В «Приколистах» предостаточно отвратительно безумных сценок — из такого материала вышла бы классная скетч-нарезка на ютьюбе, но нет цельного фильма.
«Кто есть Америка», как и «Борат»/«Бруно» — акционизм в чистом виде: тело художника в гиньоль-оболочке становится субъектом художественного высказывания.
Кане понимает, что делало комиксы Госини и Юдерзо особенными только к финалу. «Поднебесная» должна была быть одой их многолетней (вне)экранной дружбе с Леллушем — и становится, когда два товарища наконец садятся за общий стол и хохоча делят одного зажаренного кабана на двоих. Жаль, что сразу после этого начинаются титры.
Сиквел — перечень подростковых проблем, которому режиссер Веред следует как списку покупок: последовательно и методично.
Это по-японски скромный и тактичный фильм о больших чувствах, которые иные могут выразить только на кухне.
Монопьесу, сопровождаемую настолько плохим слогом, Антуан наверняка постыдился бы ставить на сцене.
«Кумир» — пятисерийное становление грешницы мирового класса.
Если злосчастная инфернальная крокозябра — образ потери, то герои стараются не свыкнуться с ней или отпустить, а избить до полусмерти и закрыть за собой дверь. Сомнительная борьба с проблемой — либо быть сожранным, либо спалить память до тла.
Христианское кино зачастую снимали и великие режиссеры, почему не найти хотя бы компетентного в жанре ремесленника — неясно. Пока же этот сеанс что-то среднее между плохой серией «C.S.I.: Место преступления» и пойманной в 4 утра теологической радиопередачей.
«Неряшливость — это сексуально» твердят с экрана, словно бы осознанно на словах оборачивая недостатки фильма в его достоинства, правда, по отношению к зрителю — это тоже форма газлайта.
Снова гаитянская фактура и неприметные безделушки, но на этот раз заряженные идеей, воплощения прошлых жизней, мечтаний и (не)родившихся детей. Такая же безделушка и «Этот дом» — тотем, в котором спрятаны мысли, страхи и надежды.
Гвен Стейси распаковывает коллекционную фигурку приговаривая «а чего она в коробке» — гик испытывает боль. Несколько десятков пауков тычут друг в друга пальцами повторяя известный мем — гик бьется в экстазе от смеха. Клиффхэнгер в финале — гик перестает спать, так хочет узнать, чем все завершится.
Когда иссякают стыдные каламбуры, обыгрывающие водно-пламенной союз, Сон начинает трещать о наследии, и «Элементарно» превращается в семейную посиделку с расспросами про твое самоопределение (и личную жизнь).
«Аргонавты» — образцово-халтурный (чуть не додумали) мультфильм начала десятых, герои которого похожи сразу на весь пантеон DreamWorks’а.
В своей филигранной стилизации фильм сам низводится до заунывного фарса 30-х. Век таких картин недолог — сегодня-завтра афишу заклеят чем-нибудь поновее.
Казалось, что в наше время настолько мегаломанский эксплуатейшн по «Новому Голливуду» возможен только волей Шона Пенна. Однако Кассаветис, за вычетом «Альфа дога» последние 20 лет снимающий кино для своей мамы и ее ровесниц, нашел ресурсы для true-авторского фильма, на true crime материале.
Это кино про тех (и для тех), кто не поднимает телефонные трубки и не выходит из дома, оправдывая все внутренним эскапизмом. «Зачем работать, лишь бы работать?» — задается риторическим вопросом Ида. Зачем говорить о любви, лишь бы о ней говорить?
Как и любая другая картина Оноре, «Зимний мальчик», обращенный к грусти — то трагичной, то светлой, — одиночный танец. Его завораживает утешительная сила обыденности — дни идут, и становится легче. Груз ответственности перед матерью и братом перестает тяготить, ведь дома всегда поймут и примут. А все прочие страхи — явление сезонное.
Режиссер Лартиго, как и в своем самом народном фильме «Голос семьи Белье» (на американской земле он стал аморфной оскароносной CODA), приводит семью к единому знаменателю от противного, через кризисы, ссоры и маленькие, безмолвные переживания. Все здесь учатся говорить не только о праздном.
«Соколиное озеро» ограничено так же, как загородный отдых в четырех локациях.
Но при неоспоримых благих намерениях все это — киноправда «своими словами», пробный бесплатный сеанс психотерапии. Съемки закончатся. Группа уедет. Дети так и останутся худшими — теперь уже из зависти тех, кто не прошел кастинг.
«Скарлет» — история любви сначала печальной (Рафаэля), затем счастливой (его дочери). Маленькая девичья ладонь в объятиях пунцовой мозолистой отцовской лапы. Если Грин считал, что чудеса можно творить своими руками, то Марчелло добавляет — только не в одиночку.
«Живопись» — одна из тех несовершенных радостей (не на час, а на полтора), способных разогнать если не январские морозы, то хотя бы растопить осенний лед.
«Бессмертный» сделан со скорбной миной в блеклых тонах засохшей земли, какое тут эксплуатейшн-веселье?
«Бродвей» — постмодернистская античная трагедия, разыгранная на подступах к Парфенону.
