Балабанов проявил себя здесь не просто талантливым радикальным автором, но художником, сопоставимым с Достоевским по бесстрашию и масштабу мышления.
Никто другой не умеет, как Дэвид Линч, выжать из зрителя все эмоции, не опускаясь до объяснений. Какие шаманы обучили Линча этому искусству, неведомо, — но владел он им с первого фильма.
Первые два «бонда» превосходны, но лишь к третьей серии франшиза по-настоящему расправила свои орлиные крылья, и именно «Голдфингер» оказался формой, в которой семейство Брокколи отливало золото следующие полвека.
«Глубина», прикинувшаяся заурядной трагикомедией о взрослении, — тревожный, нескладный, неудобный и всяко незаурядный фильм из тех, что могут взбесить, но уж точно не забудутся.
Правление жестокого и мудрого императора стало высшей точкой в истории Древнего Китая. Точно так же «Герой» стал пиком карьеры Чжана Имоу — экс-диссидента, первого режиссера своей страны, победившего на иностранном фестивале и номинированного на «Оскар».
Во «Внутренней империи» все обсессии Линча сходятся, чтобы показать, как легко нам удавалось отделаться раньше. Эта головоломка, кажется, не предназначена для того, чтобы складываться. Ее логика не обусловлена ничем, кроме кинематографичности — языка, на котором ее автор разговаривает с миром.
Снятая в жанре лоу-фай сай-фай, эта неброская, местами бескомпромиссно маргинальная картина оказалась едва ли не самым важным фильмом американских нулевых, несмотря на национальность режиссера.
От первых аккордов песни на стихи Рабиндраната Тагора и до финальных титров «Вам и не снилось» — удивительно светлый, рассветный фильм: 70-летний патриарх Студии Горького Илья Фрэз как будто впервые стоит за камерой, и трагический шекспировский сюжет оборачивается у него пасторальной балладой о том, что любовь победит все.
Израильтянин Фольман поступил иначе. Он экранизировал собственные и чужие фобии и сны, кошмары и грезы; анимация стерпит то, что в игровом кино могло бы показаться невыносимым или попросту пошлым. «Вальс с Баширом» — увлекательный сеанс психоанализа.
«ВАЛЛ•И» — нестандартный фильм о любви, практически лишенной гендерных и вообще биологических смыслов; именно поэтому — о любви универсальной, вечной. Рядом с этим меркнет и грозный экологический пафос, и сатирическая линия, высмеивающая цивилизацию развитого консюмеризма. Вместе с тем эта картина еще и эстетический манифест.
Формально начиная там же, где и другие товарищи по британской «новой волне», — то есть с героя, недовольного правилами косных родителей и тупого начальства, — Шлезингер в «Лжеце» отпевает поколение, буквально на пальцах объясняя, что для общественных перемен, может, и есть причины, но нет никаких предпосылок.
Уклоняясь — в полном согласии с названием фильма — от выполнения своих прямых обязанностей, о герое вообще мечтает режиссер, вместо сюжета в обычном понимании этого слова предъявляющий многочисленные обещания сюжетов. Которые косвенным образом сбудутся: Линклейтера «Бездельник» вынесет на гребень поднявшейся «независимой» волны, а Остин впоследствии станет одним из оазисов новомодного мамблкора.
«Алфи» всегда казался скорее изящной безделушкой, нежели большим фильмом, пока на истинную его цену не указал ремейк нулевых с Джудом Лоу в образе смазливого метросексуала.
Качество продукта и правда выше прежнего, 3D здесь выглядит как 3D (а не попытка накинуть цену на билет), но в содержательном плане ничего нового: «Спасибо деду за победу» плюс замаскированное высказывание о тождественности сталинизма и фашизма…
Построенный по принципу альбома с вырезками, который пролистывается под бодрое кантри, то и дело радикально меняющий тон, уместивший и детское дуракаваляние налетчиков, и элегическую последнюю встречу Бонни с родственниками, распахнутые во всю ширь луга и град пуль, в рапиде терзающих тела, «Бонни и Клайд» в одночасье изменил представления Голливуда о том, что и как можно показывать на экране.
У «Путешествия» совершенно пелевинский сюжет, прописанный, как ни странно, в пьесе Сергея Михалкова. И все равно это самый наивный, хрупкий и драгоценный из всех межгалактических рейдов 70-х…
Стиль, прославивший режиссера в следующем десятилетии, впервые был отчетливо сформулирован именно в «Больших надеждах»: уже здесь автор обходился без сценария, постепенно, вместе с актерами разрабатывая характеры, оживляя их от реплики к реплике и выстраивая действие по их логике.
Всегда снимавший будто через пару дополнительных защитных фильтров на объективе, Маль в итоге достиг здесь совсем уж буддистской отстраненности — и это парадоксальным образом лишь понижает мороз, гуляющий по коже, еще на пару градусов.
Несмотря на неброские средства, из лучших фильмов Уайзмана всегда начинал переть такой Беккет вперемешку с Кассаветесом, что результат получался в разы мощнее любой выдумки. И «Безумства» стоят среди них первыми — не только в смысле хронологии, но и, возможно, величия.
Понятно, что вера в инопланетные цивилизации — ближайший современный родственник веры в Бога, но никому ни до, ни после Спилберга не удавалось сформулировать это так изящно.
Такую историю можно было снимать и исключительно в багровых тонах, но Тавернье мудро превращает ее в фарс, не оправдывая, но в какой-то мере разделяя экзистенциальную озадаченность своего антигероя.
В «Атласном башмачке» современники увидели высшее достижение Оливейры, его прощальный шедевр. Никто, включая автора, не догадывался, что впереди у него оставались еще десятки фильмов и долгие годы жизни.
Одержимому кинематографом самоучке Миллеру на рубеже эпох удалось создать живой миф, поместив элементарную сюжетную схему становления героя в формат вестерна и перенеся его в мрачное альтернативное будущее, разрушенное нефтяным кризисом 1973-го.
«Армагеддон» не только короновал своего автора в качестве главного коммерческого режиссера планеты, но и навсегда закрыл вопрос о целесообразности сочувствовать жертвам широкоэкранных трагедий — до Бэя так радикально по этой теме высказывался разве Карлсон, сочинивший бессмертное: «Пусть все кругом горит огнем, а мы с тобой споем».
Ларс фон Триер обещал фильм ужасов, основанный на гностической теории о Сатане как творце Вселенной. Разумеется, обманул. Но в этом — изрядная часть аттракциона…
