«Левиафан» — мрачное и сильное кино, по которому когда-нибудь будут судить об атмосфере путинской России. Те, кто в ней не живет, судят уже сейчас.
Эта картина Кончаловского — одна из лучших и главных в его обширной фильмографии — отвечает наконец на вопрос о главной теме его творчества.
Об этом снимал Герман, чья картина выходит ровно тогда, когда нужно. Об этом писал молодой Иванов, может быть, еще не сознававший до конца, сколь важную коллизию он разрабатывает. И об этом снимает сегодня Велединский, чья картина — важнейшее христианское высказывание последних лет.
Федор Бондарчук снял фильм не о том, почему «мы» победили, но о том, что делала из людей битва; о том, как сверхдавление порождает сверхчеловека.
«Роль» — умный фильм с глубоким и точным смыслом, фильм о том, что вся русская история состоит из чередования ролей, что и война, и революция — не более чем их чередование;
Сразу хочу сказать, что фильм Сергея Урсуляка хорош вне зависимости от того, насколько точно он следует Гроссману (в деталях — удивительно точно, в целом — категорически нет, и это обычная история для советской и постсоветской кинематографии, которая отлично переводит на свой язык эффектные частности, но целостных концепций почти не генерирует: очень мало у нас режиссеров с мышлением Эйзенштейна или Довженко, даже и Тарковский не мыслитель ни разу).
А в общем, все у них получилось. И знаменитые бусловские флешбэки и флешфорварды (забеги назад и вперед), и точный, любовно воспроизведенный образ всенародного героя, и совершенно справедливая мысль о том, чем была бы Россия без него.
Я не помню в русском кинематографе столь жестокого и притом столь женского фильма: Смирнов умудрился обойтись без натурализма и добиться нужного эффекта средствами искусства.
Претензии, конечно, не к картине, а к эпохе, которая все никак не желает заканчиваться, — а впрочем, и к картине тоже. Кто мешал потратить все эти деньги и силы на экранизацию другого пелевинского текста — скажем, «Жизни насекомых»? Технически это было бы трудней, а по сути — актуальней.
Между тем эта картина — вторая режиссёрская работа Миндадзе после дебютного «Отрыва» — интересна главным образом не обращением к одной из самых загадочных советских катастроф и даже не киноязыком: по сравнению с «Отрывом» эта работа менее радикальна, и хотя от зрителя по-прежнему требуется напряжённое всматривание в кадр и вслушивание в лаконичную полувнятную речь персонажей, это, в общем, понятный фильм, не сложней «Армавира».
Пичул, видимо, слишком ориентирован сейчас на зрителя-профессионала, которому доставляет собственное снобистское наслаждение решать за режиссера его задачи. Следить за соотношением крупных и средних планов, ритмом, движением камеры и прочими вещами. А я хочу кино смотреть. И засыпаю.
Слабый драматургически, затянутый и конфетно красивый «Аватар» — очень важное кино. Очень этапное. И очень страшное.
Картина Месхиева и Тодоровского виделась мне уже, скорей, документом, знаком эпохи — и в этом смысле даже ее относительная неудача сыграла символическую роль в истории нашего кино. Это очень честная картина, отразившая слом времен помимо желания и замысла авторов.
Мне кажется, «Исчезнувшая империя» — лучшая из его картин: и по точности ощущения эпохи (здесь ей уступает и упомянутый «Курьер»), и по ненавязчивости авторской позиции.
Пока Муратова не кончит рассказывать свои две истории, никто из нас, зрителей, даже ругаясь про себя, даже краснея за любимого мастера, тоже не выйдет из зала. Держать она умеет.
«Груз» — фильм выдающийся: возможно, главное кино года.
Почти без политики и особых напоминаний о времени действия Смирновой удалось сказать о двухтысячных годах нечто более серьезное и внятное, чем большинству ее коллег.
Исключительно умное кино, и за этот счет оно сильно проигрывает в изобразительной силе, эмоциональности, темпераменте
Фильм Павла Лунгина «Олигарх» развел меня, как лоха: быстро, просто и талантливо. В лучших традициях легендарного прототипа. Первые минут пять после просмотра я искренне терзался ностальгией по 90-м годам.
Снежкин снял очень легкую картину. И жизнь вечных девочек и жалких мальчиков тоже, в сущности, легка. Степень их нищеты и неприспособленности такова, что надежды на исправление нет и усилия прикладывать незачем.
Только одно в этой действительно очень слабой, старчески-слабой картине принципиально хорошо: диагноз, поставленный времени. Тому самому времени, которое Соловьев восторженно приветствовал трилогией из «Ассы», «Розы» и «Дома».
