Неопределенные вегетативные движения женской души в мужском мире становятся капризом, непоследовательностью, иррациональностью и прочими смертными грехами. Описав один день трех женщин, Долдри внятно показал, как вся эта гендерная стихия плещется у самой поверхности повседневности. Проблема в том, что, распалившись, постановщик не сумел остановиться.
Признаем сразу — за Ингеборгой Дапкунайте можно пойти хотя на край света, хоть в приморский городок Худойназарова. Сыгравшая красивую мачеху, райскую птицу в мрачном курятнике честной и нечестной бедности, актриса поднимает фильм на несколько ступеней.
Обладая достаточным, но не раздутым бюджетом, режиссер Марк Стивен Джонсон отжал историю до состояния чистоты и элегантности рекламного трейлера. Почти ничего лишнего — романтическая линия ужата до пары свиданий, душевные терзания благородного убийцы — до одной сцены. Все остальное — бессмысленное и захватывающее действие, боевые сцены, ночной Нью-Йорк и акустическое зрение Сорвиголовы в грамотной пропорции.
«Небо. Самолет. Девушка» — это бенефис Ренаты Литвиновой, все остальное — лишь детали. В каком-то смысле это не фильм, а радиопьеса, удивительная постановка, в которой можно наслаждаться голосами и репликами, не нуждаясь в сопровождении картинки. Радиопьеса о том, как признаваться в любви сейчас, когда все на свете слова уже сказаны, а прекратить говорить мы все равно не можем.
Усилиями всех сторон получилась почти идеальная экранизация романа — точная, взвешенная, по-своему изящная.
Спилберг оторвался от привычного большого стиля и сделал не оперу, как обычно, а небольшой танцевальный этюд, довольно динамичный и ироничный. Это Стивен Спилберг времен «Индианы Джонса», веселый бес кино, любящий натянуть нос всему свету, как и его Фрэнк Эбигнейл.
Москва Брашинского — зыбкая галлюцинация, движущаяся на грубоватой соляре неврозов и денег. Своеобразный вечный двигатель, смысл которого — чистое вращение.
Фильм получился в меру глянцевым, в меру артистичным и действительно красивым. Неистовая Фрида Кало пополнила зал голливудских трофеев почти безболезненно.
Достойная покорность судьбе и бесстрашие в следовании своему долгу — не те чувства, что сулят счастливый финал. Да и попасть в пространство фильма не так просто. В своем запальчивом споре Китано не пренебрегает ни одним аргументом, временами перегружая и без того насыщенную картину все новыми деталями и эпизодами. От этого фильм может казаться затянутым или медлительным. Нужно просто расслабиться, смотреть и ждать.
В известном смысле, «Симона» получилась романтическим научпопом, повествующим о ближайшем будущем компьютерных технологий и знакомящим широкие массы с основными чертами критики общества зрелища.
Но картина Андрея Кончаловского поминутно грозит провалиться в дыру во времени, из которой тянет ароматным мусорным ветром начала 90-х.
Миссия оказалась невыполнима. Стиснутый между грубостью войны и пафосом единства нации, Джон Ву обессилел и сник. В открытке, которую он сделал из своей истории, не оказалось ни стиля, ни прежней ярости.
Режиссерский дебют некого Ричарда Келли, выскочившего из небытия не хуже своего кровожадного кролика, — субстанция зыбкая и переливчатая, как бензиновое пятно на поверхности лужи. Мерцая оттенками бесчисленных жанров — научной фантастики, мистики, хоррора, психиатрической драмы, она распадается, стоит ткнуть в нее заскорузлым пальцем определений.
Кто тут не справился с управлением, режиссер или Том Хэнкс, непонятно. В любом случае итог один — эту дуэль с собственной славой ковбой американской трагедии проиграл.
Валерий Тодоровский снял несколько старомодную, очень насыщенную психологическую драму — жанр, практически исчезнувший с отечественного экрана. Снял очень достоверно, в эмоциональном ключе классического «осеннего» кинематографа 70-х, хотя светлая печаль «Осени» или мрачноватая ирония «Осеннего марафона» пришли из других времен. Фильм без промаха бьет в самые больные точки души, и, что уж совсем необыкновенно, к финалу мужчины переживают больше, чем женщины.
Соскребая «Ценой страха», на которой он выступил продюсером, последние сливки с холодной войны, Клэнси кажется усталым и растерянным. Как и все, он не знает в точности, чего теперь бояться.
Правильно выбрав фактуру, Нолан дирижирует ею с мастерством, достойным восхищения. Пачино вязнет в ослепительном свете бесконечного дня, в тумане, который заволакивает слезящиеся от бессонницы глаза, и сквозь этот туман начинают проступать фигуры вины и сомнений.
Бывший художник, торговавший на улицах Парижа своими картинами, Ким Ки Дук безупречно работает с изображением, выстраивая кровавые кадры невероятной красоты. Однако все происходящее на экране подается настолько обыденно и даже отстраненно, как простая констатация факта, что быстро втягиваешься в этот ритм спокойного медлительного сумасшествия.
Театральный ужас в глазах героинь, объявляющих, что они заперты, телефонные провода отрезаны, а дороги заметены снегом — прекрасен как демонстрация мастерской игры, женское кокетство и истинно французское очарование. Попытку втянуть зрителя в дебри психологического реализма и заставить мучиться подозрениями режиссер даже и не думает предпринимать. В «8 женщинах» Озон просто любовался своими актрисами — лучшими актрисами Франции…
Гребневу единственному из всех сценаристов были бы извинительны маразм и невнятность высказывания (ему 78 лет), но в отличие от своих молодых коллег он написал отличную, одновременно очень смешную и лиричную, причем очень реалистичную историю… Грамотно сделанный сценарий сразу же обеспечил несколько хороших актерских эпизодов.
Это очень сильное психологическое кино — жанр, почти исчезнувший с нашего экрана.
Праправнук Герберта Уэллса поставил по роману своего предка вызывающе стильное фантастическое кино.
В своем фильме-притче «Копейка» Иван Дыховичный и Владимир Сорокин хотели написать портрет эпохи. Получился у них всего-навсего еще один скверный анекдот.
Несмотря на просьбы родственников, из скандалиста и истерика режиссер всего за $100 млн (тако вбюджет картины) сделал из него дистиллированного хорошего парня…
Пусть кино он снял неважное, пусть бешеные миллионы, потраченные на строительство убедительных руин, пропали зря — все равно не убеждают, пусть актеры одинаково фальшиво произносят панегирики тирану и антисоветскую пропаганду… Все можно простить ради одного — русские удостоились чести войти в пантеон позитивных голливудских героев, а Сталинградская битва в первых же титрах объявлена ключевым сражением мировой войны.
