Есть люди подобные оголённому нерву. Французы называют таких 'заживо освежёванный'. Звучит ужасно, но это довольно расхожее выражение.
Что остается делать таким 'оголённым' людям? Наращивать кожу. А лучше сразу панцирь. Ну или заковать себя в железные доспехи цинизма, как это сделал наш герой.
Мы в Англии 90-х. Удивительно, но она напоминает Россию 90- х, то же ощущение незащищённости и смутных времён.
Джонни, циник, хам и грубиян, обладающий странной харизмой, слоняется по Лондону, философствуя и попадая в различные передряги. Вот, собственно, и всё. Почти все персонажи маргиналы. Ни одного образцово-показательного героя. Ни одной красавицы или красавца. Только люди, просто люди, слабые, растерянные одинокие обнажённые люди. Обнажённые - это про них, а не про женщину, расхаживающую в чём мать родила перед окном.
Актёры играют так, как будто не играют. Как будто нам дали подсмотреть чужую жизнь. Давид Тьюлис.. даже не верится, что он может быть каким-то другим. За роль Джонни он получил приз Каннского фестиваля.
Бескомпромиссный, безжалостный, нонконформистский, приперчённый чёрным юмором... этот фильм понравится не всем, наверняка даже, немногим. Но уж если зацепит... Меня зацепил. Напомнил мне мои девяностые годы, глубокую юность, где были мы, такие же неустроенные, непонятно где живущие, непонятно как.. не знающие заранее, где будем ночевать сегодня, но не потому, что нет дома, а потому что не знаешь ещё, где твой дом.
Где я?
Кто я?
Зачем я здесь?
Куда я иду?
Ну а в последних кадрах - куда ковыляет человечество по этому млечному пути?
Не думаю, что этот фильм был задуман как социальная драма, скорее, это баллада в стиле гранж о хрупкости человеческой, об одиночестве человеческого пути, о неприкаянности души, о её несовершенстве.
Хотя нет, если бы этот фильм был песней, это была бы всё же 'Fragile' Стинга.
Снова и снова, будет литься дождь,
Словно слезы с далеких звезд, словно слезы с далеких звезд.
Снова и снова, дождь будет напоминать нам,
Какие мы хрупкие, какие мы хрупкие.
Если хотите понять суть пост-модерна - посмотрите 'Обнажённую'. Он полностью исчерпывает суть этого термина.
Центральный персонаж - клоун эпохи постмодерна, до крайности ироничный, циничный, страдающий от психического расстройства, при этом образованный и начитанный - всё по законам жанра. Он смеётся над всем миром и не имеет ничего святого - чем не герой нашего времени? А разрушающаяся от болезни личность создаёт ореол тайны, что делает его ещё и харизматичным и притягательным для женщин. Ясно в отношении Джонни только одно - он приехал в Лондон чтобы скрыться от преследования со стороны родственников изнасилованной им девушки.
Остальные персонажи так же непонятны как и главный герой. Мотивы их поступков не раскрываются, их прошлое, как и будущее, для зрителя остаются неизвестными. После просмотра персонажи остаются для нас такими же незнакомцами, как человек после непродолжительной беседы. Вот мы почувствовали характер, составили представление, но так толком его и не узнали. Мы встречаем реальность как бы в разрезе, а знать что было до, и будет после, каковы причины и цели всего происходящего нам нет необходимости, да и это разрушило бы всё впечатление.
Странным кажется не только время, но и пространство фильма. Вообще, почему-то создаётся впечатление, будто Джонни и не уходил далеко от дома девушек, будто всё, что с ним происходило, можно увидеть, просто зайдя за угол соседнего дома.
В этом фильме все второстепенные герои - сумасшедшие или психопаты, кто-то в большей степени, кто-то в меньшей. Причём, что удивительно, события, происходящие с более 'безумными' людьми, кажутся наиболее рациональными. Рэднэк-психопат потерял свою подружку в городе, он её ищет и момент их встречи радует ярким выражением эмоций, вполне ожидаемых. Или садист-насильник, представившийся домохозяином: самовлюблённый богач с повреждённой психикой и нездоровыми наклонностями преследует цель удовлетворения своей потребности в физическом и моральном издевательстве над женщинами.
Что же до более-менее нормальных людей, то их деятельность в своей бессмысленности доходит до абсурда. Один охраняет 'пространство', другой расклеивает по ночам афиши и через полчаса сам же их заклеивает (кто будет принимать решение об отмене концерта в три часа ночи?).
Всех персонажей объединяет отчаянное желание любви, тепла. Кто-то стремится её получить извращённым способом, кто-то наивно считает что получил, другой не делает вообще ничего, только стоит в стороне. Все эти переломанные люди цепляются друг за друга, обнажая свою боль перед случайными прохожими.
Цинизм, жестокость, тема секса, красной нитью проходящая через весь фильм, ядовитая ирония, претензии на глубокую философскую подоплеку, абсурдность и гротескность ситуаций и персонажей присутствуют в фильме с избытком. Это - чистейшее воплощение пост-модерна, продукт своей эпохи.
Почему я пишу нейтральную рецензию, несмотря на положительную оценку: на мой взгляд, в этом фильме всё 'слишком'. Может, в 1993 такое кино было свежим, но сейчас, в 2018, подобные герои, диалоги, поведение стало штампом. Эти модели встречается во многих современных книгах, фильмах, сериалах и из-за многократного использования стало банальным и пошлым клише. Это слегка отравило впечатление от фильма, но поставить оценку ниже 8 рука не поднимается, отличный фильм. Спасибо, Майк Ли.
Морозит то ли от утреннего сквозного ветра, то ли от отходов. Новый день каждый раз, как изнасилование в подворотне – неожиданный и болезненный, никогда не приносящий удовольствия, но он будет еще долго напоминать о себе ссадинами и болью в ребрах. Жизнь – как ускользание каждого случая. И откуда растут эти руки, через которые утекли все твои перспективы? Сартр говорит – если тебе скучно в одиночестве, значит ты в дурном обществе. Ницше говорит – выживает сильнейший. Иисус говорит – терпи и зачтется. Джонни молчит.
Если бы жизнь была VHS-кассетой, можно было бы мотать ее в разные стороны, пропуская на быстром темпе неудачи и ставя паузы на победах. Если бы жизнь была паззлом, можно было бы вырвать ненужные куски и складывать снова и снова, воля художника на взгляд – его основное право. Если бы жизнь была бутылкой водки, можно было бы выпить ее залпом и ни о чем не жалеть. Вряд ли в аду бывает похмелье. Все было бы просто. И быстро.
Но жизнь – это те самые моменты изнасилования очередным рассветом, боль в зубах, ставящая табу на улыбку, пустые кредитные карты в следах порошка, выступающие ребра в синяках и парфюм с запахом собственного пота и рвоты. Что скажешь, Джонни? Ты похож на покойника, потому что это модно или ты давно сгнил внутри? Джонни, как подать в полицию на свою собственную жизнь? Джонни, думаешь, если отрицать все, то однажды сможешь избавиться от себя? Джонни молчит.
Мир не существует автономно, потому что существование –связь двух объектов, один из которых отражает второй через себя. Не будет правил, догм и законов, нет никаких истин и фундаментальных величин. Ноль все отразит нолем. «В начале было слово и слово это было «упразднить». Можно считать отрицание побегом, можно считать возвращением. Падение в бездну асоциальных штампов – ты избираешь свой путь, или путь избирает тебя без возможности сопротивления. Грамм под кожу, 40 градусов в глотку. Полюби меня, милая, раз тебе так нужно кого-то любить.
«Naked» то ли «lunch», всплывающий автоматом, то ли напоминание, что полностью голыми мы бываем не так уж и часто. Но делает ли это моменты обнажения отличными? Разве что в морге ты действительно обнажен и чист. И уже ничего не боишься.
А они боятся. Себя и друг друга, того, что кончатся деньги, дозы, сигареты, слова. Боятся увольнений, блеска ножей, боли, смерти, жизни, обязательств и каждого нового дня. И каждый, привыкший существовать в своем маленьком мире, хрупком, как кости без кальция, который вымыл амфетамин, боится каждого нового крошечного изменения и вкрапления извне. Отказаться – значит не нажить новых проблем. Мамочка уже не придет тебе помочь. Боги не слышат твоих позывных. Просто сделай глоток и иди.
Новое утро разрезает склеенные веки скальпелем первых лучей. Позвоночник впивается в доски пола. Сухость во рту и измученный вдох. Ты по-прежнему жив. Сквозняки змеями под рваным пальто, сломанная челюсть с трудом откроется для затяжки. Ничего не искать, чтобы случайно не найти. Не отражаться ни в ком. Если нет цели, любая конечная точка – победа. Не люби меня, милая, я давно уже мертв.
Там, где свобода – петлей вкруг шеи, где сегодня и завтра, как один бесконечный момент, где любовь – капли спермы на мусорных баках, а Дева Мария – официантка в кабаке. Там, где слово твое всем так чуждо, что давно похоронено под языком, а мысли твои – цитаты из украденных книг, смысл которых лишь в том, чтобы чем-то заполнить судорогу этих вечных часов, которым никак не настанет конец. Там, где в животе бабочкой может стать только нож. Но и он подведет. Там остаются они – неприкаянные и закованные в одиночество, распятые в этих вечных часах, не помня дат и дней недели. Остаются не жить, но длиться, занимая себя чем попало в ожидании смерти.
Полюби эту бесконечность ненужных минут, милая, ведь падение в бездну – это тоже полет.
Настоящий шедевр, Майк Ли-превосходный сценарист, диалоги превосходные, совершенно о левых вещах, зато персонажи перебрасываются ими с бешеной скоростью, прям Тарантино и Соркин в одном флаконе, это классический пример британской бытовой драмы, история об одиночестве, несоответствии социальным стандартам, о сексизме, почти каждый мужчина в фильме доставляет боль какой-нибудь женщине, эти мужчины испытывают к ним презрение, при этом зритель наблюдая за этими сценами, уже начинает ненавидеть самих этих мужчин, в этом весь парадокс, наверное лучшая роль Дэвида Тьюлиса, сыгравшего циничного, высокомерного, болтливого, но при этом обаятельного главного героя, эдакий повзрослевший и испортившийся Холден Колфилд, фильм можно пересматривать много раз, хотя бы благодаря атмосфере и вышеупомянутым диалогам
Глубокая атмосферная ночная драма Майка Ли завораживает с первого взгляда, однако держит зрителя на отдалении.
У картины так много чувств, так много резких движений, так много смены ритмов и рваной животной человеческой сущности, что очень неординарно выглядит её такая далёкость от чувств самого наблюдателя. К слову, обнажёнными здесь выглядят именно инстинкты, раз уж этот вопрос вынесен в краеугольную загадку. Любой герой здесь покорствует им и получает результирующие увечья от своего существования. Да и кроме существования они не испытывают ничего.
Всё повествование ленты держится на противоречиях одного персонажа, одновременно притягательного и отталкивающего, живущего на тех самых инстинктах, кажется, понимающего жизнь от корки до корки, но сжигающего страницу за страницу. Он любит жизнь и одновременно ненавидит её, он тянется людям и топчет их в грязи, пытается открыть им глаза, но бьёт прямо по сердцу.
Он одинок среди незнакомого города и людей, он привычно мерзок ко всему, и от этого симпатичен. Ключевой причиной в этом является, безусловно, его искренность и прямолинейность - желание человека получать правду сильнее желания быть обманутым, поэтому любая жестокость вызывает в нём доверие со стороны зрителя. Каким бы не был герой отвратительным, он был честным, и это подкупает на протяжении всего фильма, даже несмотря на то, что он типичный отброс своего времени, с мыслями, но без деятельности.
В сравнении с ним выступает аналог, антигерой, столь же пустой по своей сущности, получающий удовольствие от собственного присутствия, но переживающий только за инстинкты, не рассматривающий иного мира и отталкивающий зрителя.
Неприкрытая демонстрация социальных низов изображается Майком Ли нарочито гипертрофированно, с эмоциональными переигрываниями и чрезмерной художественности ситуаций. Здесь слишком много гротеска для правды, и слишком много правды для одной истории. Театральная постановка мира потерянной части Лондона ассоциируется с адом, в котором герои не только выживают, но ещё и пытаются жить, однако, исключительно существуя. Они попадают туда без поставленных целей и не видят выхода наверх.
Мне кажется, Майк Ли был абсолютно прав в своих идеалах, транслицирующихся поставленной лентой. В фильме нет истории и её структурного материализма, режиссёром прописано поведение героев и их образ мышления. Помещая их в аутентичную обстановку, сцены складываются сами собой и бессмысленные движения становятся оправданными для демонстрации в фильме, но не оправданными в своих корнях. Отсюда и то самое зрительское ощущение, ты видишь грядущий трагизм, понимаешь фундаменты упадка, однако не соотносишь себя с ними. Также, как не можешь соотнести себя с героями - они во многом являются копией, однако копией раскрытой, внутренне чистой, чтобы быть внешне испачканными.
Странное, но искреннее кино. Обаятельно мерзкое, чтобы быть правдой. Как ночные фонари - искусственный свет при полной естественное темноте.
Работать над лентой, повествующей о человеке, который всячески отрицает любое желание другого человека не то чтобы даже себя полюбить, но и хотя минимально приблизиться к себе, всегда трудно. Особенно так, чтобы в конечном итоге получился именно что живой, реальный человек, а не какая-то там бутафория, склёпанная на коленке. И понять такой психотип сложновато, да и, прямо скажем, прояснить для себя - для чего именно так жить, по сути, осознанно загоняя себя в рамки одиночества, притом постоянного, вне зависимости от присутствия или отсутствия других людей.
А ведь тип людей-то абсолютно удивительный - разносторонний кругозор, умение поддержать разговор на любую практически тему, психика, в общем-то, в меру разболтанная, какая-то абсолютно меланхоличная отрешённость как от собственного существования, так и от бытовой жизни и явлений, их окружающих; всё замечательно попросту, но лишь до того момента, пока не окажется рядом человек, испытывающий к ним хоть какие-либо, но искренне позитивные чувства. То есть, к счастью, если просто за подобным человеком бегать кругами и говорить “я люблю тебя”, пожалуй, то вообще ничего не изменит, за исключением того, что в какой-то момент появится чувство острой усталости, а вот искреннее чувство - это практически катализатор, не меньше.
И причина-то, в общем и целом, лежит на поверхности: слишком много раз человеку при наличии его личного доверия и преданности говорили, что он чем-то плох, слишком много раз беспочвенно в чём-либо обвиняли, слишком много раз пытались давить, слишком много манипулировали, слишком много врали, и всего этого было настолько слишком, что оно наросло сверху огромной коркой - нет, не злобы, ярости или чего-то подобного, а банальной усталости. Ну логично же - нет никакого смысла даже раскрываться, пусть и минимально, перед другим человеком, если, в конечном итоге, результат будет ровно тем же, что и всегда. Потому и все рассказанные таким человеком истории касаются так называемых общих мест, начиная от морали и этики, заканчивая - да историей развития технологии ковки. Какая разница - лишь бы не о себе самом.
А если о себе самом никто ничего и не знает - то как же они вообще могут любить-то, это же, получается, они только телесную оболочку воспринимают и набор пустопорожних штампов, никакого отношения к личности и не имеющих; ну вот по такому банальному принципу и выстраивается это “не люби меня, а если, не дай всё, полюбишь и я поверю - я причиню тебе боль и сбегу куда подальше”. От фальши всегда сбегают - от фальшивой заботы, фальшивых переживаний, фальшивой ревности и фальшивой страсти. Это тоже всё более чем логично.
А на контрасте, что совсем уж всё было ясно, тут выведен психотип как раз-таки абсолютно нормального с точки зрения общества субъекта - обеспеченного, холёного эгоцентрика. Только вот, стоит сразу сказать, отчего-то более нормальным он и его спутница вообще никоим образом не выглядят. Зато социальная проблематика в духе “назови сто причин, по которым мужчина может бить женщину без её на то желания” им прекрасно удалось показать.
В конечном итоге, это - лента исключительно о вопросе выбора: оставаться ли честным с самим собой или идти у кого-то на поводу; упиваться ли фальшивыми чувствами или избегать их, зная, что этого не поймут; добиваться самоуважения или же из раза в раз подминаться под существующие стандарты. Да, жестокая работа, бесспорно, но, что уж тут говорить, она и рассказывает о жестокости, только лишь прикрываемой всеми этими догматами всепрощающего добра.
Первые минуты знакомства с «Обнажённой» приводят к убеждению: воздух кинематографического мира Майка Ли отравлен. Здесь норма скромно ютится на краю вселенной, размеренная жизнь обычных людей вынесена за скобки, а позиции патологии прочны, фактически незыблемы.
«Naked» - зарисовки из жизни сходящего с ума англичанина. Большую часть экранного времени главный герой занимается тем, что ищет общения с немного странными людьми. Со стороны это выглядит как социальный эксперимент, вышедший из под контроля исследователя. Наблюдать за чудаками - особая форма удовольствия. Бесцеремонно пытать их болтовнёй, не пряча своё любопытство за фальшивую учтивость, наслаждение грязное, запретное и, пожалуй, опасное по своей природе. И дело не в том, что вас могут ударить за ваш длинный язык, нет, просто проникаться их жизнью вредно - всё равно что сидеть рядом с заядлым курильщиком. Можно, к примеру, навязать своё знакомство скромной забитой девушке. Прогуляться с ней, напроситься в дом. Причудливая форма общения окажет на девушку гипнотический эффект. Вот вы уже в квартире, идёте принимать душ, так как не мылись неделю, а она предлагает вам бобов. Медленно у неё начинает зарождаться в голове мысль: «Как так, чёрт побери, вообще могло получиться?» И ради чего затевалось? Странный гость периодически хамит, смотрит как-то свысока, но, кажется, не собирается делать ничего плохого... И тут необъяснимые слёзы, истерика! Девушка несчастна, жалеет себя, теряет чувство комфорта. Гонит бродягу прочь, а тот обрушивается с проклятьями, хоть и уходит. Это фильм о потере чувства реальности. Норма - это что-то такое зыбкое, неустойчивое. Вроде, минуту назад ты был уверен в своём понимании сути вещей, но тут шаблоны рвутся, эмоции блокируют рацио и ты действуешь на автопиолоте.
Джонни ходит по тонкому льду. Вопросы, бесконечные придурошные вопросы, нежелание и неумение вести нормальный диалог - это ничто иное как сознательное заигрывание с введением себя в состояние безумия. Сумасшествие уже рядом - только оно берёт тебя за руку и ты сразу теряешь контроль. Симуляция припадка может закончиться припадком настоящим. Один неосторожный шаг и из мира пограничных состояний рискуешь провалится в пучину безумия. Широкий кругозор и остроумие не являются гарантом стремления к самосовершенствованию. Утрата веры в человечество сливается воедино с утратой верой в себя. Поступать правильно, придерживаться общепринятых норм, сдерживать свои животные порывы... Зачем всё это нужно? Чтобы вписаться в стройный ряд нормальных людей? Эти вопросы главный герой, должно быть, задал себе задолго до начала той череды событий, которые освещены в фильме. Если в жизни человека наступает такой день, когда он теряет уверенность в том, что саморазрушение есть нечто абсурдное, то к каким последствиям это может привести? Эй, док, прогноз ведь не утешительный, да?
Всем привет, с вами Майк Ли. Сегодня я расскажу вам о своем очередном 'шедевре'. Короче, мой главный герой такой типичный социофоб-мизантроп, остановившейся в развитии на уровне 17-летнего. Он такой ходит по темному злачному городу, который весь кишит бандитами, наркоманами и прочим мусором, который упал на дно жизни. И он такой ходит и пафосно рассуждает о бытие, наркотиках, о людях и так далее. И вообще он такой плюет на религию, на мир, на каждого встречного. И вообще он такой считает себя Иисусом в своей Палестине (Англии), только с той разницей, что он не помогает людям, а рассказывает им очевидные истины, чем тешит своё бесконечно огромное чувство собственной важности.
И он такой одинокий странник и мамин философ. Он герой своего времени, который обнажает социальные пороки, он такой крутой, потому что ему плевать и он просто берет и говорит всю правду в лицо, ведь он уже познал жизнь, живя как бомж среди бомжей.
И он шляется по городу, потому что ничего кроме как шляться по городу и толкать псевдо-философские мысли он не умеет. Но зато он крутой чувак.
Ну я вставил там драматическую линию, ну так для заполнения пустоты фильма, девушек там добавил и немного любви, но мой главный герой всё равно всем разбивает сердце и оскорбляет всех подряд, ведь он самый классный в этом фильме.
Короче всем смотреть советую, если вам шестнадцать лет и вы хотите быть таким же крутым мизантропом и щеголять всем своими знаниями.
Как вы относитесь к ненормативной лексике? Я с опаской. Ну, потому что мат (русский - особенно) - это необычайной мощности средство психологического воздействия, а с оружием следует обращаться осторожно. Давно и не мной замечено, что определенное сочетание звуков, произнесенное при случайном ударе молотком по пальцу, оказывает мгновенный и мощный терапевтический эффект. Значит и лекарство в некоторых случаях. А лекарственные препараты только тогда оказывают помощь, когда принимаешь дозированно. Передоз убить может.
Я не знаю, как звучат 'Обнаженные' Майка Ли в оригинале, не смогла бы оценить, даже очень захоти. Английский с голоса, да еще такой скорострельный, так изысканно сочетающий грубый мат с экзистенциальными вывертами, с эзотерикой, с глобальными прозрениями, с проблесками щемящей нежности и снова в затейливую грубость брани - нет, такого оценить не могла бы. Но русский двухголосый (ах, не предлагайте, мы избалованы дубляжом), так вот - русский вариант фильма дает возможность оценить и приобщиться.
Честное слово, это потрясает. Они выпаливают свои тирады на пулеметной скорости, не останавливаясь, кажется, даже для того, чтобы набрать воздуха и диалоги совершенно потрясающие. Вот легкий флирт с мгновенным уколом оскорбления, тут же нивелирующегося лаской. Вот разговор о катренах Нострадамуса и о бренности всего в мире. И все матом, девочки.
Вот попытка соотнести собственную систему ценностей с системой ценностей случайного знакомого, демонстрирующего наличие мозгов. А вот помощь другому случайному знакомому (на сей раз с определенностью можно утверждать наличие одной извилины, которую даже не нужно спрямлять хирургическим путем) в поиске потерянной им девушки. И все изощренным матом.
Как он это делает? Почему на такого гада: некрасивого, небогатого, незнаменитого - почему так интересно смотреть? Нет, не смотреть, слушать (смотреть мне на него большей частью противно). В чем секрет его притягательности для женщин разных социальных, возрастных, интеллектуальных групп? Ну, может в том самом, в виртуозном владении словом? Или все-таки секс? Ах да, там же еще нечеловеческая какая-то сексуальность имеет место быть. С элементами грубости, приводящими на память недоброй памяти маркиза.
Как по мне, все-таки в словах. Женщины любят ушами. И с этим фильмом понятно стало, почему Майк Ли считается непревзойденным мастером диалогов.
“Я пишу до сих пор только о князьях, графах, министрах, сенаторах и их детях и боюсь, что и вперед не будет других лиц в моей истории. Может быть, это нехорошо и не нравится публике; может быть, для нее интереснее и поучительнее история мужиков, купцов, семинаристов, но, со всем моим желанием иметь как можно больше читателей, я не могу угодить такому вкусу, по многим причинам (...)
Во-вторых, потому, что жизнь купцов, кучеров, семинаристов, каторжников и мужиков для меня представляется однообразною и скучною, и все действия этих людей мне представляются вытекающими, большей частью, из одних и тех же пружин: зависти к более счастливым сословиям, корыстолюбия и материальных страстей. (...)
В-четвертых, потому, что жизнь этих людей некрасива.
В-пятых, потому, что я никогда не мог понять, что думает будочник, стоя у будки, что думает и чувствует лавочник, зазывая купить помочи и галстуки (...) Я так же не могу понять этого, как и не могу понять того, что думает корова, когда ее доят, и что думает лошадь, когда везет бочку.”
До знакомства с “Обнажённой”, я не понимал, как много правды и как мало снобизма в словах классика. И хочу сказать спасибо режиссёру Майку Ли за то, что открыл мне глаза. Но только за это. В остальном, его творение, как бы не превозносили её критики, и сколько бы премий оно не получило, грусть-тоска-и-вырви-глаз, что называется, как бы мне это развидеть.
Первый час фильма, главный герой по имени Джони бесцельно курсирует с места на место, совокупляется на скорую руку, угрюмо смотрит по сторонам и без причины прикапывается к знакомым и незнакомым. “Ок! Это Артхаус, сюжет здесь не главное, главное - атмосфера, переживания героев, художественная ценность, наконец! Посмотрим, что будет дальше!” - успокаивал я себя. А дальше - больше.
Талантливому английскому актёру Дэвиду Тьюлису, играющему Джони, по-своему обаятельного, непосредственного пройдоху, играть настолько нечего, что на месте Тьюлиса легко можно представить соседа Серёгу, пьющего всё, что горит и имеющего всё, что шевелится. Они с Джони, по сути, коллеги. Джони специализируется на быстром “перепихоне” с малознакомыми самками и псевдо интеллектуальном “грузе” любого, кто готов греть уши. И его “перепих” - ни разу не секс на грани изнасилования, который снится женщинам всех возрастов и материальных положений, и за который автор пытается нам его выдать, судя по тому, как он смакует детали происходящих случек. А дешевая филосовия Джони, покажется интересной разве что армии любителей поп-психологии и теорий заговора. В общем, Джони - это такой толстовский семинарист из семьи булочника и происходящее с ним на экране - это вторичная скучнямба. От которой похоже тянет в сон и самого Джони.
Подстать главному герою и его окружение из хорошо поюзанных дамы глубоко за тридцать, агрессивных алкашей и их антисантираных спутниц, закомплексованных охранники, мнящих себя венцом духовности и прочего отборного английского сброда из завсегдатай пабов и футбольной галёрки. Смотреть на них всё равно, что ковырять палкой в навозной куче, опять-таки привет Льву Николаевичу.
У героев Горьковской “На дне” были планы и желания, позиция и мнение, у героев Майкла Ли беспробудная апатия бирюлёвского наркопритона без намёка на саморефлексию.
У меня, как у зрителя, ни сочувствия, ни отвращения, ни желания понять ни автора, ни героев не возникает, потому что понимать нечего, и никуда не деться от ощущения, что просто смотреть на небо было бы интересней, чем наблюдать за этой одой маргинальности.
Только и остаётся, что говорить о нетривиальном, холодном, ти’нистом визуальном решении картины, о камере, которая как бы живёт вместе с героем, о локациях, которые, кажется, вообще не проходили никакой предсъёмочной подготовки и поэтому особенно естественно окунающих зрителя на дно андеграунда made in England.
