Но в ужасно смешных приключениях четы Ховардов — которые первым пунктом своей одиссеи на беду делают Лас-Вегас — по касательной пробегает и холодок подлинного экзистенциального ужаса, свойственного действительно удачным комедиям.
Тем не менее нет ни одной причины сомневаться в том, что картина пройдет на ура. Какой бы голливудской она ни была по форме и сути, всем затаенным интересам и пристрастиям россиян она ответит идеально.
Новые режиссеры братья Руссо до сих пор снимали комедии, причем в основном на телевидении, и, как часто бывает, спешат обмануть ожидания, поэтому шуток тут поменьше, чем в других марвеловских экранизациях, а экшен-сцены сделаны очень обстоятельно, честно и оттого — за парой исключений — скучновато.
В случае «Любовников» неизбежно возникновение мнения — во многом верного, — что это лучшая работа Джармуша со времен «Мертвеца».
От амбициозного замысла «Ноя» к концу остается безжизненный клубок сюжетных линий, пузырь, в котором вместо воздуха — сознание собственной значительности и в котором Аронофски, как Хью Джекман в «Фонтане», чувствует себя, кажется, комфортнее всего.
Считается, что с «Пробуждения» начался небывалый подъем австралийского кино 70-х-80-х — от Питера Уира до «Крокодила» Данди, — который условно называют «новой волной».
При всем заигрывании с большим кино Эванс прекрасно понимает, в чем его настоящий талант. Беспокоит другое: если так пойдет дальше, то следующий его фильм придется обозревать в какой-то другой рубрике — где-то между новостями альтернативной медицины и балетной критикой.
Задумчивая и двусмысленная сказка превратилась в сложно устроенную машину развлечений, на выходе из которой чувствуешь только усталость. Вполне возможно, виноваты в этом не создатели картины, а стандарты, заданные сегодняшним мейнстримным кино.
Если вынести за скобки пластичное и скорее цирковое перевоплощение артиста Пьера Нине, режиссер Жалиль Леспер, проявив упорство французского постмодерниста, выстроил свое кино исключительно из бронебойных клише, чистых симулякров.
По сути — острополитическая притча, по форме «Свет» — разбалансированная, почти сюрреалистическая комедия о том, как трое простаков и один прохвост строят дом.
Опереточное русское название «Роковая страсть» не только заранее опошляет все предприятие, в оригинале с прямотой клинициста названное «Иммигрантка», но и сбивает с толку: в сложных отношениях, которые описаны в фильме, есть расчет, дух соперничества, симпатия, желание — однако страсти там нет и в помине, и это принципиальный момент.
Режиссерский дебют заслуженного рекламщика Бонда как будто нарочно подтверждает все стереотипы относительно режиссерских дебютов заслуженных рекламщиков. Это эффектно снятая, броская, претенциозная белиберда, отдельные недурные фрагменты которой никак не хотят собираться в единое целое.
Эйоэйд не столько пересказывает историю, сколько сочиняет для нее новую аранжировку — чертовски изобретательную, часто очень смешную, а местами даже и пронзительную, каким бы нафталиновым ни выглядел в 2014 году весь этот Франц Оруэлл.
Огромный фильм, больше пяти часов, был показан в Нью-Йорке, Аделаиде, а европейская премьера прошла в Баварском оперном театре в Мюнхене. Это грандиозное кино, непостижимое, но заманчивое, как ритуал тайного общества, стать членом которого никому из зрителей не суждено.
В кино — «Жажде скорости» ничего такого нет — причем, кажется, намеренно… В каком-то смысле «Жажда скорости» — идеальный формат экранизации для гоночной игры. Только небо, только ветер, только радость впереди. Но на самом деле, конечно, дрянь чудовищная.
Эйоэйд не столько пересказывает историю, сколько сочиняет для нее новую аранжировку — чертовски изобретательную, часто очень смешную, а местами даже и пронзительную, каким бы нафталиновым ни выглядел в 2014 году весь этот Франц Оруэлл. И каким бы ограниченным ни был актерский диапазон Айзенберга, в нем он все-таки очень хорош.
ежду тем мало кто в современном кино удивляет так, как Уэс Андерсон. Каждый фильм он умудряется делать бесконечно непохожим на все предыдущие, не меняя ни технику, ни словарь, ни даже лица. Безусловно оставаясь собой, но все время думая, мечтая и сочиняя.
«Один неверный ход», опять же задним числом, встраивается в новейшую традицию метафизического провинциального нуара не без элементов черной комедии.
За такую азбучную мысль Креттона, конечно, вряд ли стоит записывать в новые спасители американского независимого кино, но, как и работа героев его фильма, сам «Короткий срок» вполне укладывается в теорию прекрасных малых дел.
На этот раз в сюжете, впрочем, поменьше Хичкока и побольше Агаты Кристи: замкнутое пространство, ограниченное число подозреваемых, вроде бы невозможные преступления — как незаметно убить кого-то в летящем «боинге»? Разгадки, прямо скажем, недотягивают ни до «Десяти негритят», ни до «Убийства в Восточном экспрессе», но сценарные слабости и натяжки во многом компенсируются умной энергичной режиссурой и нисоновской харизмой.
Поначалу казавшийся просто чем-то новым и интересным, сериал вскоре начал выглядеть чем-то невероятным, чуть ли не лучшим шоу, что нам доводилось видеть со времен «Твин-Пикса», мы быстро спроецировали на него все, чего нам так долго не доставало. В итоге же выяснилось, что на деле он не так уж умен, имеет склонность реветь в неподходящий момент и к тому же изрядно про себя привирает.
Кусочков замечательного кино в «Нимфоманке» хватает. Но на каждую разорвавшуюся гранату -приходится три-четыре мирно закатившихся за сервант. И главное — если это кино правда про секс, то автору явно мешает неспособность перестать хихикать при виде пиписьки.
Близость финального акта побуждает Триера быстрее выговориться, и он то и дело сползает с секса на совсем абстрактные темы, но магистральную линию сюжета держит в разы четче. Все это было бы прекрасно, не обнажай большая легкость второй части всю дурость триеровской «Нимфоманки» в целом.
Несмотря на нового режиссера, сиквел «Спартанцев» написан тем же почерком и такими же красными чернилами. И это по-прежнему огнедышащее, вульгарное, неотразимое зрелище.
Ведь в конечном счете это фильм про нервы. Максимально точный и провидческий, хотя и несколько фрейдистский, диагноз происходящему — и на «Бедфорде», и далеко за его пределами — дает губошлеп-доктор. Он говорит о том, что люди, вооруженные большими пушками, но не имеющие права их использовать, — на верном пути к фрустрации и неврозу. И потому становятся опасны — особенно в мире, где цена одного выстрела может быть несоизмеримо больше, чем его непосредственная жертва.
