Две женщины, одна из которых ныне монахиня, будучи жертвами теракта на Дубровке, решают на очередную годовщину штурма собрать в том же месте тех, кто испытал эту трагедию... Однако вынуждены арендовать зал под конференцию, потому что ни вечер памяти, ни поминальная служба в прейскуранте центра не значатся...
Иван Твердовский очень... злой режиссёр, крайне немилосердный к своим героям, тем круче его 'доброта', что фильм основан не только на общей истории Норд-Оста, но и конкретно трёх женщин, которые сумели (или нашли в себе слабость) сбежать. Нужна большая смелость, чтобы просто взяться за тему рефлексии трагедии, а уж подать ее столь бескомпромиссно - то ли высшая честность, то ли низкий цинизм. Чего больше в этом фильме, разобраться невозможно. Но боюсь, что он говорит то ли о неспособности к рефлексии практически всех и каждого в истории теракта, то ли о формализации этих переживаний, то ли о загоне проблемы так глубоко внутрь, что ни о власти, ни о терроризме пережившие драму люди не думают, предпочитая третий путь внутреннего неразрешимого до степени фарса конфликта. Дисконнект и убегание от решения. Попутно и церкви досталось - искупление греха через нее не выглядит ни действенным, ни искренним... Грустно.
Последний фильм Ивана И. Твердовского примечателен тем, что автор избавляется от излюбленной манеры съёмки ручной камеры, которая была интересна использована лишь в 'Классе коррекции' (в этом видится отрицательное влияние датской 'Догмы'). В 'Конференции' режиссёр приходит к абсолютному минимализму, который не имеет ничего общего с традициями великих режиссёров прошлого, приверженцев этого стиля, таких как Андрей Тарковский, Ясудзиро Одзу, Робер Брессон, Карл Теодор Дрейер.
Стиль Твердовского вымучен, мертворожденный, не соответствует выбранному материалу (пожалуй, ему стоило бы вспомнить опыт раннего документального творчества). Фильм безумно затянут, содержит лишние сцены, достойные корзины (как, например, первая изматывающая сцена уборки пылесосом после представления в театре, снятая статичным кадром).
Но есть несколько живых эпизодов: общение Натальи (монахини, собирающей выживших заложников теракта на Дубровке каждый год в траурный день) с парализованным братом, потерявшим возможность членораздельно говорить, или выступление мужчины в зале, описывающего первые моменты действий террористов, когда зрители восприняли их выходку в качестве шутки. Иные эпизоды кажутся довольно грубыми, неумелыми, как будто режиссёр даже не знает, как развести мизансцену, в общем, не предпринимает усилий, чтобы заинтересовать зрителя.
Конфликт между Натальей и её дочерью Галей долго не проясняется, из-за чего настраиваешься негативно против этой неадекватной молодой женщины, испытывающей ненависть к своей матери. Складывается впечатление, что Твердовский не знает про законы драматургии, намеренно плетёт несвязную цепь событий, не желая подвергнуть события 18-летней давности конструктивному анализу.
Размышления героев сводятся лишь к порицанию плохих террористов, которые посмели подвергнуть их жизни опасности, но ни слова не говорится о методах эвакуации усыплённых газом людей, приведших к смерти, по крайней мере, 130 человек. Критика власти, фрондёрски наличествовавшая в 'Подбросах', была бы здезь более оправданной.
Твердовский же замыслил сделать социально-психологическое кино о попытках справиться с посттравматическим синдромом, но не справляется с этим. Почему нельзя обратиться к лучшим образцам такого кино, как, например, 'Белоруссий вокзал' Андрея Смирнова. Или же снять кино наподобие '12 разгневанных мужчин' Сидни Люмета - отличный образец кинематографа о людях, дискутирующих в замкнутом пространстве.
Только к финалу автор, словно вспомнив о сверхзадаче, раскрывает истинную суть конфликта, которую тяжело раскрыть без спойлеров. Совершение предательства не проходит для человека бесследно. Главная героиня, позиционирующая себя святой, хранительницей памяти тех страшных дней, сама испытывает чувство раскаяния, но не может в этом признаться, поэтому заставляет собравшихся людей бередить душу ради собственного успокоения. Наталья не может попросить у дочери прощения, и когда совершается очередное несчастье, вновь предаёт семью демонстративным побегом.
Блестящий диалог Натальи и подруги (её также сильно, как и в 'Классе коррекции' сыграла Ольга Лапшина) показывает бессовестность главной героини, которую убить мало. И плачь на могиле своего сына - меньшее, что стоит сделать не только ей, но и всему народу, расплачивающемуся за однажды проявленное доверие популисту, захватившему власть и не пожелавшему проявить ответственность при спасении людей, оказавшихся в тот злополучный день на представлении мюзикла 'Норд-Ост'.
Фильм Ивана И. Твердовского «Конференция» поражает с первых кадров: некая женщина долго пылесосит зал, этот же ритуал и завершит фильм, она будто стирает следы памяти, которые всю картину главная героиня пыталась разбудить в других. Это следы страшного теракта на Дубровке, о котором принято не вспоминать, как и о других травматичных событиях прошлого, например, о расстрелах на Бутовском полигоне. Либералы скажут, что это фильм об обобщенных преступлениях страны против ее граждан, но и сама страна страдает от террора внешнего и внутреннего. Террористы – служители зла, а заложники – марионетки в их руках, все на Дубровке ждали, когда же будет штурм, которых их освободит, но не всем дано спастись.
Фильм Твердовского – о вечном противостоянии добра и зла, проявляющемся на разных уровнях. Все мы – заложники в этом мире, заложники своих недостатков, не готовые им противостоять, лишь немногие из заложников на Дубровке, если следовать свидетельствам очевидцев, смогли что-то сделать (молиться, протестовать), для этого нужно большое мужество и внутренняя сила, источник которой не здесь. Конечно, с такими людьми, подвижниками добра террористы расправляются страшно, но тем больше их подвиг в веках. «Конференция» - фильм о памяти, он – не только о Дубровке, но и о всех жертвах индивидуального, государственного и духовного террора, который ведут силы зла против человечества.
Страшно жить в постоянной осаде, но еще страшнее не помнить то, что перетерпели люди во имя добра. Режиссер не случайно сделал героиней фильма монахиню, которую ненавидит ее дочь. Подлинно «враги человеку – домашние его». Как бы не мучился Лот в Содоме, он не вышел оттуда, пока не пришло время. Потому главная героиня картины вынуждена вернуться в мир, чтобы закончить свои дела – прежде всего дело памяти. «Иди в пустыню и найдешь покой душе твоей», но где эта пустыня, если везде Содом? Это раньше, когда были живы подвижники благочестия, были оазисы сопротивления злу, а теперь мы все – либо заложники, либо вспоминающие, но тоже своего рода заложники своих воспоминаний.
Некто сказал, что для победившего чувственность остается сражаться лишь с воображением и памятью. Героиня Павленковой этого, к сожалению, не понимает. Ведь память о жертвах зла, вечная память не нуждается в рассказывании историй, надо учиться забывать зло, которое люди сделали нам и помнить сделанное ими добро. Но как научиться отличать зло от добра? Для этого нужна большая духовная работа, ее никто не сделает за нас. История уже прокляла убийц и палачей и возвеличила их жертв. И так будет всегда. Вечная память всем убиенным и пострадавшим во время теракта на Дубровке и всем замученным за правду. Вечная анафема их убийцам.
Фильмы-памятники почти всегда беспроигрышны. Они практически всегда получают среднюю или высокую отметку, их сделать чуть легче других художественных фильмов. Вам всего лишь надо добавить несколько кинематографических приёмов, украсить их образностью - и готово, у Вас на руках неплохая картина.
«Конференция» - как раз такой фильм. Больше всего в ней страдает начало. Сцены то слишком долгие, где тебе понятен весь замысел и уже хочется увидеть, что же будет дальше, то слишком короткие, то они передержаны, то они лишены какой-либо динамики, то они не получают должного внимания и развития. Не покидало ощущение неопытности режиссёра.
В основной части фильма задумки и образы, в него вложенные, начинают становиться всё лучше и лучше, но нельзя забывать и о самом рассказе людей. Иногда хватает и обычного рассказа, чтобы задеть эмпатию зрителя, так получилось у «Босоногого Гэна». Как раз сами воспоминания и рассказ в фильме прихрамывает. Его тоже можно было сделать лучше, благо, приёмы есть.
И в конце, когда Твердовский знакомит зрителя с главным замыслом фильма, всё встаёт на свои места. И образ матушки как воплощения памяти, прошлого, образ её подруги как будущего и их неразлучности, образ ребёнка, воплощения будущих поколений, образ дочери. Всё это выполнено на высшем уровне. А чего только стоят вопросы о природе страха после таких событий, природе страха в прошлом и из прошлого, вопрос о том, должны ли мы помнить такие события, а если должны забыть, то почему.
По итогу, фильм мог быть намного лучше, чем он получился. Склоняюсь видеть причину этой неудачи в неопытности режиссёра. Рецензия отрицательная, но с крайне положительной тенденцией и перспективой.
В октябре 2002 года, в Москве, на Дубровке произошёл теракт, унёсший сотни жизней. Те, кому удалось спастись, остались один на один со страшными воспоминаниями. После многолетнего затворничества в монастыре Наталья собирает жертв трагедии, чтобы провести вечер памяти. Они встречаются в зале Театрального центра, где семнадцать лет назад потрясающий воображение мюзикл «Норд Ост» обернулся настоящим кошмаром. Для Натальи становится делом принципа реконструировать события трёх октябрьских дней, когда она совершила роковую ошибку, перечеркнувшую всю ею дальнейшую жизнь.
Вообще, надо отметить, что жёсткое, бескомпромиссное, «неудобное» кино Ивана И. Твердовского сегодня выполняет особую миссию – находит на теле общества самые критические воспаления и изо всей силы давит на них. Борьба за право быть собой, принятие себя – с разной тональностью, но одинаково пронзительно эти мотивы звучат в его довольно сложной и многослойной «Зоологии», в запредельно реалистичном «Классе коррекции».
В «Конференции» режиссёр продолжает искать свой почерк и это ему не мешает задумываться о вопросах, которые, образно говоря, выпадают из ежедневной повестки. Пережить теракт на Дубровке, но при этом всё равно остаться вечным заложником – своих страхов, своего прошлого, неизжитых обид. Углубляясь в такие темы, Твердовский не забывает о главном – не щадить своего зрителя. Однако это уже не удары наотмашь, которые были характерны для его предыдущих работ.
В «Конференции» мы наблюдаем что-то вроде психологического террора, почти немого, идущего в сторону эдакой «визуальной пыточной». Немыслимо затянутый общий план, которым начинается фильм – уборщица пылесосит зал – уже практически сразу говорит о том, что режиссёр церемониться со зрителем не будет. Полудокументальное повествование, минимум диалогов, намеренно неидеальные (и этим особенно притягательные) крупные планы – представить какой-либо другой киноязык, когда речь идёт о жертвах страшной трагедии, вряд ли получится. По крайней мере, в системе координат Твердовского, об этом нельзя говорить иначе и почти с самого начала фильма ты соглашаешься на эти правила игры.
Чувствуется, что режиссёру недостаточно просто выйти за рамки, казалось бы, устоявшегося фестивального жанра. В своём исследовании он идёт дальше и берёт не просто истории участников событий, а сажает в кадр реальных бывших заложников. Артисты Филипп Авдеев и Роман Шмаков сыграли практически самих себя, чуть ли не впервые рассказав о том, что им пришлось пережить в те октябрьские дни.
На этом фоне актёрская работа Натальи Павленоковой (которую Твердовский снял во всех своих заметных картинах) позволяет излишне документальной «Конференции» оставаться всё-таки художественным фильмом. Страшным, беспощадным, наглядно показывающим, что для жертв этой трагедии время остановилось. Они навсегда остались там, в октябре 2002-го. Непрощённые кем-то, не простившие кого-то. В первую очередь – себя.
Что ужаснее – потерять своих близких или позволить собственным страхам разъесть свою жизнь до основания? Жестокий вопрос, на который больно искать ответ. Твердовский, как и любой тонкий художник, направляет его в толпу, а затем устраняется, говоря: «А теперь вам с этим жить». Вероятно, благодаря такой честности, фестивальная судьба картины не ограничится только «Лучшим сценарием» на «Кинотавре». «Конференция» вошла в лонг-лист «Золотого глобуса». А там глядишь, наши «львы» и «орлы» подоспеют. А «куропатки» – это для другой категории зрителей. О ней Твердовский уж точно не думал, снимая этот фильм.
Театр, мюзикл и вдруг выстрелы. Зрители сначала не понимают — часть ли это представления: артисты пока танцуют, а музыка играет. С 23 по 26 октября террористы будут держать заложников, пока не пустят газ.
Иван Твердовский на фестивале 'Послания к человеку ' сказал, что эта тема для него очень близка, он из театральной семьи и знаком с актерами, занятыми в 'Норд-осте.'
Фильм начинается со статичных планов. Две женщины (одна – монахиня) пытаются забронировать зал того самого театра на 26 октября (17 лет с момента трагедии), администратор (маленькая, но эффектная роль Яна Цапника) отказывает (нет свободных дней), но после соглашается выделить несколько часов во второй половине дня на мероприятие, которое по госту назвать 'Вечером памяти' нельзя, пишите 'Конференция'.
Фильм снят за 23 дня, без господдержки, хотя именно таким и должно быть русское кино. Честным, немного абсурдным, без провокаций (не доросло еще до провокаций).
Для того, чтобы передать пережитый ужас, Твердовский использовал монологи (экранное время с порога заявило о линейности), а монологи - скользкая дорожка. Когда художник описывает травму, он без особого труда может перегнуть палку, манипулируя жёсткими деталями.
Монологи 'Конференции' вынуждены искать баланс между искренностью и отстраненностью. Они обрамляют действие, дополняют его, а не душат. Большим успехом становится операторское решение. Оно помогает сосредоточится на том, как говорят актеры о трагедии.
'Конференция' получилась лаконичной, но вместительной. Маленький человек создан с любовью, но русская горечь заменила Бога. В конце концов, сколько можно бежать от самих себя? Это бег в известном протоптанном направлении. Чем дальше бежишь от себя, тем сильнее сам себя замыкаешь в капкан из себя самого.
Если бы оценка фильма зависела лишь от режиссерской работы, то она должна была бы быть несомненно выше. Иван Твердовский показал себя весьма уверенным постановщиком, который не смущается больших тем и готов работать даже на минимальном бюджете, умело подбирая актеров, декорации и места для съемок. В 'Конференции' он условно подал заявку на создание нечто большего и более внимательное отношение общественности к своим работам.
Приятно, что этот мастер знаком с историей кино. Нельзя не оценить как ловко и умело он использовал в картине цитаты на 'Разгневанных мужчин' Люмета и 'Нюрнбергский процесс' Крамера.
Кстати, нужно еще отметить Твердовского и за то, что не стал он уходить в неприятные подробности - показывая преступления, а выделил на первое место воспоминания.
Оттенок второй: 'фестивальность'
Ясное дело, что вялый темп и отсутствие динамики, 'антониониевские' поиски в беспечном созерцании - тоже следствие режиссерского 'гейм-плана'. Но, что поделать, если у нас такие правила игры. Так принято - коль снимаешь кино авторское, с претензиями на поездки по фестивалям, то обычно принимают за эталон повествовательный стиль Звягинцева. Но не для всех фильмов подобные решения хороши.
Фильм 'Конференция', как мне кажется, должен был быть живым, наполненным эмоциями и динамикой. И в некоторых моментах все срабатывало. Так, достойно выглядел разговор людей в полупустом культурном центре, яркой получилась и сцена 'квартирного' скандала между родственниками. Но это лишь частности. Увы, но фильм, несмотря на скромный хронометраж не проносится на одном дыхании, увлекая зрителя в споры, диалоги или размышления. Нет, не так. 'Конференция' выдержана отстраненно от зрителя, будто создатели опасались сделать нечто простое, увлекающее за собой.
Оттенок третий: смысл
Не скрою, именно в смысловой части лента, на мой вкус, проигрывает. Перед нами очень непростая тема, оголенный нерв. Речь идет о событиях, свидетелями которых были практически все читатели кинопоиска.
Думаю, что можно было бы сделать бережнее... Все эти вызовы полиции, отключения света и скандалы... Полагаю, что за всем этим потерялось нечто куда более важное.
Без сомнения, все эти неровности и нервности, которые метко высвечиваются Твердовским, значительны. В той или иной степени, конечно все показанное нам могло бы быть. Но... нам предлагается взглянуть на все происходящее снисходительно, понимая сложности ситуации и напряжение с которым все справляются.
Однако правилен ли такой взгляд? Нуждаются ли персонажи в каком-либо снисхождении? Не думаю, ибо в таком подходе теряется трогательность.
Концентрируясь на фактах мы теряем содержание, нравственную трансформацию героев. Неспроста средние планы в этом фильме превалируют над 'портретами'.
В России сегодняшнего дня у народных масс к трагедиям вообще отношение неоднозначное. Из-за свойств загадочной русской души мы всё очень быстро забываем. А помнить надо. «Конференция» Ивана Твердовского, трудно в это поверить, является первым художественным фильмом посвященный одному из самым трагичных современных событий в России – захвату заложников на мюзикле «Норд-Ост». При этом речь идёт не о каком-то процедурном воплощении событий, хронологии или чем-то прямолинейном. Твердовский хочет взглянуть на те события с позиции сегодняшнего дня, как мы, современные россияне, к ним относимся и какие события извлекли. Конечно, теракт на Дубровке является скорее предлогом для исследования более общих тем, в том числе и страха, в котором перманентно находится наш с вами социум, и тем не менее, факт остается фактом: лента Твердовского является первым фильмом на эту тему и довольно тонким – в проекте не затрагиваются какие-либо провокационные или политические мотивы.
Твердовский пытается переосмыслить или просто, в конце концов, сформулировать нашу с вами вышеописанную черту. Российское общество предпочитает трагедии забыть, откреститься от них и через некоторое время память о них выливается или в фарс, или выглядит неуместно. По сюжету 17 лет спустя после «Норд-Оста» в Москву возвращается монахиня Наталья, всё это время бывшая в монастыре и служащая Богу. Она хочет устроить вечер памяти в том самом театральном центре. Но это, как, собственно, существование самой картины «Конференция», можно назвать лишь поводом: в Москве у монахини есть дочь и парализованный от инсульта муж, которые также были заложниками во время теракта.
Вероятно, сам факт появления фильма о тех печальных событиях показывает, что события 2002-го мы боимся до сих пор. Хотя бы потому, что один из сценарных ходов можно очень легко представить в современной России: экранный директор театрального центра не может дать разрешения провести вечер памяти, а только конференцию, что отражено в название. Почему? Вроде прямого запрета нет, более того, сценарий «Конференции» вообще не хочет касаться каких-либо общественно-политических сентенций с исконным вопросом «кто виноват?», но в глазах и жестах директора читается знакомое всем выражение: «Ну, Вы же понимаете…». На саму «конференцию» приходит мало людей, так что приходится сажать надувных манекенов, потому что… ну, Вы же понимаете. А в конце ещё и наглый охранник придёт и раздраженно попросит всех удалиться, потому что… ну, Вы же понимаете.
При этом «Конференция» сильна киноязыком. Символизм в работе Твердовского кричит отовсюду. Статичная камера позволяет добиться эффекта псевдокументальной хроники. Некоторые элементы добавлены нарочито: вроде блокировки дверей, долгого скатывания тележки (с весьма дискомфортным звуком); истории, которые рассказывают герои, являются рассказами очевидцев, да сами черные монашеские одеяния главной героини заставляют вспомнить плащи шахидок и подсознательно вызывают тревогу у современных россиян.
«Конференция» оказалась достаточно важной картиной для российского кино: это первая, но пока ещё не очень умелая попытка выйти на диалог со зрителем на темы по разным причинам табуированные. Иван Твердовский ставит «Конференцией» важные вопросы, однако различные, ставшие, наверное, каноническими у современных авторов, приемы вроде парализованного деда, дочки-алкоголички и определенной доли «чернухи», немного портят общее впечатление. «Конференция» прежде всего показывает, что не надо бояться говорить во времена, когда предпочитают молчать. Зал театрального центра на Дубровке в интерпретации Твердовского оказывается Чистилищем, причем, наверное, для всего современного российского общества. Ну, вы же понимаете. Или нет?
Молодой режиссер и сценарист Иван И. Твердовский для многих почти наверняка будет вписываться в рамки постановщиков, по версии г-на Кеосаяна, снимающих «о каких-то страдальческих метаниях на фоне скелета кита». Думающая же часть аудитории, в частности та, которая видела хотя бы его «Класс коррекции», понимает, насколько наше современное общество нуждается в таких вот ментальных пощечинах, дабы привести сознание в чувство. И если подобных приемов оказывается недостаточно, Твердовский переходит к более трагичным и глобальным темам, предлагая вместе с ним пройти сеанс мучительной психотерапии в мощной камерной драме «Конференция».
Главная героиня фильма, монахиня Наталья, арендует зал театрального центра на Дубровке, того самого, в котором боевики взяли в заложники актеров и зрителей мюзикла «Норд-Ост» в конце октября 2002 года. Выбрав в качестве обязательного определения мероприятия сухое и бесстрастное слово «конференция», Наталья собирает здесь оставшихся в живых жертв теракта, в число которых входила и она сама. Ведь спустя годы, не найдя утешения в монастырских стенах и полностью утратив связь с обозлившейся на неё по определенным причинам дочерью, Наталья хочет, чтобы травмированные люди проговорили вслух свои истории от начала и до конца, надеясь, что это поможет хоть как-то изжить страх и щемящую боль, оставшиеся где-то глубоко внутри.
То, что фильм Твердовского попадает в цель, становится понятно сразу – в самом деле, кто из людей старше 30 лет может себе честно признаться, что он часто вспоминает те страшные дни, за которыми в начале «нулевых» пристально следила вся страна? И пускай от просмотра не отпугивает пролонгированная, монотонная сцена уборки зрительного зала, в которой пылесос медленно, в течение нескольких минут скользит между черными рядами кресел. Этот своего рода эпиграф используется постановщиком не только, чтобы отсеять «лишних» людей (а «Конференция» - это стопроцентное кино не для всех и любители поплакать над слезовыжимающими историями и счастливыми объятиями в финале могут смело выключить фильм на первых же минутах), но и в качестве своего рода подготовки к грядущим событиям. И когда в помещение зала войдут люди, приготовьтесь не просто наблюдать за героями на экране, а слушать, слышать, чувствовать и переживать.
Кажется, ничего пугающего в кадре не происходит – просто неспешные, зачастую отстраненные воспоминания бывших заложников относительно того, что происходило в черные октябрьские дни 18 лет назад. Но Твердовский бесподобно владеет словом, композицией, лицами, атмосферой и, самое главное, восприятием на подсознательном уровне, чтобы оказать воздействие на аудиторию, готовую (и это самое важное условие для просмотра «Конференции») пройти сеанс этой кинотерапии. И если во время просмотра «Других «Алехандро Аменабара ощущалось, что вас физически окунули в Чистилище, то Твердовский добивается не меньшего эффекта, когда кажется, что живых людей на экране попросту нет. В самом деле, есть что-то неописуемо жуткое в гробовой тишине зрительного зала, нарушаемой лишь спокойными голосами изредка заговаривающих участников мероприятия и фоновым, басовым гулом работающей техники, где кресла заняты надувными манекенами, призванными дополнять картину происходящего и заставлять работать воображение на полную катушку.
Хотя никаких террористов в кадре, само собой, не будет, как и малейших политических выпадов, разжиганий ненависти и плясок на костях, этот образ с лихвой оживляет матушка Наталья (фантастическая актерская работа Натальи Павленковой), в своем черном одеянии больше похожей на шахидку и даже в сцене танца перед парализованным мужем под «Ночной разговор» Анны Герман она кажется воплощенной Смертью без косы в руках, явившейся в свой бывший дом, чтобы забрать чью-то жизнь. И пускай женщина хочет найти решение не только для всех присутствующих, но и для самой себя, её посыл ломает четвертую стену, проникая далеко за пределы экрана, призывая наше общество, с каждым годом все больше тяготеющее к эмоциональной холодности и смерти гуманизма, ни в коем случае не забывать о трагедиях, изживать их полностью без остатка, чтобы двигаться дальше, поскольку порой и без всяких терактов мы оказываемся жертвами страха и становимся друг для друга врагами, нечувствительными к чужой боли. А это уже ничем не отличает людей от тех самых надувных манекенов.
Спустя 17 лет после трагических событий теракта на Дубровке, ушедшая в монастырь Наталья внезапно возвращается, чтобы организовать мемориальный вечер. При подписании договора аренды концертного зала надо выбрать цель аренды зала и формальное наименование мероприятия: на выбор даны два-три формальных варианта ('вечер памяти' вписывать нельзя, потому что 'не положено'), одним из которых является 'проведение конференции'.
Рефлексия и реакция сквозь призму художественных произведений на любые трагические события - это вполне нормально и никак не 'пляска на костях' или 'спекуляция' на горе людей и неудобных темах. Нет, конечно, находится место и обратному, но чаще всего авторы вполне отдают себе отчет и в адеквате при переносе случившегося в художественное произведение. Но, как ни странно, почти все громкие и резонансные трагические события в истории современной России негласно упускаются из виду - тот же Беслан, или 'Курск'. Что говорить о захвате заложников в Москве в Театральном центре на Дубровке, где только по официальным данным погибло 130 человек-заложников (а не по официальным 174).
'Конференция' Ивана И. Твердовского, кажется, первый фильм, который открыто и очень громко заговорил о событиях октября 2002-го. При этом Твердовский умудрился деликатно обойти острые углы - в фильме ни разу не упоминается или дается оценка на действия властей и поиска виновных в количестве умерших при спасательной операции, это остается повисшим в воздухе вопросом, на который каждый сам даст себе ответ. Для погружение в атмосферу Твердовский выбирает эффект шоковой терапии, не реконструируя события визуально, а использует вербальные воспоминания 'говорящих голов', происходящих здесь и сейчас. Дополняя эффект погружения и черными одеяниями героини, которая в монашеской рясе до степени смешения похожа на шахидку, и долгими какофоническими сценами, например спуск холодильника или открывающая сцена уборки театрального зала и даже двумя настоящими участниками тех событий - актёров Гоголь-центра Филиппа Авдеева и Романа Шмакова.
На самом деле это очень страшное кино, в котором, кажется, нет ничего страшного, кроме личных трагедий собирательного образа Натальи и воспоминаний нет. Но помимо сквозящего дискомфорта неудобной темы и экстраполяции в сознание - 'а если бы там оказался я', фильм подымает очень важный вопрос - как и каким образом надо осмыслять и, главное, переосмыслять случившееся, которое и не вернуть, и не забыть, но что-то да делать с этим ПТС надо.
Хоть в параллельной независимой секции Венецианского кинофестиваля 'Дни Венеции' (Giornate degli Autori), где прошла премьера, и нет официальных 'раннер-апов' (те вторых и третьих мест) жюри главной награды за режиссуру, присудившее ее 'Китобою' Филиппа Юрьева, отметило, что фильм Ивана И. Твердовского был в тройке претендентов.
