Если тут к чему и придираться, то только к финалу, который слишком упрощает и уплощает заявленную изначально многозначность, сводя итоги сексуального раскрепощения героини к банальному навыку притягивать чужие взгляды. Но бог с ним, с неуверенным финишем. Он и в сексе не всегда важен. За умение смотреть не только на женщину, но и в женщину этому фильму можно простить всё.
«Джуди» нельзя назвать великим фильмом. Он довольно традиционен по форме и держит всего одну ноту, не допуская никакого разнообразия. Суть в том, что ноту эту берет Рене Зеллвегер — актриса, которая прекрасно знает, что такое цена успеха.
Сказка у «Диснея» в очередной раз не сказывается — возможно, потому, что о волшебстве тут теперь думают в последнюю очередь.
Классические антиутопии полны шума и ярости. Иногда явно, а иногда между строк читается язвительный сарказм: вот оно, ваше идеальное будущее. Фильм Маскаро устроен хитрее.
Это комедийная мелодрама с красивыми пейзажами, смешными словесными перепалками, танцами и неизбежным хэппи-эндом. К чести режиссера, ее незатейливая лучезарность ни на секунду не кажется наигранной.
Фильм Любови Борисовой демонстрирует все чудеса, на которые способен якутский кинематограф. Тут и умелое использование северной натуры, и отличные актерские работы, и лаконичный сценарий, основанный на литературном первоисточнике (тоже, естественно, якутском), и умелое смешение трагического и комического. А главное — это доброе кино без всяких кавычек.
Задача этой и любой другой феминисткой ревизии — раскачать и растрясти застывший канон, в котором набор ролей и выбор сюжетных схем для женских персонажей не отличался разнообразием. В этом смысле история Офелии так же вечна, как история Гамлета, и повторяется она до сих пор, с поправкой на эпоху.
«Сторож», по всей видимости, — самое личное произведение режиссера, радикальный творческий акт, похожий на ту операцию без наркоза, которую в кадре с помощью ножей, вилок и ведра с хлоркой делает один из главных героев.
Сравнивая «Давай разведемся» с европейским кино на ту же тему (а там процесс распада традиционной семьи обсуждается уже как минимум несколько десятилетий), становится очевидным, что наш локомотив плетется в хвосте. Впрочем, с чего-то же все равно надо начинать.
В широкий прокат такой картине всё-таки рановато. Её уровень — фестивальная «эка невидаль». Тоже, в общем, неплохая позиция. Многие режиссёры, которых мы сейчас знаем как классиков, начинали именно с неё.
Лучшее, что есть в фильме, — отношения героини с дочерью-подростком. Это единственная сюжетная линия, в которую заложен хоть какой-то драматургически проработанный конфликт.
Опыт главного героя близок всем, у кого хотя бы раз в жизни проносилась в голове мысль о правильной загранице и неправильной родине. Тошнотворной, невежественной, идиотской, отталкивающей — и далее по списку.
Ужас фильма — не в отпиливании голов и не в изнасиловании немецкими специалитетами, а в наглядной демонстрации того, что царство теней всегда находится рядом с царством света.
Анализируя историю человечества и окружающую действительность, герои будут все чаще заглядываться друг на друга: если им так интересно вместе, то, может, это и есть любовь?
Картина Германа рассказывает не только и не столько о Довлатове. Это еще и сон об ушедшей эпохе, увиденный из настоящего. Притча о людях, которые во время стагнации государства — стагнации как экономической, так и нравственной — сохраняют мысль, честь и совесть.
Зрителя вжимает в кресло на первых же кадрах этой картины и не отпускает до самого финала.
Пон Джун Хо рассказывает свою историю с такой фантастической энергией, с таким мальчишеским задором и с таким азартом, которые и не снились работникам голливудского конвейера. Оказывается, старая добрая антиутопия по-прежнему живее всех живых. Только надо отдавать сценарии в правильные руки.
«Нимфоманка», заявленная как порнофильм, на деле оказалась интеллектуальной комедией. Разговоров здесь гораздо больше, чем половых актов, да и сняты постельные сцены так, что возбуждение, наверное, последнее чувство, которое они могут вызвать.
После ухода Пины балетные критики жалели, что вместе с ней, вероятнее всего, ушло и ее хореографическое наследие: эту партитуру движений сложно реконструировать, да и такие спектакли не могут существовать без своего режиссера. Благодаря фильму Вендерса попасть на представление легендарного вуппертальского театра теперь может каждый.
Боевые сцены в «Великих мастерах» выглядят не как поединки, а как идеально поставленные хореографические номера: каждое движение отточено, лица сосредоточены и спокойны, а вместо криков и хруста костей зритель слышит торжественную музыку.
Получилось кино, равновеликое своему предельно серьезному, интеллигентному и немного скучному главному герою, который ходит в старых дедушкиных ботинках и изо всех сил стремится доказать свою правоту.
Очень точный, очень правдивый и очень страшный портрет страны — страшный настолько, что многие иностранные журналисты его просто не поняли.
«Надежда» должна была стать бомбой — а стала всего лишь хлопком. Романтическая история, снятая с непривычной для Зайдля трогательностью и даже нежностью, не содержит никаких шоковых сцен и не поддается обобщениям, так что растоптать надежду, как ранее веру и любовь, у режиссера не получилось.
В этом фильме есть что-то от классических голливудских мелодрам или от всеми любимого «Москва слезам не верит» — это житейская история про обычных людей, которые вполне могли бы оказаться твоими соседями. Бытовые диалоги прописаны с виртуозностью, давно забытой не только в Голливуде, но и в европейском кино, немолодые актеры играют с энергией и страстью 20-летних.
«Драйв» — дистиллированное кино, настолько прозрачное и очищенное от примесей, что его совершенство временами физически невыносимо. При этом в нем нет прямых цитат — только туманные отсылки, тонкие намеки, какие-то смутные воспоминания о том, что все это уже где-то было.
