И во всей этой каше нет даже командного кавээновского задора: «Кого будем побеждать». Вопросы правдоподобия заведомо не стоят — никаких отсылок к реальности не предусмотрено ни на начальном «советском заводе 70-х» (!!!), ни в бредовых рассуждениях о Китае, ни в сказочно-арабских торговцах оружием средь тайги.
Снять такой total recall, вообще, очень сложно. Петр Буслов справился, вышел из почти тупикового положения простенько и со вкусом.
В контексте отечественного кинематографа, кишмя кишащего сангвиниками, флегматиками и меланхоликами, но ни в коем случае не холериками, дебют Ильи Хржановского исполнен прежде всего темпераментологической новизны. Оборачивающейся и новизной художественной. Заставляя зрителя (которого у картины, еще раз напомню, нет и не предвидится) заподозрить, что кино может и должно быть экстремальным видом спорта.
Муратова, как провинциальный человек, вовремя не вписавшийся в индустрию, декларирует свое право на рукоделие. Право на собственный возраст. Думаю, в далекой исторической перспективе от нашего смутного времени будут представительствовать именно ее провинциальные анекдоты.
Голливуд кокетничает со злом, придавая положительным героям щепотку отрицательного обаяния и капельку имморализма в качестве пряности, без которой победа добра была бы совсем пресной. Авторы русских боевиков честно отказываются обозначать границы зла и добра, потому что это означало бы связать действующих лиц по рукам и ногам…
В «Богине» изощренно и органично смешались несколько разнородных пластов: детективный, лирический, бытовой, сюрреалистический, мистический. Фильм в целом — не просто факт авторского кино, но убедительный визионерский опыт.
Не будь первые пять минут так бескомпромиссно хороши, спрос с остальных был бы не в пример мягче, и конечный вывод оказался бы, наверно, таков: неровный, но безусловно талантливый режиссер обрел, наконец, твердую почву под ногами — снял достойную, честную, а в чем-то даже и смелую картину о войне. Не выходит.
Экранизация Нойса попадает в стандартную ловушку: воспроизводя описанные Фаулером события, она изымает их из его внутреннего мира и заодно опускает рефлексию (данную не в диалогах, а во внутренних монологах), чем превращает его в обычного персонажа, а фильм — в постороннее свидетельское показание против рассказчика. Комичнее всего то, что сам режиссер этого не понимает.
Но тут, в снятом на побережье фильме Манско-го, эта сомнительная хиповская блажь неожиданно обретает смысл, начинает казаться яв-лением простым и естественным. Как смена времен года, как прилив и отлив, как сама жизнь, как сахарная вата и фотография с обезьянкой.
Ребята, такие, какими вас здесь показали, — вы щенки. Безумные и наглые щенки, каковыми, возможно, и являетесь.
Снежкин снял очень легкую картину. И жизнь вечных девочек и жалких мальчиков тоже, в сущности, легка. Степень их нищеты и неприспособленности такова, что надежды на исправление нет и усилия прикладывать незачем.
Фильм об Афганистане мог быть чем угодно — батальным полотном, военно-полевым романом, психодрамой с изломом. Но все политические игры, социальные конфликты, психологические нюансы оказались потеснены, а то и вовсе сведены на нет мистической предопределенностью, разлитой в пространстве сюжета.
Фильм попадает в десятку времени, ритма, воздуха.
Фильм «Отрыв» по сценарию и в постановке Александра Миндадзе — один из лучших в мировом кинематографе за последние лет десять-пятнадцать.
От привычной уже для нас трансляции из зала суда фильм Агнешки Холланд отличается лишь тем, что здесь нам прямо предъявляют то, что в настоящих трансляциях лишь подразумевается.
Конфликт подлинного «я», то есть «самости», и «я» социального — «персоны» — центральная психологическая коллизия в творчестве Бергмана; но не потому, что он был прилежным учеником Юнга, а потому, что это, вероятно, единственная коллизия его собственной душевной жизни, которую ему вполне успешно удалось разрешить.
То есть Де Пальма, сохраняя все формальные признаки film noir, создает нечто за гранью жанра. Перед нами то, чем кино этого жанра всегда быть хотело, только позволить себе не могло. В «Орхидее» слишком много макабра и тьмы. Шкалят датчики.
