Сегодня «Ассу» можно, наконец, посмотреть не как фильм-концерт «запрещенных» рок-музыкантов, перемежающийся игровыми вставками разной степени «стебности». А в качестве именно что кинокартины, многослойной и прискорбно не проанализированной именно что с точки зрения ее кинематографических достоинств
Кажется, это кино, которое всерьез намерено противопоставить пронизывающей современный публичный и политический мир тревоге тотальное и счастливое к ней безразличие.
Авангардист и гений, создатель «Обломка империи» искренне хотел смотреть в будущее с оптимизмом, но не мог справиться с тревогой — чувством, весьма характерным для перехода от 1920-х к 1930-м, которое и запечатлелось в его шедевре.
«Зазеркалье» собрано по чужой схеме, но из абсолютно своих кубиков — и это прекрасно. Потому что обычно получается ровно наоборот.
Что ж, Залеру удалось если не закатать в асфальт, то уж точно удивить зрителей. И если его предыдущие постмодернистские опусы скорее иронизировали над типичными обстоятельствами вестерна и тюремного боевика, то «Закатать в асфальт» держится вполне серьезно
«Вот вы обижаете своих детей — а они подрастут и взорвут мир»,- говорит сериал. Но в один из своих умных «моментов» не забывает добавить: «Только знаете что — хватит валить все свои горести на родителей». И с этим не поспоришь — ни с тем, ни с другим.
«Тень» — первый китайский «джалло», как в Италии окрестили триллеры о маньяках — виртуозах холодного оружия. «Джалло» означает «желтый»: жанр, доведенный Ардженто до совершенства, окрестили в честь цвета обложек кровавых бульварных романов. Теперь символику цвета придется переосмыслить.
Хилл довольно тонко чувствует время, но выражается это, к счастью, не только в точности деталей и любовно собранном саундтреке.
Остроумная сатира на эстрадную жизнь вырастает у режиссера в метафору современного мироустройства
«Наркокурьер» — своеобразная автобиография Клинта Иствуда, фарс о творческом методе режиссера и одновременно романтическая драма о его взаимоотношениях с близкими.
Самое ценное — это видеть артистку, которая взяла мир не голосом или драматическим мастерством, а уникальностью своей манеры преподнести себя
«Юморист» — портрет эпохи, написанный мягким круглым почерком. Полеты не во сне и наяву, а в безвоздушном пространстве, в плену у невесомости
Смысл этого гибрида мыльной оперы с триллером заключается в том и только в том, что иранский режиссер снял испанский — или, как ему кажется, испанский — фильм
Кажется, именно игрой на понижение и занят Маккей, рассказывая о Чейни и его роли в американской политике и истории. Вы хотели услышать что-то трагическое в духе Уильяма Шекспира? Нет-нет, все гораздо проще, банальнее и непригляднее. Э
Ведь «франко-французская постановка» — это и есть кино в жанре самолюбования, упоения столь тонкими эмоциями, что они не различимы невооруженным глазом. Оргия нюансов в отсутствие целого. Банальность, возведенная в откровение. Имитация действия, нервные срывы на пустом месте.
«Русский бес» — не про девяностые и даже не про нулевые, которые тоже никак не кончатся,- а про вечную русскую статику и завороженное движение по кругу, от которого не излечат никакие мечты о модернизации.
Возможно, «Воспитательница» — один из самых честных фильмов о творчестве. О том, как привлекателен гений, как ради него можно потерять голову, о том, какими жестокими средствами воспитатели добиваются своего, о том, из какого сора все это растет и как этот сор собрать и красиво разложить.
«Хрусталь» не оказывается плакатным высказыванием о том, что «пора валить». Сценарий Хельги Ландауэр, похожий сразу на все инди-кино на свете, вполне мог превратиться в фильм про ненависть к постсоветскому миру. Но «Хрусталь» спасает от этого прочтения режиссерский взгляд, одновременно близкий и далекий, в деталях воссоздающий на экране навсегда исчезнувший мир.
Весь фильм — существование на границе, столкновение двух противоположных сил, бесконечный рассвет. Или закат.
Если лаконичное, амбивалентное кино Ардженто действительно транслировало зрителю ощущение дурного кошмара немецкого подсознания 70-х, то новая «Суспирия» если что и передает, то чувство режиссерской растерянности как перед жанром, так и перед большой историей, а значит, и современностью.
«Человек идет за солнцем» натыкается на тот же синдром «правды в глазах смотрящего» в кинопрессе. Специалисты неизменно называют ее «первой ласточкой» то одного, то другого направления.
Пожалуй, никто еще не позволял себе обходиться с вестерном так, как Одьяр, не препарирующий жанр, а словно вскрывающий его труп. И то — нельзя десятилетиями подряд болтать о смерти вестерна, о которой притворно сокрушалась мировая общественность, и не накликать явление такого вот режиссера-патологоанатома.
«Три лица» — это песнь во славу женщин, но и предупреждение: нет смысла удерживать их, говорить им, что они должны делать, чем заниматься, о чем думать.
Лихой микс голливудских мифов и одновременно философское эссе о сути современной поп-культуры, блестяще упакованные в увлекательный детектив
Режиссер продолжает благородное дело деромантизации криминального мира — не ордена пусть черных, но рыцарей, а человеческой помойки.
