Доведённый до гротеска страх тридцатилетних перед предсказуемой жизнью в субурбии, «Revolutionary Road» с выкрученными на максимум ручками яркости и насыщенности.
«История Beastie Boys», какой бы утомительной и назидательной она ни стала ко второму часу, — это как раз возможность испытать именно это ощущение присутствия вместе с сотней людей в театральном зале.
Закольцевав фильм кадрами с Эммой, открывающей и закрывающей глаза, де Уайлд усиливает связь между временем и пространством.
Скомканная структура сюжета, невнятные мотивы героев и, главное, непонимание, в каком жанре «работает» это кино — всё это топит проект на корню.
Вне зависимости от своей кинотеатральной судьбы фильм обречён на культ или по крайней мере субкульт.
Пресловутой «заказухой», как любят характеризовать подобные ленты зрители, новый проект Константина Буслова не выглядит. Нет здесь ни напускного патриотизма, ни нарочитого восхваления российского оружия.
Пёс в фильме разжалован до метафоры (у Фанте он был полноценным альтер эго), а экзистенциальная горечь, напротив, возведена в ранг неполиткорректного афронта.
Увы, из задумки сделать женский супергеройский блокбастер на выходе получился… бенефис Марго Робби, практически её сольник.
Творчество Оза Перкинса пока довольно специфическое зрелище, рассчитанное или на тех, кому нравится созерцать магнетические видеоуроки самовлюблённого режиссёра.
Классический мотив (не)предумышленного вуайеризма, от «Окна во двор» Хичкока до «Мы все окажемся в раю» Ива Робера, у Оноре обыгран через абсурдистскую традицию имени Бертрана Блие, которому даже объявлена специальная благодарность в титрах. Вселенная Оноре — театрально-музыкальная — здесь, помимо привычных уже реверансов старому Голливуду (это чуть ли не ремейк «Ужасной правды» Лео Маккэри), полна цитат из национальной культуры.
Если отбросить политику, эстетика английского детектива приятна глазу и сердцу и вбита в сознание, словно ржавый гвоздь в стену лофта.
И вот что тут на поверку происходит: долгожданное новейшее творение Скорсезе выглядит даже не как вчерашнее, а как позавчерашнее кино: Голливуд уже не тот, и в нём, по иронии судьбы, больше нет места подобным фильмам, некогда составлявшим его славу, и неслучайно он нашёл пристанище на «Нетфликсе». И это кино из прошлого сделано таким совершенно осознанно.
Долан никогда не довольствовался словами вроде «любовь», «дружба». Они слишком большие, чтобы укрыть двоих от дождя — как огромный кусок материала, у которого и поры будут большие, и дождь неминуемо протечёт. В каждом конкретном случае это… каждый конкретный случай. Долан ещё больше укрупняет приближение к чувству и к вопросу, как же его проявить, по сравнению с прошлыми фильмами.
Единственной отличительной чертой этого проекта остался посыл «женщины тоже могут».
Истерика уступила место иронии, эмпатии у зрителя Лоуч добивается не искусственно раздутым мизерабилизмом, не poverty-порнухой, а вот этим будничным обменом репликами: «Чё, как дела? Как сажа бела», — и ещё хорошенько сплюнув сквозь испорченные никотином зубы.
Понятнее всего оказывается сравнить фильм Сайфуллаевой с разговором с психотерапевтом, который мягко улыбнётся и тепло скажет: то, что ты время от времени совершаешь странные и непонятные тебе самой поступки, ничего не говорит о тебе.
Отчаянная и смелая, но однобокая и провальная попытка демонстрации кризиса женской сексуальности, которая ещё и унижает образ современной женщины.
Фильм сбит из общих мест, дежурных разговоров, сюжет рассчитан на breakthrough performance, но практически никак ему не способствует.
«Портрет девушки в огне» вроде бы намеренно стремится к предельному лаконизму, как бы полному скромного изящества: Сьямма старательно плетёт кружево высококультурных референсов — от живописи малоизвестного Кристиана Готлиба Кранценштайна до набившего оскомину Вивальди. Увы, лаконизм оборачивается эстетикой телеспектакля, идеи превалируют над формой, благие намерения ведут Сьямма в стилистический ад.
Из скромного, не шекспировского монолога героини мы узнаём, что пока родственники крутятся вокруг умирающей бабушки, она сама мучается невозможностью определить, во-первых, кто она такая, во-вторых, что для неё важнее — Я-личность или Я-часть семьи, Я-субъект жизнедеятельности или Я-субъект культуры.
«Дети моря» — одно из самых запоминающихся анимационных кинопроизведений как минимум этого года.
Отдельно утомляет идеология. Авторы пытаются интересничать и рядиться в одежды проклятых поэтов, делая ставку на обаяние зла. Но от перемены мест слагаемых сумма не меняется: если ХХI веку требуется не супергерой, а истерик, упивающийся детскими травмами в качестве оправдания собственного ничтожества — так и скажите, не подводите под эту хлипкую популистскую надстройку марксистский базис, приправленный MeToo.
Учитывая, что к финалу Феррара устраивает торжественный реверанс «Последнему искушению Христа» Скорсезе, герой Уиллема Дефо, находящийся на кресте, таким метафизическим приёмом закольцовывает кинематографическую реальность.
Этот час пятнадцать мы проживаем в герметичном мирке с героем, проецирующим холодное спокойствие к изменчивым обстоятельствам и эгоцентричный интерес к миру вокруг. А вокруг тут свобода — намерений, поведения, действий — и, что бывает ей свойственно, завораживающая амбивалентность вещей.
Местами в картине прослеживается влияние «румынской новой волны»: камера подвижна, изображение реалистично, восприятие так и норовит влепить штамп «социальное моралите».
