Фильм Алонсо свидетельствует о том, что поиск черной кошки в темноте зачастую бывает самым захватывающим занятием, куда более увлекательным, чем просмотр традиционных хорроров или готических историй, где нас искушают ужасом и сверхъестественными тайнами.
Опыт знакомства с произведениями такого рода делает нас уязвимыми и сверхчуткими. Ведь то, что демонстрирует нам экран, — это человечно, слишком человечно.
В финале остроумная театральная пьеса начинает источать флюиды кинематографического саспенса. Читка «Венеры в мехах» выходит за рамки безобидной игры, и ситуация достигает того зловещего предела, когда болезненный и томный слог Захер-Мазоха перестает быть просто текстом, а Ванда — Сенье от слов переходит к делу. Именно в этот момент торжествует гений Поланского, с упоением раскрывающий перед нами инфернальную сторону жизни.
Затрагивая проблему подростковой жестокости, Мишель Франко не пытается препарировать зло как таковое. Очень точно и выразительно — брошенным взглядом, репликой, вторым планом мизансцены — режиссер обрисовывает среду и считывает пубертатные комплексы и инстинкты, из которых произрастают юношеская «испорченность» и гниение духа. Он ограничивается визуальными намеками и не углубляется в изучение истоков насилия.
Василий Сигарев коснулся табуированной темы смерти, но волнует его не мертвое, а чувственное, то эмоциональное состояние, в котором находится человек, переживающий ужас утраты, как он живет с этой травмой, как справляется.
Апхичатпхонг не дает ответов, но и не задает «проклятых» вопросов, которые побуждали бы зрителя вгрызаться в ткань фильма и докапываться до авторских проговорок. В «Дядюшке Бунми…» даже самую сокровенную авторскую идею, пережитый опыт или историческую отсылку зритель вправе интерпретировать, как ему вздумается. Ценность фильма состоит в акте творческого взаимодействия неведомого контекста с фантазиями, которые он пробуждает в нашем сознании.
Здесь нет «красивостей», нет искусственных монтажных склеек, благодаря которым фильмы выигрывают в динамике. Зато воплощается главное — камера схватывает на лету и выстраивает в непрерывности кадров открытую эмоцию, грандиозный сюжет на тему взаимоотношений казахской степи и человека.
