Система — вещь относительная; она станет такой, какой ты ее придумаешь. Жаль, что, в отличие от своего героя, в лагерных сценах Бениньи-режиссер сникает под паралитическим газом сюжетного схематизма.
Называть это зрелище захватывающим не стану. Хотя милым — могу. Судя по последним данным, настойчивые попытки Эллиотта стать, как все (он только что выпустил неудачный романтический триллер «Око смотрящего»), окончательно провалились. Придется все-таки вынимать из шкафа старый женский наряд с перьями. И прекрасно: за одного битого трансвестита семь небитых средних режиссеров дают.
Есть честное дурацкое развлечение со спецэффектами, получившими «Оскар». Аттракцион следует за аттракционом, и на кухню не сбегать все два с половиной часа экранного времени. А что до некоторой неуклюжести, то и она по прошествии десяти лет кажется вполне милой. Попытка спарить жанры подводных приключений и триллера с пришельцами всяко лучше, чем Селин Дион с бульканьем.
Так, как Полански, уже никто не режиссирует. Управляет зрительским пульсом подручными средствами окружающей реальности, без компьютерных монстров и химер. Как хороший игрок, выдерживает паузу, прежде чем открыть новую карту. Вдруг сбрасывает козыря, чтобы усилить азарт, — и снова затаивается. Правда, разгадка многих разочарует. Но и это входит в правила хорошего ребуса.
Фильм принципиально безжалостен ко всему человеческому и оттого по-особенному смешон — нежно и жестоко, как двоюродный брат-имбецил.
В подтверждение этому весь фильм, объявленный Геббельсом «киноврагом Германии N1», — праздник преодоления границ и скольжения по поверхности. Горизонтально движение сюжета из лагеря в лагерь, из подкопа в подкоп. Горизонтально движение камеры, обнимающей людей одним грациозным, широким жестом. Горизонтальна ирония: когда побег уже почти удался, героям останется только перебраться в Швейцарию, но граница покрыта снегом: где кончается смерть и начинается свобода, не видно.
Он сделал картину завораживающе неподвижную. Каждый кадр до краев наполнен густо застывшей красотой. Собственно, никакого Сайгона и нет, а есть живописное обрамление для перекрестных блужданий шести сосредоточенных, лишенных чувства юмора и повода его проявить персонажей. Не картина, а спящая красавица. Ею любуешься с чувством смутной тоски и тревоги. Как и задумано.
Искать в «Лучшем друге» каких-то специальных заявлений, или оправданий, или осмыслений гей-отношений бесполезно. Это просто талантливо выполненная частная драма о двух романтических эгоистах, чьи мечты заводят их на путь ревности и предательств.
Чуть больше смелости фильму точно не помешало бы. Но и то, что есть, внушает сочувствие. Особенно если учесть, что за спиной Софии все время стоял папа, выступивший продюсером. Ведь это он был главным режиссером своего времени.
Классический «хоррор», породивший шесть сиквелов, телесериал и — в лице Роберта Инглунда — последнюю яркую звезду фильма ужасов, кому-то может показаться неровным, однообразным и плохо сыгранным актерами-недоучками. Но в его основе лежит гениальная идея. За это можно простить многое.
Фильм Ричарда Линклейтера тоже очень скоро забудут. Горю не помогут ни четыре молодых и блестящих актера, ни тщательно воспроизведенный антураж ревущих двадцатых, ни безупречные костюмы, ни талант самого Линклейтера — кино получилось старомодным, усталым и затянутым.
В душе это добрый, беззубый и милый фильм — в наступающей зимней тьме и такие пригодятся.
Хотя у фильма волшебная середина, к концу он несколько теряет направление. Но ни это, ни местами слишком явная тень Кустурицы не отменяют более важного: перед нами отличный европейский фильм на русском языке. Уникальное явление.
На самом деле — это сатира на Америку. Для взрослых. Очень смешная. Или фильм ужасов про Америку. Тоже смешной. В сущности, очень похоже на «Факультет» — «Кошмар на улице Знаний». Школа как источник нечеловеческого ужаса. Мэттью Бродерик снова встречается с Годзиллой, но теперь это простая школьница с улыбкой до ушей, набором правильных фраз в кармане и большой американской мечтой за пазухой.
В общем, средний режиссер Сидней Поллак превзошел самого себя: это лучший американский триллер 70-х.
Некоторые кусочки фильма действительно хочется отломить и припрятать для позднейшего смакования. Как от шоколадки. Но для идеальной конфеты Де Пальма не хватило того же, чего и всегда, — чувства стиля. Выше «Космического десанта» Верхувена он не прыгнул, хотя старался. У того и обертка поярче, и начинка покруче, и глупость повкуснее.
Боб Фосс и впрямь совершил невозможное. Опираясь на брехтовскую практику «театра остранения», снял политический памфлет, который стал народным фильмом из праздничной телепрограммы. Мюзикл, в котором песни и танцы не выглядят аттракционом, а существуют так же естественно, как диалог. Жесткое кино о вечных проблемах, которое оставляет ощущение праздника.
А вообще-то, такие фильмы у нас снимали в семидесятых. «Удар! Еще удар!», «Одиннадцать надежд», «Голубой лед». Команда молодости нашей, команда, без которой мне не жить. Хорошие были фильмы, вдохновляющие. И этот такой же. Оливер Стоун искал себя в Америке, а нашел на Студии детских и юношеских фильмов имени Горького. И доказал, что он-отличный советский режиссер.
Конфликт хорошего с еще лучшим. Тюрьма похожа на пионерлагерь. Америка напоминает дурдом (для неопасных). Содержание укладывается в полстроки: фильм про людей, которые все главное проворонили. Это у режиссера Тэда Демме получилось хорошо. Видимо, потому что он сам такой.
Очевидно, что фильм был скроен ради одной-единственной роли. Сыграй героиню кто-то другой — вышло бы натужно и пошло. Гениальная актерская фактура Нонны Мордюковой оправдывает все: многопудовые метафоры, сценарные провалы, небрежный монтаж. Мордюкова не снималась в кино шестнадцать лет. Ее возвращение на экран — по большому счету — главный сюжет «Мамы». Остальное — сутолока, фон, рамка кадра.
Зеркальные парадоксы иллюзии, включающие в себя двух Гоголей, Льва Маргаритовича и гримирование Никитиной под Никитину, кульминируют, когда две Любови Орловы просто растворяются друг в друге, полностью исчезая с полиэкрана, — миф, доведенный до совершенства, самоаннигилируется.
Реплики, видимо, кончились. Но появилась новая компания душевных экранных алкоголиков, к которым народ привык. «Особенности» становятся чем-то вроде обязательной ежегодной пьянки-слета старых собутыльников.
В лучших фильмах о войне войны вообще нет. В «Галлиполи», сделанном всего 20 лет назад, но уже ставшем классикой, ее немного, но она все же есть, реалистичная, с потрохами. В пятерку лучших фильмов о войне он, может, и не войдет, а в двадцатку — запросто.
Фильм не порно, а интеллектуальное кино о кино, хотя ручная камера не отворачивается ни от чего, и авторы провоцируют нас, завлекая в ловушку тотальной откровенности. Все, что на экране, — не фильм, а съемки фильма.
«Головокружение» — это падение в зазеркалье, своеобразное роуд-муви, только не по пространству, а вглубь него. Тоннелем становится лестница — бездонная монастырская лестница внутрь наваждения, возможно, самого потрясающего в кино.
