Борьба с демоном негативных эмоций пишачем ведется в тех же ракурсах, с которых английский иммигрант Хичкок в 1960-е разоблачал психоз американского гиперконтроля, а уроженец штата Нью-Йорк Карпентер десять лет спустя — хэллоуинское лицемерие обывательских благодетелей. Но жуть и ныне там.
Что случилось в Москве осенью 1993-го? Режиссер не торопится с ответами, хотя явно что-то случилось. Не просто так в одном из эпизодов фильма умение помолчать называют явным признаком ума.
«Хорошая работа» Клер Дени определенно способствовала рефлексии о колониальности и маскулинности, патриархальности и закрытости — обо всем том, что современное общество пытается как-то в себе изжить, а не носить пулей под сердцем.
При всей монументальности фигуры экранной Голды фильм Наттива менее всего похож на стандартный байопик политического лидера. Этим он предсказуемо вызвал раздражение американской прессы — но Миррен, конечно, играет тут не голливудскую историю успеха, а совсем другую, шекспировскую драму.
Мощнейшие эпизоды, балансирующие на грани сентиментальности и катарсиса, Корээда снимает, не думая о реакции публики, а думая только о своих героях.
Ничего страшнее кровавых струек из девичьей ноздри на экране так и не покажут, да и за кадром экзистенциальных бездн вроде бы не разверзается.
«Схватка с дьяволом» на высокой скорости проносится мимо всех открывающихся возможностей, предлагая зрителям лишь сочувственно помахать мифологемам Лас-Вегаса.
Нагнетая градус нервозности и жестокости — в том числе разговорами об охоте и корриде,- Карлота Перида обманывает и тех зрителей, кто судит фильм по обложке. Ни испанской резни бензопилой, ни кровавого мщения в буквальном смысле не будет — хотя ружье, которое чистит отец-мясник перед телевизором, конечно, выстрелит в единственный подобающий для замысла момент.
Показанный на фестивалях в Ситжесе, Турине и Монреале, а теперь выходящий в российский прокат хоррор «На пороге смерти» продолжает славную традицию пугать всем, везде и сразу: бытовым, потусторонним и историческим.
Это прежде всего кино о деятельной рефлексии белого человека, который, презрев все грозящие ему опасности, возвращается в горячую точку, чтобы дотащить свое бремя.
Противостояние Пака и Кима, оказывающихся во всех смыслах по разные стороны баррикад,- дуэль не просто профи с определенным кодексом чести, но людей, ищущих лучшего будущего для страны и мира.
Увы, «Возрожденные» — это screenlife на минималках: режиссер Егор Баранов, ответственный за кинотелесериал «Гоголь», имеющийся потенциал почти никак не использует.
Несмотря на сенсационные достижения в области кинотехники, художественную составляющую сложно назвать современной.
Именно благодаря полифонии голосов, множеству микросюжетов, начинающихся на полуслове и теряющихся за горизонтом, «Земля Алькаррас» не воспринимается плакатно, хотя симпатии Карлы Симон, выросшей в сельской местности, очевидны и во многом справедливы.
Если подходить к «Ампиру V» с точки зрения именно вампирского жанра, то становится очевидно, что пелевинские «телеги» об истинной вампирской сущности имеют под собой внушительную предысторию.
«Тень Караваджо» именно что остается тенью от предмета исследования, ибо безыдейно плывет по волнам существующих о гениальных художниках или скульпторах клише: душа его болела, рубанком или кистью он ее лечил.
«Дитя тьмы» примиряет мистические и психотерапевтические практики: иногда лучший выход — просто отстать от человека. Не ломать его — тут довольно буквально — в угоду чужим представлениям о счастье. Тем более когда цена столь драматически высока.
Кипучая энергия двух молодых людей прокладывает человеческой истории и мысли новые, ранее незамеченные маршруты.
«Артем и Ева» — портрет не поколения, но времени, безвозвратно ушедшего.
«Фишер» дышит совсем иным настроением. Главными героями выступают не добросовестные, сострадающие жертвам и их родственникам следователи — в исполнении Ивана Янковского, Александра Яценко и Александры Бортич, а пузырящаяся материя, сильно похожая на плесень. Ибо плесенью покрылась 1/6 суши.
В новом финале, среди всех этих успешных родов, незакрытых заводов и прочей патоки, ловишь себя на том, что уже давно растекся по креслу с улыбкой во всю варежку, в которую закатываются отчего-то очень вкусные слезы.
Эстлунд не философствует, он развлекается, и в этом главное достоинство если не фильма, то режиссера.
Главный месседж фильма, неоднократно озвученный Эммой Маккей, играющей Эмили Бронте примерно в той же тональности, что и принесшую ей славу Мэйв Уайли из «Полового воспитания»: не бойся быть глупцом, живи.
Салех не просто рассказывает о последствиях выбора, о взаимоотношениях государства и религии, не просто рассуждает о коррупции — он строит лабиринт из вопросов власти и подчинения, из тупиков отчаяния и самооговора, из чужих грехов и собственных ошибок, и все время кажется, что мы вот-вот поймем, во что ввязались.
Упрямство и абсурд все перетрут. Гигантские мухи и старые покрышки начинали с малого и приходили к еще меньшему — что, если французам попробовать взять с них пример? Да и другим людям тоже?
