И как ни удивительно, сегодня первый «Терминатор», несмотря на устаревшие спецэффекты, смотрится, пожалуй, даже во многом актуальнее второго.
У шестисерийного первого сезона «Людвига» есть все шансы на долгую счастливую жизнь в телеэфире.
Главная удача сутулого кудрявого Вулфа в том, что Коэн в его исполнении остается живым человеком и не превращается в памятник даже в самых анекдотических эпизодах.
Народное кино в России снимать практически разучились, а «Анора» — это именно оно. Это фильм, на котором полагается сначала долго смеяться, а потом горько плакать.
«Гротеск» выстроен вокруг самых сильных сторон метода Мерфи — инфернального чувства юмора и способности легко пренебрегать границами хорошего вкуса.
Впрочем, нет смысла всерьез ругаться на народный ромком, зато можно зафиксировать возрождение жанра самого по себе. В этом смысле «Никто этого не хочет» не столько самостоятельное произведение, сколько очередная вершина тренда.
Тем не менее даже испорченный финал сериала не отменяет того, что попытка нового осмысления текста Семенова имела все шансы на успех. Уместны здесь и новые акценты, и некоторые радикальные кастинговые решения, и даже слегка комиксовая эстетика кадра.
Привлекая и отталкивая зрителя, Леоне ни в коем случае не говорит о притягательности зла. Перед нами виртуозное представление, смеяться на котором приходится почти так же часто, как и кричать от ужаса.
«Большой потенциал» чисто формально следует канонам по определению социального детективного жанра, но на деле является исключительно эскапистским, очень комфортным шоу.
То, что выделяет «Очень королевский скандал» от той же «Короны» — честная попытка хотя бы на экране обострить образы членов королевской семьи, сделать их не такими уютными, как это принято.
«Пингвин» — это постмодернистское приключение, в котором классические архетипы ведут охоту друг на друга на улицах настоящего Нью-Йорка, кокетливо раскрашенного в чуть выцветшую гамму классического фильма-нуар.
Режиссера вполне устраивает, что у его фильма нет ни какой бы то ни было идеи, ни даже связного сюжета. «Одинокие волки» в итоге благополучно разваливаются на отдельные сценки. Но зато какие это сценки!
Презрительно названный голливудским финал на деле не только ссылается на дебют постановщика «Райское озеро», но и говорит о преждевременной утрате невинности новым поколением, которое предоставлено само себе ввиду беспомощности взрослых.
Фаржа формулирует свой творческий метод в максимально мощном выражении очень простых вещей, и ее вторая картина в этом смысле — своего рода манифест.
Концептуально Солнье в «Ребел-Ридж» фактически предлагает новый путь развития для жанра боевика, который сам по себе уже давно дрейфует в сторону нишевого ретро.
Однако на самом деле, постоянно меняя стилистику, сценаристов и прочий инструментарий, Лантимос остается верен своему основному мотиву.
Все линии сравнения неслучайно уходят в более или менее отдаленное прошлое: если «Ворон» в чем-то похож на своего героя, то в том, что тоже напоминает не очень свежего мертвеца, пытающегося скрыть следы разложения примитивным макияжем.
«Ловушка» — это не триллер и не комедия, а помесь смачной байки, похабной частушки и криминального романса. Коктейль дурацкий, легкомысленный и внешне расхлябанный, но с задачей развлечения на вечер справляется безупречно, а большего тут и не требуется.
В сериале показывается не столько творческий метод или процесс создания произведений, сколько способ смотреть на мир начала ХХ века, сам собой складывающийся в сюрреалистический коллаж.
Однако этот перфекционизм необратимо утяжеляет фильм о виде спорта, в котором так важна не просто импровизация, но именно что полет.
То шапито, в которое режиссер превратил подвиг британских головорезов, выглядит более адекватно времени, чем победные реляции на голубом глазу.
Глейзер вовсе выносит любую правду персонажей за скобки, он не банализирует, а рутинизирует людоедское существование Хессов.
Из прекрасного актера Оуэна, как ни старайся, не получается Богарт — сменилась эпоха, вины Клайва здесь нет. Так что и кино получается совсем другое. Здесь нет наэлектризованной атмосферы, свойственной фильму Хьюстона, нет и жесткой, лаконичной чувственности прозы Хэммета.
«Сказка» принципиально не дает ответов, настаивая на том, что воссоздает пространство прежде всего фантазийное и только потом — метафорическое. Это игра воображения большого русского мыслителя. Пользуясь напрашивающейся формулой, это ложь, но переполненная мириадами намеков — нет, не на текущий момент, а на всю историю человеческой цивилизации.
Вместо штампованной истории успеха «Дурные деньги» предлагают ловко смонтированные в полифоническую хронику скетчи.
