В руках Питера Джексона сюжет о Кинг Конге, бывший синонимом голливудского кича, превратился в штуку посильнее «Тристана и Изольды».
То, что действительно важно, и то, без чего фильм так и остается эскизом большого киноромана, — это обильные беллетристические ответвления сюжета, набросанные вокруг главного героя недопустимо скупыми штрихами.
Однако Зомби явно растет как режиссер: если в первом фильме он неразборчиво рычал «мама», то тут уже внятно звучит «мясо!». Страшно подумать, что будет, когда автор выговорит слово «электричество».
Чтобы привлечь публику в кинотеатры, прокатчикам даже пришлось пообещать вернуть деньги тем зрителям, которым кино не разобьет сердце. Зарок, прямо скажем, рискованный после той интенсивной атаки, которую провела зимой Малышка на миллион, у многих на этом месте образовалась малочувствительная мозоль.
«Дитя» — это прихотливая клякса, тест Роршаха, в котором один разглядит изощренную социальную критику, другой нехитрую проповедь христианского сострадания к падшим, а третий просто лав-стори. Но все эти трактовки будут больше говорить о зрителе, чем о самом фильме.
Жмурки действительно веселы, циничны и антиинтеллектуальны, но ощутимый элемент социальной сатиры делает смех несколько болезненным как будто это нас, а не героя Панина ранили пятнадцать лет назад в уличной разборке.
Добра на экране так много, что едва ли у кого-то, кроме кинокритиков и инспекторов по работе с несовершеннолетними, хватит иронии и цинизма устоять перед его парализующим напором.
К звездам летит не памфлет здорового скептицизма, а скомканная побасенка о путешествии неудачника Артура Дента на край Вселенной за простым человеческим счастьем. Она, разумеется, смешна, а временами даже уморительна, но уж слишком похожа на фанатское посвящение, понятное только своим.
Стилистически «Город грехов» доведенный до абсурдного совершенства фильм нуар. Такой, каким его снимали в 40-е…
Если вы хотите заглянуть в ад — вам как раз сюда. Плавится воздух, ребрами белеют голые деревья, ублюдочные солдаты вырезают скотоподобных аборигенов. Обычные «проклятые вопросы» вестерна звучат в этих декорациях с каким-то совершенно горячечным надрывом.
В своем тяжелом подвижничестве Константин абсолютно карикатурен: его драма это драма домохозяйки, вышедшей с тапком наперевес на захваченную тараканами кухню. Но все это ради благой цели, плакатной доходчивости образа праведника-хулигана. Ведь один кадр, в котором прокуренного циника эвакуируют на небо, показывает зрителям безграничность высшей милости куда наглядней, чем стопка скучных свято- отеческих брошюрок.
Смешная предпенсионная суета неудавшегося писателя и невезучего актера внешне ничуть не напоминает надрывные фильмы о кризисе позднего среднего возраста. Затянувшееся скольжение героев по краю жизни происходит легко и без напряжения, под нежные синкопы послеобеденной музыки.
Главное, что следует знать о Машинисте, это имя исполнителя главной роли. Здесь американский психопат Кристиан Бэйл, скинувший ради роли эдак четверть центнера, играет токаря-фрезеровщика Тревора Резника. Все остальное в фильме Андерсона следствие удачного подбора центрального актера.
«Чужая» ведь вообще трагедия. Редкие, лаконичные сцены слаженного скоростного насилия не стремятся закошмарить несчастного зрителя — тут, скорее, впору говорить об эффекте «качелей», веселом социальном реализме, смехе над замиранием собственного сердца, помеси Гоголя с «На дне».
Предсказуемый анхеппи-энд наступает медленно, крадучись, с отлично просчитанным саcпенсом и главное — с поэтичностью, совершенно неожиданной для этого довольно безжалостного режиссера.
Разумеется, отгрохать на экране такую дымную громадину, какие удавались его отцу, Федор Сергеевич не может — просто не по карману. Но и свои скромные два вертолета младший Бондарчук снимает с гордой непринужденностью аристократа, явившегося на званый ужин в тельняшке.
Рыхлое, возмутительно алогичное шапито с Миллой Йовович. Нелепой, жалкой, неспособной даже накосячить на «Золотую малину».
Конечно, набрав в группу таких исполнителей, трудно было получить что-то безнадежное, и актеры таки вытаскивают все саспенс-сцены своей психологической игрой. Но сюжет допускает слишком много лишних движений в одних местах и, напротив, неправдоподобно зависает в других, напряжение то и дело рвется, и постоянные сбои не дают состояться нормальному мейнстрим-боевику
Наблюдать развитие платонического романа мальчика и девушки довольно неловко, актерская игра тут напоминает чрезмерно интимную аллюзию на дочки-матери.
Режиссер Ли Дэниелс в итоге таки выруливает к надежде, вере в безграничные способности человека привыкать ко всему и любви — разумеется, в широком, гуманистическом толковании этого слова. Зачем смотреть все это русскому зрителю — не вполне понятно.
Гораздо острее и глубже злорадное удовольствие видеть, как одним кликом мыши сотрудники Пиксара обессмыслили полдюжины грядущих игровых блокбастеров. Ведь после Суперсемейки сил смеяться над постными физиономиями Электры Начос или Бэтмена уже просто не останется. Ни у кого.
Не страшно, что продюсеры хотели снять что-то легкое и необременительное, страшно, что они не нашли ни одного режиссера, способного рассмотреть в столице не второй Мумбаи, а Третий Рим или хотя бы Вавилон.
Конечно, волшебное представление безбожно затянуто, как всякий героический эпос. Но не будем занудами: ясно же, что для Бодрова «Кочевник» — это всего лишь разминка перед «Монголом».
