«Убежище» — редкий пример хоррора, где тебя пугают не тем, что происходит на экране, а чем-то едва уловимым между монтажными склейками.
Кино у Пройаса, с его детскими рисунками, аккордеоном на заднем сиденье машины и шлягером «Sway», в итоге вышло не о «пустыни реального», а как раз-таки о ностальгической полудреме. С тех пор столь откровенных гимнов эскапизму как одному из проявлений свободы выбора жанр себе уже не позволял.
Выпущенный в начале 80-х «Рискованный бизнес» во многом ответственен за один из главных кинотрендов десятилетия — истории про пронырливых юнцов, добивающихся корпоративного успеха.
Лучше всего особое место, которое «Рио-Браво» занимает в пантеоне классических вестернов, иллюстрирует, пожалуй, тот факт, что это — любимый фильм Квентина Тарантино.
Один из главных отголосков «свингующего Лондона» в кино. Фильм, то ли и правда опередивший свое время, то ли так точно в него попавший, что мало кому было приятно смотреть.
Начиная именно с «Полиции» автор все больше стал походить на брутальную цифровую версию Терренса Малика, рисуя своих серьезных мужчин за работой через импрессионистскую тактильность. Даже выруливая к финалу на обязательную для Манна мужскую мелодраму, фильм все равно остается больше высказыванием про занавески, морские волны и ветер в этих чертовых усах — то есть о вечном.
Начиная с «Поздней весны» практически все его фильмы были вариациями на одну и ту же тему, и в каждом следующем Одзу пытался сказать не больше, а все меньше и меньше. Единственный в своем роде народный авангардист, он всегда предпочитал оставлять за границами экрана самое важное…
Меж тем ретроспективно «Новый свет» выглядит чуть ли не самым значительным высказыванием из позднего периода режиссера. Его эзотерический трансцендентализм всегда звучал тем отчетливее, чем в менее артикулированные уста был вложен.
Между тем за всем хай-концептом как-то проглядели собственно кино, а оно остается едва ли не главным творческим достижением команды умниц Джей Джея Абрамса. При всем расчете на вау-эффект «Монстро» по прошествии лет ни на йоту не утратил своей мощи и высится над всеми блокбастерами нулевых странным неопознанным объектом.
В лучших фильмах Хичкока всегда было слышно, как где-то на дне плещется зло, а в «Марни» режиссер к тому же был на абсолютном пике своей формы.
Существует избитое в узких кругах утверждение, что «Майки и Ники» в остальном сугубо комедийного режиссера Элейн Мей — это лучший фильм Джона Кассаветеса, который снял не Джон Кассаветес. Не поспоришь…
Значительная доля нынешнего созерцательного кино вышла именно отсюда, но этот странный эксперимент на стыке драмы, видеоарта и хореографии так никто и не побил.
Всегда снимавший будто через пару дополнительных защитных фильтров на объективе, Маль в итоге достиг здесь совсем уж буддистской отстраненности — и это парадоксальным образом лишь понижает мороз, гуляющий по коже, еще на пару градусов.
Несмотря на неброские средства, из лучших фильмов Уайзмана всегда начинал переть такой Беккет вперемешку с Кассаветесом, что результат получался в разы мощнее любой выдумки. И «Безумства» стоят среди них первыми — не только в смысле хронологии, но и, возможно, величия.
Центральный конфликт фильма накаляется и разрешается на танцполе, практически без слов. Это одна из лучших сцен, когда-либо снятых Дени, которая, судя по всему, хорошо понимает, что кино во многом — все-таки немой жанр.
Неприятные ощущения начинают возникать, когда вспоминаешь, что актер еще недавно был лицом хипстерского мелодраматизма. «Страсти» для него — хитрая попытка переноса своего романтического амплуа в реалии, грубо говоря, американских «Реальных пацанов».
Комбинацию из «Уолл-стрит» и «Аферы Томаса Крауна» авторы в итоге разыгрывают, не имея на руках нужных карт, по сути — отчаянно блефуя. Это тоже было бы нормально, не играй они при этом в дурака.
Просмотр в итоге оказывается сродни покупке поддельного телефона: вместо алюминия — пластик, вместо Джобса — Эштон Катчер.
Под конец остаешься с ощущением, что режиссерский замысел распространялся не сильно дальше идеи показать тебе одно из трех-четырех неприличных мест. По-своему это тоже достижение, но все же больше изобразительного толка.
Попытка переснять «Плохих парней» и «Последнего бойскаута» во времена, когда оба фильма уже сходят за великую классику из детства. По большей части «Стволы» и правда успешно несутся по накатанной пару десятилетий назад колее под названием «броманс».
Придуманный Милларом интересный коктейль (супергерои, на треть разбавленные подростковой комедией) кинематографисты уже во второй раз смешивают не в тех пропорциях, и два ингредиента благополучно друг друга нейтрализуют. Вся надежда на третью попытку, а то Хлоя Морец совсем подрастет.
«Молода и прекрасна» — странный казус и неожиданный повод для радости. В ней автор решил избавиться от обычно свойственного ему позерства и снял простое и искреннее кино, которое на автопилоте должно получаться у любого французского режиссера первого эшелона, но отчего-то получается не всегда.
«Перед полуночью» кажется таким же глотком непретенциозного свежего воздуха, как когда-то был «Перед рассветом». В зеркало, в конце концов, порой тоже стоит смотреться.
Это большое, громыхающее, красочное, словно ночной Токио, кино, которое не мучает излишней проработкой вселенной, но при этом снято с умом и чувством.
На втором часу, когда фильм окончательно идет вразнос, от него и правда начинает сводить скулы — на каждой второй сцене хочется свалиться со смеху на пол. Эммериху тем временем надо отдать должное: он уже которое десятилетие умудряется делать кино такой чистой и незамутненной глупости, что после него не стыдно ни за создателей, ни за себя.
