В тот момент, когда наступает время пустить кровь и запустить историю навстречу развязке, у Бека и Вудса отказывают сразу несколько навыков, принципиально важных для постановщика хоррора.
Формально в основе лежит сюжет о первом, самом важном, участке пути к управлению страной, но на деле это, скорее, многофигурное полотно эпических пропорций. Что-то среднее между «Заседанием Государственного совета» и «Коронацией Наполеона».
Проще говоря, не «Любовь», а два с половиной часа плохо отрепетированных вздохов на разнообразных скамейках.
Этот сериал о страшной сказке, которая расползается по миру, как вирус, может стать хорошим средством эскапизма в хмурую осень.
Планету и вправду сегодня штормит, и лучшим лекарством, вероятно, станет прививка эмпатии. Если «Многогранникам» ее сделать получится, то и времени, потраченного на этот сериал, определенно будет не жаль.
И как ни удивительно, сегодня первый «Терминатор», несмотря на устаревшие спецэффекты, смотрится, пожалуй, даже во многом актуальнее второго.
Народное кино в России снимать практически разучились, а «Анора» — это именно оно. Это фильм, на котором полагается сначала долго смеяться, а потом горько плакать.
Однако нехитрая и непопулярная сегодня мысль Филлипса вряд ли утратит актуальность в будущем — призыв одуматься никогда не бывает лишним.
Привлекая и отталкивая зрителя, Леоне ни в коем случае не говорит о притягательности зла. Перед нами виртуозное представление, смеяться на котором приходится почти так же часто, как и кричать от ужаса.
Режиссера вполне устраивает, что у его фильма нет ни какой бы то ни было идеи, ни даже связного сюжета. «Одинокие волки» в итоге благополучно разваливаются на отдельные сценки. Но зато какие это сценки!
Презрительно названный голливудским финал на деле не только ссылается на дебют постановщика «Райское озеро», но и говорит о преждевременной утрате невинности новым поколением, которое предоставлено само себе ввиду беспомощности взрослых.
Фаржа формулирует свой творческий метод в максимально мощном выражении очень простых вещей, и ее вторая картина в этом смысле — своего рода манифест.
«Трасса» — это как если бы из «Твин Пикса» исчезли элементы мистики и романтики маленького горного городка, а осталась только поданная в духе мамлеевщины криминальная составляющая.
Однако на самом деле, постоянно меняя стилистику, сценаристов и прочий инструментарий, Лантимос остается верен своему основному мотиву.
Все линии сравнения неслучайно уходят в более или менее отдаленное прошлое: если «Ворон» в чем-то похож на своего героя, то в том, что тоже напоминает не очень свежего мертвеца, пытающегося скрыть следы разложения примитивным макияжем.
Однако этот перфекционизм необратимо утяжеляет фильм о виде спорта, в котором так важна не просто импровизация, но именно что полет.
То шапито, в которое режиссер превратил подвиг британских головорезов, выглядит более адекватно времени, чем победные реляции на голубом глазу.
Глейзер вовсе выносит любую правду персонажей за скобки, он не банализирует, а рутинизирует людоедское существование Хессов.
«Сказка» принципиально не дает ответов, настаивая на том, что воссоздает пространство прежде всего фантазийное и только потом — метафорическое. Это игра воображения большого русского мыслителя. Пользуясь напрашивающейся формулой, это ложь, но переполненная мириадами намеков — нет, не на текущий момент, а на всю историю человеческой цивилизации.
Вместо штампованной истории успеха «Дурные деньги» предлагают ловко смонтированные в полифоническую хронику скетчи.
Антал умеет мимикрировать в заданных рамках, сохраняя при этом характерную визуальную выразительность. В случае «Заложников» его методы и вовсе с редкой безупречностью совпали с материалом.
Жаль только, что в сочетании с обрамлением фильм этот все равно похож на очень талантливую, многообещающую, дорогую студенческую постановку.
Психоделическое путешествие сержанта Кинли за плечами переводчика Ахмеда выстроено филигранно и временами взрывается точными и остроумными образами.
Мир «Священного паука» это именно что не узел, а паутина, у которой на самом деле нет конкретного центра. Аббаси показывает, что у озвученной с экрана проблемы нет и очевидного решения. Вместо катарсиса, которого жаждут и зритель, и героиня, Аббаси ставит в финале огромный знак вопроса.
Серра дает понять: жуткое сияние несвободы озаряет его кино в не меньшей степени, чем ласковый тихоокеанский свет на закате — и что еще страшнее, кажется, они уже друг от друга неотделимы.
