Это, должно быть, самый наглый проект в новейшей истории Голливуда, в этом его слабость — и в этом, конечно, его сила.
«Малавита» благодаря актерам (особенно Пфайффер) и занятному первоисточнику все равно лучшая режиссерская работа Бессона лет этак за 15.
«Пленницы» так похожи на большое кино, что есть соблазн не замечать их слабостей. Персонажей, пропадающих в никуда. Улик, в самый нужный момент выпадающих из шкафа. Небрежно прописанного злодея. Но в первую очередь — неспособности Вильнева потянуть заявленный вес.
В «Риддике» при всей его стоеросовости с горкой насыпано всего, чего так не хватает в современном стерильном сай-фае. Видимо, Ричард Б. Риддик никогда не вернется домой, на планету Фурию; видимо, этой планеты уже нет.
Можно не обращать внимания на скучноватую Бреслин, дешевые спецэффекты и крайне скудный хоррор-арсенал Натали, но грустно наблюдать, как амбициозный проект в середине стремительно превращается в мистический триллер для кабельного телеканала, третий отжим «Сумеречной зоны».
Поруганная женщина в жестоком мужском мире — образ, утягивающий сюжет в телевизионный формат биографии; не стоило ли тогда просто сделать кино документальным?
Фильм-омнибус — довольно скомпрометированный формат, но только не для ужасов: жанр, который зачастую держится на одном-двух приемах, в коротком метре сплошь и рядом смотрится выигрышнее, чем в полном.
Моментами «Ледяной» отлично — хотя и не всегда, кажется, намеренно — работает как черная комедия: с небольшими, но запоминающимися ролями Дэвида Швиммера и Криса Эванса, с неизменно убедительным Лиоттой и, конечно, с выдающейся работой парикмахеров.
Сюжет снабжен необходимыми по законам жанра поворотами, но они вполне прозрачны, и дело, конечно, не в них, а в веселой энергии, которой дышит действие.
«Фрэнсис» остается саркастической комедией нравов… Но режиссер «Кальмара и кита» и «Марго на свадьбе», умеющий быть безжалостным как мало кто, впервые с легкостью идет на компромиссы — потому что впервые, кажется, снимает не о себе.
«Полночь» — по понятным причинам самый зрелый и неизбежно самый невеселый в трилогии, но в нем есть и почти восточная отрешенность, спокойная, отчасти оптимистическая мудрость. Не в области отношений, а в отношении каждого человека в отдельности — в попытке найти ключи к той невидимой булочной, где пропадают десятилетия, а не найдя — смириться.
У него хватает содержания, но катастрофически не хватает дыхания на взятый хронометраж: посмотрев на часы после очередной решающей битвы, с ужасом обнаруживаешь, что впереди еще полфильма. В результате многотонный летний блокбастер странным образом проигрывает украшающим его виньеткам и просто рушится под тяжестью второстепенных линий и дополнительных смыслов, как железнодорожный мост, по которому мчится поезд с серебром.
Когда во второй половине тон «Пены» радикально мрачнеет, уже поздно: героев невозможно воспринимать иначе как тряпичных кукол на длинных ножках, и все попытки Гондри вдохнуть в парад спецэффектов какие-то эмоции выглядят искусственными вдвойне.
Если в двух словах, это фильм «Тор», только без шуток.
И первые полчаса — стремительные, остроумные, намекающие на множество будущих интриг, — вполне и даже подозрительно точно оправдывают ожидания. То, что происходит в оставшиеся полтора часа, не то чтобы плохо, скорее — недостаточно хорошо.
«Что-то в воздухе» — универсальный фильм о юности как таковой, о таких ее важнейших свойствах, как хрупкость и переменчивость. Юным свойственно менять идеалы, потому что собственных у них все равно нет, и менять любимых, потому что они ничего друг про друга не знают, — это не хорошо и не плохо, и в этой картине нет хороших и плохих.
Больше всего «После нашей эры» похож на рассказик условного Аркадия Гайдара, и недоумение, которое он вызывает у зрителя, — прежде всего, недоумение взрослого человека, пришедшего на фантастический боевик с Уиллом Смитом, а вынужденного смотреть назидательную сказку о попытках смазливого и, чего уж, не слишком обаятельного тинейджера заслужить папино уважение и его приключениях среди львов и орлов.
Филлипс, заканчивая франшизу, ленится выдать добавку и выжимает остатки сока из того, что есть. Не замечая, что его черный юмор уже прошел стадию цинизма и превратился в необаятельное злобствование, а его герои, задуманные лучшими друзьями, уже и сами не могут смотреть друг на друга без содрогания.
Все обычные козыри испанца при нем — прежде всего, совершенство формы и безупречный тайминг. Но сатира спотыкается тут о треп про члены, фрагменты мелодрамы — о сатиру, и в целом, чего уж там, любые пять минут фильма «Аэроплан!» смешнее, чем эти полтора часа.
Вот что действительно фатально это режиссерская робость, в которой — уж в чем в чем — Лурманн прежде замечен не был. Он прячет ее за внешней лихостью, но трусит отчаянно и ведет себя, как школьник у доски: поначалу выпендривается, а потом сдается и переходит к неизобретательному, монотонному пересказу, чуть что хватаясь за любезно оставленные Фицджеральдом подсказки.
Во французском криминальном кино не слишком развита традиция buddy movie — Бельмондо партнеры ни к чему, — и авторы, словно извиняясь, ставят Омару Си на полку коллекцию «Смертельного оружия». До которого «Шуткам», пожалуй, так же далеко, как и до «Профессионала», но в этой провинциальной честности есть что-то обезоруживающее.
И — о чудо! — впервые за много лет вонговская нарядная меланхолия почти не выглядит претенциозной, поскольку служит истории, а не является ее единственным содержанием. И поскольку лиц тут разбито даже больше, чем сердец.
Можно не сомневаться, что из-за некоторых сюжетных поворотов фанаты комиксов поднимут вой, но интересно, конечно, не это (и даже, по правде, не сами повороты) — а то, что режиссеру позволили такое сделать: похоже, времена и правда меняются.
Из этого можно было делать фарс (но тут, по правде говоря, очень мало смешных моментов), можно докручивать Кассаветеса (но для этого маловато силенок, хотя актеры стараются), а Атталь в итоге укрывается в беззубой комедии нравов. Дойдя до определенного предела — уже, в принципе, спустив брюки, — фильм замирает в нерешительности, начинает задумчиво ходить по комнате и предсказуемо валится на пол.
Это страшно, это парадоксально смешно и это довольно монотонно — хотя Такеши временами уходит в чистую черную комедию несколько расистского толка, а кровавыми кляксами пишет вполне осмысленное полотно о смене вех, о том, как новый прагматизм подменяет какой-никакой этический кодекс якудза.
