Потенциально культовое кино, наш советский «Под Сильвер-Лэйк», исполненный созвучного времени безумия.
Каждый великий мастер в своем искусстве одинок, но оно же послание всему человечеству. Бергман не исключение. Но возводя одиночество в некий абсолют, он все же грезил о сарабанде — о парном танце.
Это очень французский фильм, раскрывающий рассудочность и прагматизм (впрочем, романтически завуалированные) как базовые свойства галльской ментальности. И символично, что пусть и не главную, но почетную роль играет Изабель Юппер, само воплощение актерской интеллектуальности и техничности.
В ослепляющей светом постановке «Личной жизни» режиссер обращается к тем же призракам и катастрофам, но обыгрывает их на новый лад — укол реальности здесь не ядовит. Утрата здесь кажется необходимой платой для того, чтобы наладить контакт с действительно близким человеком. Звучит страшно? Но фильм утешает.
Ориентироваться в пространстве, понимать направление, искать нужную пристань, глядя в маленькое окошко иллюминатора, очень сложно. Особенно сегодня, когда ветрено и волны с перехлестом.
Лейтмотив Смирнова: жизнь удивительнее, непредсказуемее, может быть, даже, проще, чем ожидаешь, и щедрее, жалостливее, что ли, чем о ней устно или письменно размышляют.
В «Блажи» собираются расколотые частички истории России, раскиданные по горам, равнинам и деревням. Приметы времени размыты: фильм из конца десятых встречают быт начала нулевых и порядки лихих девяностых. Поволоцкий создает свою мета-Россию, где прошлое еще не растворилось в настоящем.
Пути человека по Хейнсу неисповедимы, а прошлое нуждается не в обсуждении, но в рефлексии и реконструкции. Можно взглянуть на недостроенный посреди лужайки бассейн, посмотреть в зеркало или правде в глаза. И на всякий случай посмеяться. Хуже точно не будет.
Режиссерский подход к теме можно назвать уместным и удачным, но зачастую сам автор не следует ему до конца. Эмоции берут верх.
«Кто убил BlackBerry» сталкивает серьезность бизнесменов с гиковской инфантильностью, подсвечивая то, что отличает один мир от другого: иерархичность отношений и ее отсутствие.
Но по-настоящему страшно не то, как Али Аббаси сгущает краски, манипулируя зрительским вниманием и чувствами, а то, что все, происходящее на экране, не художественный вымысел, а лишь игровая адаптация документа. Все присутствующие на экране, весьма вероятно, одни из нас.
Фильм словно перенимает главную проблему его героя — неумение делать важные решения и определяться с выбором — и ценен именно этой спаянностью со своим персонажем, внутренней целостностью.
Этот фильм был задуман и осмыслен Первым каналом и «Роскосмосом» как глобальный вызов — опередить Тома Круза на вираже, быть первым-первым-первым. И хотя обгоняющим время «Вызов» не назовешь, он совершенно адекватен современности.
Здесь ложно все, кроме сексуального притяжения. Изначально заявленная конкретика — от географической принадлежности до социальных ролей — оборачивается не более чем фикцией, убаюкивающей зрителя иллюзией ясности происходящего.
Режиссер не ставит своей целью обнажить язвы толерантного и политкорректного общества, однако неуклонно ставит под вопрос саму возможность существования такового.
Если фильм и отражает действительность, то принадлежащую другому, уже утопающему в памяти времени, что нормально для фильма, долго ждавшего проката. Но есть проблема и на более глубоком уровне. Мир «Волн» герметичен и замкнут на себе, в нем нет места даже намеку на окружающую реальность. Секта как будто выступает пустым знаком, не содержащим в себе социального комментария или более глубокого образа.
Как и в первоисточнике, Твердовский полагается на ассоциативное восприятие. Нежность при виде одеяла, расписанного гжельскими цветами. Напряжение, при нерешительном соприкосновении молодых рук. Зябкость, когда кто-либо настежь открывает окна, пытаясь выветрить вязкую духоту. Где же масштабный замятинский потоп? Человек — и стихийное бедствие, и явление природы. Бестелесная Аня, плещущаяся на глубине под музыку Дебюсси — и есть наводнение снесшее все на своем пути.
Разброд между видимым и происходящим, перепад зрений вплоть до стробоскопических корч создает атмосферу фильма, которая, в отличие от безмятежного солнца, пульсирует тревожащими точками, вкраплениями темноты.
Выстрел мимо? Ну, не совсем. Промазав мимо ценителей режиссера, картина нашла своего зрителя в среде почитателей «Фонтана» Аронофски, «Великой тайны воды», тематических подборок «фильмов с глубоким смыслом». В общем, поиски всегда куда-то да приводят, а неудачи бывают интереснее иных успехов.
«Элвис» Лурмана — выдающийся guilty pleasure, в самом высоком смысле. Король не мог петь, не двигаясь. Режиссер также противится статике, потому что каждый новый день для него — карнавальная вакханалия, что не терпит равнодушия.
«После Янга» развивается сообразно своему миру — неспешно. Все лучшее в будущем уже создано в прошлом.
Фильм удивительной красоты и невинности потеряет невинность и красоту не резко, не вдруг — лишь под утро: так карета становится тыквой, так блестки смывают со скул, так последнюю иллюзию и единственное спасение меняют на что-то неизбежное.
Лишь молодость отвечает молодости. Чудотворец так и пропадет, оставив свои чудеса за кадром, но зрителю останутся фильмы «от Дмитрия», тоже своего рода магия.
Заверив всех нас, что победило Зло, а его потенциальные враги испепелены, Триер не мог не опровергнуть это завершающей точкой.
В череду топорнейших монтажных склеек вклиниваются такие же топорные субъективные планы, фильм держится то на будничных зарисовках, то, наоборот, на поэтических образах в духе teen movies и спортивных драм.
