Мегаломанию Красински хорошо описывает один из IF-ов по имени Блю, громоздкий фиолетовый мохнатый шкаф, которого кличут «очаровательной катастрофой». Весь этот преимущественно рукотворный карнавал задуман лишь для того, чтобы рассказать о важности улыбки.
В диапазоне тех же имперских идей (от репрезентации до ленивого журения) годами существует «Планета», проецируя на приматов проблемы общественного строя белого человека. Но вместо социального комментария — тупик.
Сейчас же Дени Вильнев со второй попытки таки оседлал червя Шаи-Хулуда.
По наградному сезону Сон вели прежде всего как одаренного драматурга — и в этом аспекте «Прошлые жизни» напоминают скорее отчетную дипломную работу.
Это честный и бескомпромиссный разговор о том, что в современном мире судят по обложке, которой давно является не внешность, а комбинация идеологических, расовых и политических тегов.
«Зона интересов» — это как «Дау», если бы тот был от и до драматургически придуман, до запятой прописан и впоследствии заучен артистами. Словом, никакого трансгрессивного экспириенса.
На первых же минутах фильма закадровый голос печально заключает, мол, все ответы остались в горах и другим они недоступны — если это прекрасно понимал и сам Байона, стоило ли начинать?
Может, из этой истории и получилось бы что-то путное, не будь это восторженной одой рекорду, по меньшей мере требующему изучения, — Книга рекордов Гиннесса заплыв Дайаны аннулировала за недостатком независимых соглядатаев и противоречивых сведений очевидцев.
Этот по-живому афористичный и комичный фильм все же разочаровывающе двухмерен (чем все слегка обедняет) — по мнению автора, София с Сильвеном по своей природе полярно несовместимы как черное и белое.
Это не новаторский подход, а шарлатанский, вопиющая обезличенность всего в «Красных комнатах» — не знак концептуального нежелания показывать больше, чем требуется, а скорее того, что режиссеру показывать вовсе и нечего.
Объявленный ромком-ренессансом после 200-миллионных сборов фильм напоминает скорее агонию спекшегося на сиднейском солнце жанра.
Картина больше напоминают включение из сценарной комнаты, где заперт один единственный автор в кризисе настолько глубоком, что впору из комнаты больше не выходить никогда.
«Повышение» — не более чем ремесленный пейзаж, предназначенный для декора гостиной, зато приятный глазу и написанный от руки.
Полуавтобиографический нарратив потерялся за драматургической повинностью, состоящей из троп тихого травматичного инди-кино десятых.
«Шпионские романы проще любовных», — подмечает Конвей. Вону не по силам даже такой палп-фикшен.
Вся эта восхитительная чушь неосознанно для режиссера «Паутины» Кларксон почти переходит в категорию ядерного кэмпа, и если бы эта грань действительно была пройдена, можно было говорить о категории «так плохо, что хорошо».
После ревизии (всех спорных и сексистских моментов) многотомника Дюма режиссеру Бурбулону только и остается уповать на хваленый подростковый авантюризм, что сводится к бесконечному мушкетерскому братанию.
Готовка — есть музыка, готовка — есть философия, готовка в пространстве этого фильма — есть все.
Покой призрачного архиотца — то, как его дети интерпретируют наследное ремесло под себя.
Это неглупый политический арт-мейнстрим, каким он бывает только у французов — колкий, остроумный, с человеческим лицом.
Можно часами смотреть, как Фассбендер, закусывая рыбой, пьет пиво и напевает Chandelier, но фильм этот — такой же курьез, как и тот гол, который прославляет.
Глупо полагать, что за 100 минут можно было бы рассказать обо всей восьмерке (+ рулевой и наставник), но к появлению лавровых венков Клуни ленится объяснить, даже почему «гребля — это поэзия».
Этот тревожный, святочный нуар не просто выглядит как сонный психотриллер второго эшелона, вышедший в году так 69-м, а таковым и является (за вычетом года производства), по крайней мере по духу.
Заунывный подкаст об актерских и материнских неврозах, что передаются детям по наследству, зачем-то осмысленный в формате фильма.
Непритязательная (казалось бы) экзистенциальная комедия Вайсберга становится едва ли не реакционной, предлагая, однако, в виртуозно срежиссированной клаустрофобной ссылке Славы единственно верный воспитательный урок — быть хорошим не для большинства.
