На Кинопоиске появилась медитативная драма Вима Вендерса про немолодого японца, работающего уборщиком общественных туалетов. Это первый за долгие годы художественный фильм немецкого классика, тепло принятый критикой. В Каннах картина получила приз за лучшую мужскую роль и оказалась в финальном оскаровском шорт-листе, представляя Японию. Станислав Зельвенский тоже очарован возвращением 78-летнего Вендерса к корням.
Станислав Зельвенский
Критик Кинопоиска
Каждый день Хираяма (Кодзи Якусе), подтянутый усатый мужчина за 60, просыпается ни свет ни заря, бреется, чистит зубы, поливает саженцы, натягивает спецовку, покупает в автомате холодный кофе, садится в фургончик, ставит аудиокассету и отправляется на работу драить общественные туалеты.
Внимательный зритель может удивиться, почему на рабочем комбинезоне героя красуется крупная английская надпись «The Tokyo Toilet». Это своего рода продакт-плейсмент, отсылающий к корням фильма: изначально японцы выписали Вима Вендерса снимать что-то документально-короткометражное про то, как в токийском муниципалитете Сибуя они сделали редизайн двух десятков уличных уборных, заказав их видным архитекторам. Вендерс так увлекся проектом, что сочинил художественный полный метр — меланхоличную оду способности находить прекрасное в мелочах, восточному стоицизму и, да, невероятно красивым общественным туалетам.
Патологически немногословный главный герой — кто-то вроде монаха-отшельника и одновременно рок-н-ролльная фантазия, трогательно архаичная, о самодостаточном человеке (вероятнее всего, мужчине), который довольствуется малым, зато живет интенсивной духовной жизнью. В советском обществе это был бы неформал, работающий в котельной. Джим Джармуш, американский кузен Вендерса, снял про это фильм «Патерсон». Там, правда, герой женат, зато тоже есть персонаж-японец — вот может быть знатный дабл-фичер для сентиментального дождливого вечера.
Раз за разом мы просыпаемся в одно и то же время (сигнал — звук метлы под окном) рядом с Хираямой, как с метеорологом Филом, и следим за его рутиной. По выходным она немного меняется, но в целом характеризуется завидным постоянством. Хираяма старательно и даже увлеченно орудует тряпками и швабрами. Перекусывает сэндвичем на скамейке в парке, где разглядывает прохожих и фотографирует на старенький Olympus небо в кронах деревьев. Ужинает в забегаловке, где есть телевизор (будни), или в баре, где есть милая хозяйка (уик-энд). Даже черно-белые сны Хираямы — прямое продолжение его отрешенно поэтического бодрствования. Разница между днями состоит лишь в том, что иногда герой читает перед сном Фолкнера, а иногда Патрисию Хайсмит. Иногда ставит в машине Отиса Реддинга, а иногда — Вана Моррисона. Слушает ли он Лу Рида? Не будем убивать эту интригу.
Здесь должно быть «…и вот однажды», но прелесть «Идеальных дней» в том, что это «однажды» если и наступает, то одним пальцем. Чтобы фильм совсем не превратился в видео-арт, с Хироямой происходят какие-то не слишком значительные события. Вот он играет в крестики-нолики с туалетным призраком. Вот его юный балбес-напарник пытается ухаживать за девушкой, и та благодаря нашему герою впервые слышит Патти Смит. Вот на пороге появляется неправдоподобно славная юная племянница, сбежавшая из дома, и они с дядей испытывают острое душевное родство. Вот он по касательной становится свидетелем чужой беды.
Девять из десяти режиссеров придумали бы Хираяме какую-нибудь собственную трагедию, которая подстерегала бы нас в темном углу ближе к финалу: пьяная авария, больной ребенок, на худой конец, ушедшая жена. Когда-то так делал и сам Вендерс (вспомним «Королей дороги» или «Париж, Техас»), но сейчас он уже не видит в этом необходимости. Да, у героя, как и у любого человека, была непростая жизнь, и по разным намекам мы можем строить предположения, что там именно не сложилось, но в конечном счете это не принципиально. Он не столько прячется за ритуалами, сколько находит в них свободу. Не столько бежит от прошлого с помощью тривиальной, невидимой миру работы, сколько искренне, кажется, ценит чистоту. Все, что нужно знать про биографию героя, укладывается в феноменальный двухминутный кадр в самом финале; его не только жалко, но и бесполезно описывать, и, скорее всего, именно он гарантировал Якусе заслуженный актерский приз в Каннах.
Вендерс давно, еще с 1980-х, когда он снимал документальные фильмы про модельера Ямамото и наследие Ясудзиро Озу (с которым тут косвенно раскланивается), приглядывался к Токио и вновь с разбега ныряет в его хмурые пейзажи и величественные автомобильные развязки. Хираяма много времени проводит за баранкой, и в каком-то смысле «Идеальные дни», как и классические работы Вендерса, — роуд-муви, просто роуд-муви в пределах одного города, даже одного района. С особенной настойчивостью во время поездок в кадр лезет токийская телебашня Skytree. Это эффектная штука, одно из самых высоких сооружений на свете, но дело, конечно, не в этом. Как еще жителю Берлина, навсегда очерченного силуэтом Александерплац, без слов признаться в любви другому городу?
Колодец житейской мудрости, который многие попытаются отыскать в «Идеальных днях», не так уж, наверное, бесконечно глубок, но в том, что любовь оттуда можно черпать горстями, сомнений нет.
