. Как и Толстой, Татарский умело балансирует на грани во плоти произошедшего и горячечного бреда, галлюцинации, ночного кошмара слабого, неуравновешенного, задавленного обстоятельствами или напротив - чрезмерного любомудрого, дерзновеющего проникнуть в последние вселенские тайны юноши. Никакого адской сволочи скаканья, воя, плясок при луне, никакой сатанинской жути нет в фильме: есть зажиточная и знатная московская семья с нравной бабушкой, склочной тёткой, завистливой дочкой-барышней и воспитанницей, всеобщей мученицей, чистой, аки агнец Божий, белизною снежной, морозной, сугробной сияющей Дашенькой. Есть молодой военный с Кавказа, повеса, игрок и дуэлянт, сраженный средь шумного бала, случайно. Есть московский студент, книжный и странный, с речами неясными и лукавыми. Есть мазурки, журфиксы, гаданья, зеленое сукно, кринолины, эполеты, самовары, поединки на рассвете, пара гнедых, запряженных зарей - вся коллекция золотовековековых литературных клише, но зыбко здесь двоящихся, ускользающих от окончательного определения, обманных даже. Благороден ли повеса или слаб? Заумен ли студент или безумен? Чиста ли барышня Сугробина, или опоганилась в гнезде нечисти, подготовившей её, как войдет в женскую пору, заменить упыриху-бабушку? Не сетуй, душа моя, будь веселей: сама ты впустила веселых гостей!

Эта картина - фактически редкий представитель не существующего жанра в отечественном кинематографе - жанра ужасов. До распада советского союза кроме 'Вия' и то с натяжкой, вспомнить вообще было нечего, ибо жанра не было (да и нет по сей день - надежда на ремейк того-же Вия и первого отечественного 'трэша' - 'Зимы мертвецов'). Не будем вспоминать пару экспериментов с жанром на постсоветском пространстве - например 'Упырь' с Серебряковым (откровенная халтура). Однако 'Пьющие Кровь' является исключением. Снят фильм по классике готической литературы 19-го века, по повести Алексея Толстого 'Упырь' - сказался недостаток идей в создании жанрового фильма, по-этому спасает нетленная, русская классическая литература. Картина превосходна, отличный атмосферный фильм, с красивыми декорациями и костюмами - не портит вид даже старая не реставрированная плёнка. Великолепное музыкальное полотно в исполнении Сергея Курёхина только ещё более скрашивает мрачное настроение фильма. Спецэфектов конечно тут нет - жалкое подобие да и грим смешон, даже с поправкой на время. Однако недостатки компенсируются игрой актёров и простым фактом - а сравнить-то больше не с чем если мы говорим о русском кинематографе. В ролях, такие легенды советского кино как Марина Влади, Донатас Банионис и молодой Андрей Соколов.

Этот фильм очень тонкий и интеллигентный, классический фильм о Носферату. Этот фильм, во-первых, поражает тем, что, будучи отснятый в 1991 г., он представляет собой настоящее произведение искусства! Во-вторых, поражает мастерство, с которым был снят фильм. Нет луж и рек крови, которым так любят показывать обычно в американских фильмах, но есть напряжение (о котором американские режиссеры и не слышали), которое весь фильм тебя не отпускает. Игра света и тени, мастерство актеров, музыка и пейзажи того времени – все это дарит зрителю ощущение таинственности и мистики.

Фильм о любви. О тонкой и нежной, как лепесток розы. Наивной и не боящейся преград.
Фильм о вампирах. Об обреченных монстрах, которые должны вечно пить кровь.
Фильм о легендах. Которые завораживают и интригуют.

Игра актёров просто необыкновенна.
Андрей Соколов – Руневский, молодой человек XIX в. Манеры изысканы. Сыграно мастерски.
Мария Мещерякова – скромная, наивная Дашенька. Обреченная и влюбленная.
Марина Влади – бабушка-вампиресса. Игра достойна восхищения!

Фильм снят почти полностью по повести А. Толстого 'Упырь'. Концовка же немного изменена. НО в целом, фильм восхитителен!

10 из 10