Пусть финал истории Рока Хадсона горек, тому предшествовала блистательная и не такая уж скоротечная (он умер на пороге 60) жизнь. Про то, собственно, и «Зеркало треснуло», равно горькое в финале. Про великолепие артистического чертога. Про упоение игрой на публику. И про ту минуту, когда артист взыскует для себя толику человеческой жизни — и приходит конец.
«Погоня» — это, безусловно, один из главных фильмов «высушенного сердца». В СССР конца 60-х он стал легендой — отчасти и потому, что в нем советский зритель впервые увидел и Брандо, и Фонду, и Рэдфорда.
Немецкий режиссер с красивой фамилией Швентке медленно запрягает — главное не уснуть еще до того, как это сделает героиня Фостер, — но с момента пропажи ребенка фильм летит с лайнерской скоростью. Про сюжет трудно что-либо сказать по сути, не выдав при этом его секретов, — но в общем придумано все довольно ловко.
За семь лет, прошедших с выхода вполне сносной «Маски Зорро», каждый из героев, включая лошадь, пережил столь явственную деградацию, что если за «Легендой» последуют сиквелы, на главную роль придется брать Зиту-Джонс, а на женскую — Бандераса.
В целом же картина держится на крепком уровне телесериала про отношения. Герои топчутся в интерьерах; когда кто-нибудь произносит что-то смешное, камера непременно показывает, как отреагировал каждый из присутствующих. Кажется, они даже держат паузы, чтобы зритель успел посмеяться.
Вроде, курьез, а ведь для того и выточил из Челентано своего Серафино папа Карло — Джерми, чтобы разогнать уже тогда нависшие тучи глобализации, показать людям бесполезность участия в консьюмеристской гонке вооружений и повернуть лицом к простой жизни на своей земле. Самое интересное, ему это удалось — на 16 лет, в стране, которой больше не существует.
Сама по себе пьеса Дэвида Оберна напоминает что-то из области авиационного моделирования: легчайшая конструкция без единой лишней заклепки и с предельно жестким каркасом, внутри которой разговоры — даже те, что про любовь, — выстроены как уравнения, но которая при всей своей выверенности будет поживее, чем настоящая жизнь некоторых из нас.
Лучший французский мюзикл и самый жизнерадостный мюзикл вообще схватил самое сладкое состояние — предчувствие, что счастье в двух шагах, — и протанцевал с ним два часа кряду.
Однако пусть «Трое в каноэ» и подается как комедия, в сущности — это тоже своего рода реалистический хоррор, основанный на фундаментальных страхах сегодняшнего яппи: тут уместилась целая энциклопедия фобий, от боязни целлофановых пакетиков до страха быть изнасилованным или уличенным в любви к Culture Club (что, если разобраться, почти одно и то же).
С Вендерсом почему-то хочется несмотря ни на что остаться друзьями, и запомнить из этого несмелого, нескладного, неубедительного фильма стоит, наверное, только одно — что у потерявшего вдохновение художника иногда хватает мужества написать собственную эпитафию.
Как бы там ни было, новый фильм Карузо действительно сделан звонко и неглупо (особенно в сравнении с его прошлогодним триллером-с-сиськами — «Забирая жизни», совсем уж беспомощным).
Федорченко создает свой миф с той же ответственностью, с той же железной дисциплиной, с какой создавались все большие мифы советских лет. Всякая мистификация конечна, ее ключевой составляющей всегда является разоблачение, дающее автору шанс выйти из-за занавески и расшаркаться перед залом.
Несмотря на длинные, любовно снятые куски с винтами и торпедами, типологически это никак не русский «Das Boot», а скорее какой-нибудь «Восток-Запад». Если пережить это обстоятельство, картина, как сказали бы англичане, имеет свои моменты.
«Кролик» — в большей степени шутка юмора, игра со штампами, пусть бесконечно милая, но особенно не воспаряющая над материалом. Но это, конечно, чудесная вещь: дети будут счастливы, да и взрослые (если сумеют отбросить разные глупые мысли, препятствующие счастью) тоже.
Что Сатоши Кон умнейший и язвительнейший человек, подозрения были давно, но такое совпадение чаяний лично у меня с ним впервые. Как говорил поэт Борис Слуцкий, кажется, про Юлия Кима: как, однако ж, этот кореец хорошо чувствует русский язык.
С фантастикой у Хербига получается хуже: индейцев нет, а такие шутки про «Стар-трек», «Звездные войны» и «Космическую одиссею» можно запросто сочинять, ни разу не видев ни первого, ни второго, ни третьего. Единственное, что тут всерьез и по-настоящему смешно, — это несоответствие масштабов затеи и размаха, с которым она исполнена.
Для того чтобы в XXI веке снимать кино ручной камерой, при естественном освещении, да еще про мытарства «маленького человека», нужно обладать либо датской наглостью, либо британским занудством, но Дарденнам, кажется, вовсе незнаком апломб, ни профессиональный, ни социальный.
Это не биография, а житие, именно поэтому вопросы вроде губительности наркотиков в контексте «Последних дней» даже смешно обсуждать — настолько фильм не о том.
Неамбициозная, складная, ничем не раздражающая и политически корректная комедия о многообразии форм жизни в единой Европе (к которой и Москва, и Стамбул относятся более чем условно, зато контраст нагляднее) глотается так же легко, как и выплевывается.
На территории, где автору, чтоб не завраться, надо быть еще большим отморозком, чем его персонажи, Коппл, тетенька с округлым режиссерским почерком и интонацией попечительницы богоугодных заведений, смотрится, конечно, незабываемо. «Крейзи» вообще сделан c каким-то даже стороннему зрителю очевидным незнанием вопроса.
Замах был на новый «Китайский квартал», никак не меньше, и зеркальные крыши вымышленного мегагорода Эдисона вправду поначалу сулят что-то вроде эпоса. Но режиссер и сценарист, отдавший, как пишут, 20 лет жизни полицейским сериалам, за эти 20 лет так овладел профессией, что все прочее ему стало без надобности.
В «Красном рассвете» большевики, оккупировавшие США, показывали согнанным в концлагерь американцам «Александра Невского». Если в Пентагоне есть умные люди, Америка будет ломать моральный дух населения покоренных территорий именно «Придурками». В этом смысле нет никакого резона идти на эту замечательную картину именно сейчас: когда экспорт демократии войдет в решающую фазу, мы еще насмотримся на эти невероятные лица из-за колючей проволоки.
Вообще в том, как сделано это кино, чувствуется какая-то приятная расточительность — будто несколько приличных джазистов распаковали инструменты на автобусной остановке, чтобы сыграть какую-нибудь ерунду для маленькой мертвой девочки, стоящей под дождем.
Зомби помнит о том, как должен выглядеть идеальный хоррор-семидесятник, досконально, до размера распоследней буковки в титрах, до мельчайшего монтажного стыка, — но в результате если кого и напоминает, то исключительно некоего лобастого компилятора, который не так давно тоже слепил свой шедевр из того, что было (а потом с известным результатом разрезал его на две равно гениальные половинки).
Главное — это, конечно, тексты, которые, несмотря на обилие «несущих консолей» и прочих техническо-эзотерических терминов, оказываются на редкость остроумными и язвительными. И это не жанровая пародия, не выдержки из автостопного путеводителя по просторам Вселенной, а просто очень хорошие диалоги.
