Это «всеохватное» произведение и близко не имеет целью презренное рассказывание истории. «Древо жизни» — это не стесненная логикой симфония образов, высокопарная философская поэма, по-толстовски уравнивающая в значительности мелкие детали человеческого существования и космическую необъятность Вселенной, рождение ребенка — с возникновением Жизни.
Наверняка самодеятельные кинооператоры сняли кадры и пострашнее, и померзее. А может быть, 24 июля прошлого года был исключительным днем, когда на «этой веселой планете» не было ни войн, ни наводнений, ни землетрясений, когда люди не проявляли жестокости и подлости ни по отношению друг к другу, ни по отношению к окружающей среде…
Маленький шедевр иранского классика, любимца Каннского фестиваля Аббаса Киаростами («Сквозь оливы», «Вкус вишни»), снятый им в солнечной итальянской Тоскане, — тонкий, умный, теплый, по-восточному мудрый и лукавый фильм.
Название этой с успехом прошедшей по многим фестивалям обаятельной и остроумной шведской картины отсылает, разумеется, к «Звукам музыки» — мюзиклу, который авторы в шутку или всерьез считают лучшим фильмом всех времен. Но времена гармоничной музыки, кажется, давно канули в прошлое. Сейчас — время агрессивной шумовой какофонии.
Как и герои «Начала», конструирующие предметный мир сна, Нолан выступает в качестве архитектора спроектированной им в сценарии вселенной. Он не только возводит ее на глазах у изумленного зрителя, но и с научной обстоятельностью — и убедительностью! — объясняет законы существования мира, проводником в который для нас каждую ночь является подушка. Вооруженное подсознание, лабиринты подзащиты, недостроенная зона сна, разные скорости протекания сна на разных его фазах, сон внутри сна… Сможете ли вы после всего этого заснуть — это уже ваша проблема.
Получается скорее не очень страшный юродивый, на худой конец пакостный мелкий бес. Его ужимки и прыжки вызывают легкое недоумение на фоне глубокой и вдумчивой работы Олега Янковского, который ради усиления актерского эффекта никогда не прибегал к игре лицевыми мышцами.
Сняв предысторию вселенски популярного телесериала, он как бы обнулил, перезагрузил эту историю. Очистил ее от многочисленных напластований и предложил начать с чистого листа. Недаром рабочим названием блокбастера было «Звездный путь зеро». После «зеро» легко могут последовать и другие цифры: первые просмотры показали, что подобный подход устроил как старых поклонников сериала, так и новую публику, почти ничего не знающую о его существовании.
Фильму не помешал бы сценарий, а то избыточное воображение мультипликатора то и дело вылезает за рамки сюжета. Но не оценить его гениальности никак нельзя.
Великолепная актерская работа Хавьера Бардема, сыгравшего мечтающего о смерти парализованного больного, в совокупности с умной, ритмичной режиссурой Аменабара заставляет смотреть эту камерную драму как масштабный, леденящий душу триллер.
Режиссера Манна не интересуют ни детство его персонажа, ни непростой путь того к славе, ни нынешняя болезнь Паркинсона. Он пристально изучает Али в моменты его наивысшей славы — именно они-то и являются самыми экстремальными.
Страшное варшавское гетто в «Пианисте» выглядит более реальным местом, чем спилберговские, к примеру, концлагеря в «Списке Шиндлера» (это опять же вопрос мастерства режиссера). И вместе с тем в этом гетто (как и во всей истории) есть что-то фантастическое, какая-то аура абсурда, которая наверняка имелась и в действительности и которую прочие режиссеры нам не давали почувствовать.
Постановщик «Бала вампиров» и «Ребенка Розмари», ребенком сам чудом выбравшийся из краковского гетто, безусловно, имел право на фильм об ужасах геноцида. Беда лишь в том, что глубоко выношенное маститым режиссером произведение вышло каким-то нафталинно-сиропным, не трогательным, не берущим за душу, заданным, никаким.
Сдержанно, без педалирования режиссер заставил новообретенные подробности работать на меланхолическое настроение фильма. Ничуть не утяжелив его вес, они, напротив, сделали до ужаса реальным ощущение невыносимой легкости бытия, в прямом смысле слова разлетевшегося в прах.
И новый, и старый «Борат» — своеобразная лакмусовая бумажка, по отношению к которой проявляют свои комплексы целые страны и нации, любое общество и каждый его член.
