Спилберг оторвался от привычного большого стиля и сделал не оперу, как обычно, а небольшой танцевальный этюд, довольно динамичный и ироничный. Это Стивен Спилберг времен «Индианы Джонса», веселый бес кино, любящий натянуть нос всему свету, как и его Фрэнк Эбигнейл.
Москва Брашинского — зыбкая галлюцинация, движущаяся на грубоватой соляре неврозов и денег. Своеобразный вечный двигатель, смысл которого — чистое вращение.
Фильм получился в меру глянцевым, в меру артистичным и действительно красивым. Неистовая Фрида Кало пополнила зал голливудских трофеев почти безболезненно.
Достойная покорность судьбе и бесстрашие в следовании своему долгу — не те чувства, что сулят счастливый финал. Да и попасть в пространство фильма не так просто. В своем запальчивом споре Китано не пренебрегает ни одним аргументом, временами перегружая и без того насыщенную картину все новыми деталями и эпизодами. От этого фильм может казаться затянутым или медлительным. Нужно просто расслабиться, смотреть и ждать.
В известном смысле, «Симона» получилась романтическим научпопом, повествующим о ближайшем будущем компьютерных технологий и знакомящим широкие массы с основными чертами критики общества зрелища.
Но картина Андрея Кончаловского поминутно грозит провалиться в дыру во времени, из которой тянет ароматным мусорным ветром начала 90-х.
Миссия оказалась невыполнима. Стиснутый между грубостью войны и пафосом единства нации, Джон Ву обессилел и сник. В открытке, которую он сделал из своей истории, не оказалось ни стиля, ни прежней ярости.
Режиссерский дебют некого Ричарда Келли, выскочившего из небытия не хуже своего кровожадного кролика, — субстанция зыбкая и переливчатая, как бензиновое пятно на поверхности лужи. Мерцая оттенками бесчисленных жанров — научной фантастики, мистики, хоррора, психиатрической драмы, она распадается, стоит ткнуть в нее заскорузлым пальцем определений.
Кто тут не справился с управлением, режиссер или Том Хэнкс, непонятно. В любом случае итог один — эту дуэль с собственной славой ковбой американской трагедии проиграл.
Валерий Тодоровский снял несколько старомодную, очень насыщенную психологическую драму — жанр, практически исчезнувший с отечественного экрана. Снял очень достоверно, в эмоциональном ключе классического «осеннего» кинематографа 70-х, хотя светлая печаль «Осени» или мрачноватая ирония «Осеннего марафона» пришли из других времен. Фильм без промаха бьет в самые больные точки души, и, что уж совсем необыкновенно, к финалу мужчины переживают больше, чем женщины.
Соскребая «Ценой страха», на которой он выступил продюсером, последние сливки с холодной войны, Клэнси кажется усталым и растерянным. Как и все, он не знает в точности, чего теперь бояться.
Правильно выбрав фактуру, Нолан дирижирует ею с мастерством, достойным восхищения. Пачино вязнет в ослепительном свете бесконечного дня, в тумане, который заволакивает слезящиеся от бессонницы глаза, и сквозь этот туман начинают проступать фигуры вины и сомнений.
Бывший художник, торговавший на улицах Парижа своими картинами, Ким Ки Дук безупречно работает с изображением, выстраивая кровавые кадры невероятной красоты. Однако все происходящее на экране подается настолько обыденно и даже отстраненно, как простая констатация факта, что быстро втягиваешься в этот ритм спокойного медлительного сумасшествия.
Театральный ужас в глазах героинь, объявляющих, что они заперты, телефонные провода отрезаны, а дороги заметены снегом — прекрасен как демонстрация мастерской игры, женское кокетство и истинно французское очарование. Попытку втянуть зрителя в дебри психологического реализма и заставить мучиться подозрениями режиссер даже и не думает предпринимать. В «8 женщинах» Озон просто любовался своими актрисами — лучшими актрисами Франции…
Гребневу единственному из всех сценаристов были бы извинительны маразм и невнятность высказывания (ему 78 лет), но в отличие от своих молодых коллег он написал отличную, одновременно очень смешную и лиричную, причем очень реалистичную историю… Грамотно сделанный сценарий сразу же обеспечил несколько хороших актерских эпизодов.
Это очень сильное психологическое кино — жанр, почти исчезнувший с нашего экрана.
Праправнук Герберта Уэллса поставил по роману своего предка вызывающе стильное фантастическое кино.
В своем фильме-притче «Копейка» Иван Дыховичный и Владимир Сорокин хотели написать портрет эпохи. Получился у них всего-навсего еще один скверный анекдот.
Несмотря на просьбы родственников, из скандалиста и истерика режиссер всего за $100 млн (тако вбюджет картины) сделал из него дистиллированного хорошего парня…
Пусть кино он снял неважное, пусть бешеные миллионы, потраченные на строительство убедительных руин, пропали зря — все равно не убеждают, пусть актеры одинаково фальшиво произносят панегирики тирану и антисоветскую пропаганду… Все можно простить ради одного — русские удостоились чести войти в пантеон позитивных голливудских героев, а Сталинградская битва в первых же титрах объявлена ключевым сражением мировой войны.
Том Тыквер не скрывает, что он романтик. Причем, судя по новому фильму, романтик классический, германский, образца позапрошлого века.
Что можно ожидать от режиссера Джея Роуча, постановщика обоих «Остинов Пауэрсов»? Уж во всяком случае не утонченного юмора и не язвительной пародии, а вот в меру развязную романтическую комедию, оказывается, получить можно.
Фильм «Плесень» оказался смесью научпопа с мракобесием.
«977», хоть и прикидывается позднесоветской НТР-мелодрамой на пленке «Свема», принадлежит к той неприкаянной разновидности фильмов о парадоксах жизни и любви, чьи авторы вздумали, так сказать, серьезно флиртануть с научной фантастикой.
